Версии неотложной непроходимости

Реформы - это туда

Почему Зеленский не требует от нардепов своей же фракции приоритетного прохождения через Раду «неотложных» законопроектов?

Вариантов несколько:

1. Законопроекты на самом деле не «неотложные», а так, фигня, мало ли что на них написано. Никто и не имел в виду, чтобы они действительно стали законами. Тот самый вариант, по которому Порошенко и его коалиция утопили конституционные поправки по децентрализации.

2. Законопроекты таки «неотложные», но только для Зеленского. Нардепы, и прежде всего Слуги, считают иначе, потому что кому ж интересно мнение какого-то Зеленского, кто он такой вообще. А Зеленский и не настаивает, потому что деликатный очень. За это его и любят.

3. Национальная парламентская Матрица. Никаких законопроектов вообще не существует, и Зеленского тоже. О чем вы говорите? «Ложки нет». Тук-тук, Зео.

4. На повестке дня Рады стоят такие грандиозные свершения, что никому не сдались какие-то «неотложные». Вот список свершений на утро, вот на вечер. Пищеварением заняться некогда.

5. Татаров с Портновым вытерли Зеленского с его «неотложностью» тряпочкой и выжали ее туда, куда они обычно такие тряпочки выжимают. И теперь через Ермака управляют Слугами от имени мокрой тряпочки и ведёрка с этим самым.

6. Зеленский намерен обратиться к Байдену, чтобы тот поспособствовал прохождению через Раду «неотложных» законопроектов. И НАТО пусть подключается, а то че они. Им же нужен прогресс реформ в Украине? Так чего они тянут?

7. Нардепы ждут реальных стимулов, чтобы начать работать. Ощутимых таких. А сейчас у них только нереальные стимулы для того, чтобы НЕ работать.

8. У нас вообще ничего не работает, кроме коррупции, чего вы вообще от власти хотите, не понимаю.

9. Ваша версия?

Когда не оставляют вариантов

Джо Байден и Йенс Столтенберг на саммите НАТО в Брюсселе, 2021 год

Коммюнике по итогам саммита НАТО очень ясное в отношении России: уважаемая геополитическая сверхдержава, будешь плохо себя вести — будешь стоять в углу с горящей от ремня попой. Потому что достала уже борзеть. Вариантов не оставила.

В отношении Украины тоже сказано вполне ясно: будет настоящая борьба с коррупцией — будет и ПДЧ в НАТО. Выбор за нами. Или нам НАТО нужнее, или коррупция. Но только на деле. Семь лет намерений и радужных мыльных пузырей — это прикольно, но нужен результат, который не лопается. Что-то непонятно? Как добиться? Перестать жаловаться, что не работается. Тяжело даётся судебная реформа? Ай-я-яй. Трудно перестроить таможню, налоги, размонополить олигархические структуры? Ну надо же. «Теневое государство» сильнее «нетеневого» и никак не соглашается само стать слабее? Ути-пути.
Или коррупция, или НАТО. Прямым текстом. Чтоб даже у тупых вопросов не осталось.

А до тех пор как же мы без НАТО будем противостоять вот этому, который в углу с горящей попой? Да так же, как и раньше. Кровью и жизнями наших ребят. И вопреки нашей любимой коррупции, которая нам только на словах противна, а на деле мы ради неё и от реформ уклоняемся, и от демократии отлыниваем, а уж идеалы революции достоинства как успешно-то заливаем чёрным кэшем, просто любо-дорого смотреть.

«Почему мы до сих пор не в НАТО»? Вот именно поэтому. Потому что нам на самом деле это не НАТО, и мы это не устаём наглядно демонстрировать уже семь лет. Не оставляем вариантов.

Громкий пшик, припудренный душистым пиаром

(с) Сергей Елкин

Не знаю, как будет раскручиваться «дело Семенченко-Шевченко», но чем оно закончится ясно уже сейчас. Точно тем же, чем закончилось дело Савченко-Рубана. Его бросят на полпути, поскольку будут не в состоянии довести до хоть какого-то вразумительного итога из-за тщательно сберегаемой недееспособности правоохранительной и судебной системы.

Дело Корбана, начатое грандиозным шоу со спецназом и вертолетами, слили — а какие были вопли в медиа, какие судебные заседания с судьей Чаусом в председателях и Богданом на адвокатской скамейке. Дело о гибели четырёх нацгвардейцев при взрыве гранаты под Радой без движения уже шесть лет — а какие были заявления бессменного Антона Геращенко, какие обещания, что мы все «содрогнёмся» от предъявленных доказательств заговора и умысла. А что там с пропажей вещдоков из дела по расстрелам на Майдане, переданных на ответственное хранение в МВД под чуткий контроль Авакова? Закончена ли проверка тех, кто провалил предыдущую проверку по их трагической утрате?

Все это было при Порошенко, у нас все будет иначе, говорит нам ОПУ, бывшая АПУ. У нас все будет иначе. Когда будет? У вас дело об убийстве Шеремета откровенно застряло на этапе презентации подозреваемых и громкого пиара, который вы теперь мечтаете и стесняетесь за собой подтереть. У вас нежелание и неспособность довести до суда дела о нападении на Стерненко стали поводом посадить самого Стерненко. У вас граффити на Банковой вызывают острую потребность отмыть здание, а заляпанная провалом спецоперации с «вагнерами» репутация — сделать вид, что эта субстанция вам к лицу. Это уже точно ваше, на предшественников не спихнёшь. Вы Семенченко не с вертолётами брали, нет? Жаль, хоть что-то осталось бы на память после того, как вы и здесь устанете взбивать мыльную пену.

Да, у нас классный движ с санкциями РНБО. Спасибо. Хоть какой-то инструмент нашёлся, которым можно демонстрировать решимость. Но внесудебные санкции против Медведчука не заменяют разрушенную и сопротивляющуюся даже призывам к ремонту судебную систему, а лишь подчеркивают ее катастрофическое состояние. А без нормального суда мы не демократия, а пастбище для коррупционеров и стрельбище для Кремля.

Зеленский обещает, что через три года реформу судебной системы он закончит. Говоря так, он ничем не рискует, потому что выполнить обещание он может хоть сейчас. Нет ничего проще, чем объявить что-то законченным. Не начатое вообще легко успешно заканчивать. Вот как с «кризисом КСУ» — пока не рвануло опять, можно делать вид, что кризиса нет (а ещё лучше — не было). А потом сразу выборы — и можно уходить в конструктивную оппозицию, критиковать следующую власть за отсутствие того, что ты не смог родить в свою каденцию, регулярно напоминая, что сделал для реформ больше, чем все предшественники. Жаль, что не сами реформы, но вообще-то это вы уже придираетесь.

(с) Сергей Елкин
(с) Сергей Елкин

Сюжет президентства Зеленского, хочет он того или нет, скатывается к сюжетной схеме президентства Порошенко. А чего удивляться? Номенклатура та же, регламенты те же, навыков не добавилось, ответственности и политической воли тоже. Аваков и его успешный «испытательный срок» тому свидетельство.

[ Опубликовано также на Site.UA ]

Принцип накопления ошибок, или Реформация с видом на деградацию

Конституция Украины

Я довольно часто пишу о том, что у нас не просто приведена в негодность судебная власть, а нарушена целостность законодательства

Системы, в том числе общественные, редко успевают фундаментально подстроиться к быстрым переменам. Для того, чтобы они продолжали работать в изменившихся условиях, в них внедряются компромиссные временные доделки-заглушки – обычно для того, чтобы успеть выработать решения постоянные и системные.

Но из-за недостатка времени, ресурсов или компетенций такие временные решения (которые с точки зрения системного подхода являются ошибочными) приживаются, становятся постоянными, и тем самым разрушают цельность того, что призваны поддерживать. Со временем накопление ошибок может привести к тому, что система сохранит лишь видимость работоспособности, потеряв большую часть функциональности.

После этого у нее будет только два пути – или стремительная деградация, или рефакторинг, пересоздание на какой-то новой платформе.

То же самое касается и национального законодательства.

Целостность законодательной среды обеспечивается тем, что новые принимаемые законы обычно опираются на другие действующие законы, которые, в свою очередь, опираются на Конституцию. И пересмотр любого закона, на который опираются другие законы, вызывает необходимость пересмотра всего, что было принято ранее на его основании. Если этого не сделать, более новые законы, которые ссылаются на положения измененного как на основания их действия, могут это основание просто утратить, а цельность законодательства как системы будет нарушена. Эта неприятность не отменяет такие законы автоматически, но дает повод поставить под сомнение их собственную законность (заявить об их ничтожности целиком или в какой-то части), и пока они там стоят, просто их не выполнять.

Конституция Украины
Конституция Украины

Если, например, Верховная Рада принимает закон с нарушением своего регламента (который тоже является законом), новопринятый закон можно считать ничтожным с момента принятия, как бы он ни был хорош и разумен. А если регламент Верховной Рады не отвечает требованиям Конституции, то и сам регламент можно считать ничтожным, а все принятые депутатами при таком регламенте законы становятся уязвимы как принятые на ничтожных основаниях, и любой грызун с правом обращения в Конституционный суд их может просто отменить по формальным основаниям.

Целостность законодательства – это ситуация, когда такое невозможно. И эта ситуация – не наша.

Вспомним историю с парламентской коалицией, которая в предыдущем созыве Верховной Рады при Петре Порошенко как бы была, но при Владимире Зеленском быстренько и прекрасненько нашлись основания распустить Раду на основании как раз фиктивности этой коалиции. Это как раз наша ситуация. Потому что коалиция в Верховной Раде формируется на основании соответствующего раздела Регламента. Существование этого раздела предусмотрено Конституцией в статье 83 («Засади формування, організації діяльності та припинення діяльності коаліції депутатських фракцій у Верховній Раді України встановлюються Конституцією України та Регламентом Верховної Ради України.»).

Но в действующем регламенте раздела, упомянутого в Конституции, просто нет. Изначально он был, но при Викторе Януковиче его удалили, а после Януковича вернуть так и не захотели. Это исключает для любой парламентской коалиции возможность опираться на регламент, только на Конституцию.

А Конституция, понятное дело, устанавливает только основные принципы, а за всеми нюансами отправляет опять же к регламенту. Который в этом смысле, увы, пуст. Там у нас дырка, закрыть которую Верховная Рада и прежнего, и нынешнего созыва вполне может, но со всей очевидностью не хочет.

Приводит это к тому, что цельность нарушена. Парламентская коалиция не может опираться на регламент, только общие принципы в Конституции, а из-за этого решение о существовании или отсутствии такой коалиции остается на усмотрение кого? Правильно, Конституционного суда. Решение вы знаете. Коалиция бодро улетела в дыру, которую сама для себя сберегла.

Но раз уж мы упомянули Конституционный суд, то давайте зададимся и вопросом, можно ли рассчитывать на КСУ как на опору для целостности законодательства как системы.

Вопрос этот выглядит, увы, риторическим. И дело даже не в скандальных решениях КСУ, которыми он сначала эффективно отменил уголовную ответственность госслужащих за незаконное обогащение, а потом и за вранье в декларациях. Дело в том, что сам КСУ внес весомый вклад в разрушение целостности конституционной среды.

Можно еще как-то понять, что Конституционный суд признавал не отвечающими Конституции свои собственные одобрения изменений в Конституцию и отменял их – в конце концов, решения КСУ может пересмотреть только сам КСУ. Но невозможно понять, почему фундаментальные изменения Конституции не приводили затем к глубокому пересмотру решений КСУ, принятых на основании «неправильных» редакций текста основного закона. По закону эти решения по-прежнему имеют конституционную силу, хотя больше не опираются на Конституцию. Целостность нарушена. Сама основа национального законодательства скомпрометирована. Юридическая среда теряет структуру и становится вырожденной.

(Справедливости ради: это вырождение среды началось еще до Януковича, с его уходом не закончилось и с тех пор только нарастает. Это дает мне основания считать, что проблема не в очередном злонамеренном или некомпетентном резиденте Банковой, а во всей нашей государственной системе, для которой не были предусмотрены (или, в ряде случаев, были эффективно саботированы) механизмы, способные такую деградацию предотвратить).

Помните закон №2222-IV от 8 декабря 2004 года «О внесении изменений в Конституцию Украины»? После 2004 года было вынесено довольно много решений Конституционного суда, основанных на внесенных тогда в Конституцию изменениях (в тексте этих решений непременно есть отсылка «в редакции Закона № 2222-IV»). Например, решение №6-рп/2005 об обеспечении народовластия, или решение №13-рп/2008 по вопросу о полномочиях самого КСУ. Запомним это.

Далее. В 2010 году Конституционный суд принял решение №20-рп/2010 от 30 сентября, которым признал закон номер №2222-IV неконституционным и созданную им редакцию Конституцию отменил. В этом решении особо замечательно то, что оно ссылается, помимо прочих оснований, на те самые не отмененные и не пересмотренные решения №6-рп/2005 и №13-рп/2008, принятые КСУ на основании тут же отменяемой «неконституционные» редакции. То есть, само решение КСУ №20-рп/2010 содержало в себе конституционный конфликт, ясные основания собственной неконституционности и предпосылки для отмены – хотя бы на этом основании.

Отмена решения об отмене состоялась вскоре после Революции Достоинства. Однако и после этого ревизия предыдущих решений КСУ, насколько мне известно, так и не была начата. Возможно, потому, что при добросовестной и тщательной ревизии КСУ пришлось бы отменять большую часть корпуса своих решений за последние полтора десятилетия.

Поскольку это так и не было сделано, мы продолжаем существовать в «вырожденной» конституционной среде и вынуждены руководствоваться противоречащими друг другу законами, основания для принятия которых частично уничтожены, логика действия которых частично разрушена, механизмы реализации части которых просто не созданы, и единственное, в чем можно быть уверенным – что никакой целостности в этой системе больше нет и эффективности от нее ждать не приходится в принципе.

Такая ситуация в высшей степени удобна для коррупционного «теневого государства», так как благодаря ей оно может легко манипулировать государством публичным и избавлять его от любых инструментов реального влияния на ситуацию. Из-за вырожденности законодательной среды фактически любое решение власти, неудобное коррупционным кругам и олигархам, оказывается уязвимым для дискредитации – или через системно разлаженные механизмы и процедуры его принятия, или из-за неизбежных и неразрешимых противоречий с действующими законами. Мы слишком глубоко погрязли в этом болоте, чтобы вылезти из него, просто шевеля ногами в сторону твердой почвы.

Но осознана ли необходимость и неизбежность рефакторинга? Система украинского законодательства – а вместе с ней и система украинской власти – несмотря на неизменную реформаторскую риторику, по-прежнему заточена не на исправление допущенных ранее ошибок, а на накопление их и совершение новых. Из-за этого нас все глубже засасывает в воронку системной деградации.

И для того, чтобы из этой воронки выбраться, нам, похоже, понадобится не просто глубокая ревизия законодательства и анализ нынешнего национального государственного проекта, а полное их пересоздание на совершенно новых основаниях.

[ Колонка впервые опубликована на LIGA.net ]

Баллада о политической субъектности, или Как Зеленского оседлала его пишущая машинка

Протесты возле Офиса президента



На памятном учебно-тренировочном мероприятии для новоизбранных Слуг Народа Никита Потураев говорил (причём совершенно по делу), что политическое будущее есть только у тех из них, кто сумеет вырастить собственную политическую субъектность, которая не будет зависеть от политической субъектности Зеленского. И только такие будут иметь вес в партии и фракции.

Что будет с весом партии и фракции, если политическую субъектность потеряет сам Владимир Зеленский, в ту пору думать было рановато. Зато теперь — в самый раз.

Зеленский может быть сколь угодно прав и убедителен, заявляя в интервью и выступлениях о «нулевой толерантности к коррупции» и приверженности курсу на реформирование страны, но на практике мы видим, что в его собственной фракции полно «вырастивших политическую субъектность» прямых противников его курса (достаточно, чтобы считать «монобольшинство» чистой фикцией), и как из его «нулевой толерантности» при наглухо заколоченной судебной реформе вырастает натуральная коррупция.

Зеленский, возможно, не осознаёт и не ощущает трагического разрыва между своими заявлениями и реальными действиями своих соратников-ставленников. Но для нас это не имеет значения — мы-то этот разрыв наблюдаем своими глазами (а кое-то и ощущает на своей шкуре). Нам что, закрыть глаза на реальность, данную нам в ощущениях, и верить только президентским декларациям о намерениях, которые с этой реальностью никак не соотносятся? Отказ ГПУ от подозрения Татарову отлично рифмуется с судом над Сергеем Стерненко, а отсутствие новостей о расследовании убийства Шеремета месяц за месяцем превращает это расследование в «дело Риффа».

Этот разрыв между декларациями и реальностью делает с политической субъектностью Зеленского ровно то, что точно такой же разрыв делал с политической субъектностью Порошенко — через этот разрыв она сливается в канализацию.

Тот же кейс Татарова вполне наглядно демонстрирует, как легко и охотно староновая зашквареная номенклатура оплачивает своё выживание президентской репутацией, и как запросто Зеленский с этим соглашается, своими руками убивая свою политическую субъектность, переливает ее, извините, в Татарова. Делает он это намеренно или нет — не имеет значения, потому что в первом случае он идет под седло Татарову сознательно, а во втором — по глупости. Выбирайте сами, что смешнее.

Собственно, одним из наиболее важных итогов 2020 года стало именно то, что Татаров на практике стал гораздо влиятельнее Зеленского. Просто потому, что люди прекрасно видят, кто на ком гарцует.

В одном из эфиров я сравнил Офис президента, где работает Татаров, с пишущей машинкой, потому что по всем писаным законам это орган для подготовки бумажек, а не для принятия государственных решений.

Так вот: 2021 год мы встречаем с государством, в котором над президентом легко и непринуждённо доминирует его пишущая машинка. Поздравим с этим его и себя.

С наступающим.

Заповедник для антикоррупции

Для начала напомню: создание украинского реестра (государственного) электронных деклараций было профинансировано из бюджета Дании в размере чуть меньше 100 тысяч евро. Всего-то. Реестр был принят заказчиком и запущен в рабочем режиме, несмотря на прямой саботаж украинского политикума (и частично, извините, техникума).

Масштабы, согласитесь, для наших чиновников какие-то непривычные. Поэтому вскоре на поддержку и экстренное обновление реестра (код+железо) из бюджета Украины было с плачем и истериками вытребовано тогдашним руководством НАЗК 60 миллионов гривень — в 20 раз больше, чем Дания выделила на его создание. Но несмотря на «экстренность и насущную необходимость», возможности пустить в дело выцыганенные украинские деньги у чиновников тогда так и не нашлось. И реестр как-то продолжил работать без них.

Для продолжения напомню, что примерно тогда же случилась история с «банкой судьи Чауса», в которой тот закопал 150 тысяч долларов в кэше. В полтора раза больше, чем весь выделенный Данией бюджет разработки реестра электронных деклараций. Чаус успешно сбежал и ныне для украинской безрукой фемиды недоступен, но его кейс выгодно оттеняет тот факт, что на коррупционный доход одного только не самого «топового» украинского судьи вполне можно построить вполне устойчивый к саботажу государственный электронный реестр для борьбы с той же коррупцией. И опять же оцените разницу в масштабах.

При этом судей вроде Чауса в Украине много, а реестр таки один. И за четыре года он не только пережил все попытки чиновников и депутатов его дискредитировать (включая его знаменитый «взлом» Антоном Геращенко), но даже выжил после недавней атаки аж самого Конституционного суда.

Приходится, однако, с грустью констатировать, что в целом антикоррупционная инфраструктура в Украине, несмотря на устойчивость реестра деклараций, по-прежнему несопоставима по масштабам с инфраструктурой коррупционной. Да, антикоррупционный суд работает, и даже выносит приговоры, но ощущения, что это хоть как-то изменило общую ситуацию, как не было, так и нет. ВАКС можно демонстрировать как достижение европейским партнерам, но для юстиции Украины он как был, так и остаётся мелким чужеродным (буквально) элементом в огромном механизме государственной юстиции, идеально отлаженном не для привлечения к ответственности, а для выведения из-под неё.

Это можно подтвердить и тем, что украинская коррупция в целом смирилась с работой публичного реестра электронных деклараций — ибо публичность по-прежнему никак не связана с реальной ответственностью. Практика показала, что от одних только скандальных и разоблачительных публикаций по материалам реестра, где бы эти публикации ни выходили, пойманным за декларацию не становится ни жарко и ни холодно. Институт репутации у нас не работает — точнее, работает, но наоборот. Если в Европе ущерб для репутации политика чреват наступлением ответственности, — политической, карьерной или юридической, — у нас этот ущерб, скорее, пишется в плюс. Если он не сопровождается реальной ответственностью, то просто повышает медийную узнаваемость персонажа, а это при доминировании «теневого государства» над «нетеневым» означает больше полезных связей и больше живых денег. Депутат Мосийчук от хронического состояния своей репутации, помнится, нисколько не пострадал. Госслужащий Насиров вообще выдвинулся кандидатом на выборах в президенты, что тоже вполне наглядно показывает, насколько репутация ему не жмёт. Другой отличный пример — история с Татаровым, которая на всех этапах убедительно доказывает, что никакая публичная репутация никакого деятеля ни для какого ОПУ не имеет никакого значения.

Вместо системной антикоррупционной реформы мы организовали внесистемный антикоррупционный заповедник, в который можно водить на экскурсии «западных партнеров».

Да, системную реформу с чего-то нужно начинать. Хотя бы с создания такого «заповедника». Но предъявлять его как этапное достижение можно только на фоне скорбного отсутствия достижений реальных.

Дело Зеленского/Моралеса, или Вам здесь не CICIG

Джимми Моралес в одном из телевизионных скетчей
Джимми Моралес в одном из телевизионных скетчей
Джимми Моралес в одном из телевизионных скетчей

Повторять политические сценарии, уже отыгранные другими, совершенно не обязательно, но типичность ситуаций приводит примитивные руководящие умы к одним и тем же решениям.

О чем это я? Извините, я о Зеленском и о Гватемале.

В течение десятилетий в Гватемале выбирали президентами выдвиженцев нескольких коррупционных кланов, укоренившихся в национальной политике. У кланов было все куплено и все схвачено — суды, прокуратура, полиция, голоса в парламенте. Кланы бодались друг с другом, но влиянием на купленную вскладчину правоохранительную систему, в полном соответствии с заветами героев Марио Пьюзо, пользовались сообща.

К середине 2000-х гражданское общество Гватемалы вполне осознало, что «системными» инструментами внутри страны коррупцию не победить. Поэтому активисты воспользовались связями в дипломатических кругах (у приличных активистов такие связи обычно есть) и вышли аж на ООН с довольно необычной инициативой: предложили создать специально для Гватемалы международную консультативную группу юристов и специалистов по расследованию коррупционных дел.

И такая группа была создана, она получила название «Комиссия по предотвращению безнаказанности коррупционеров в Гватемале» (сокращенно CICIG) — и властям Гватемалы было предложено узаконить ее сотрудничество с правоохранительными структурами страны.

CICIG не имела ни функций следствия, ни, тем более, функций суда — комиссия лишь консультировала процесс расследования коррупционных дел, обеспечивала ему безупречную юридическую поддержку, и это в значительной степени (такова была идея) делало невозможным «слив» дел на этапе следствия и суда. Власть в Гватемале, однако, была настолько уверена в своем контроле над судебной системой, что этой опасности не увидела — и работу CICIG в стране санкционировала (хотя, понятно, и без большого восторга, но надо же хотя бы формальные приличия соблюдать).

Когда при участии CICIG начали отправляться под суд и в тюрьму министры, руководители спецслужб и даже, о ужас, президент страны Отто Перес Молина, и эффективность международной консультативной группы стала вполне очевидной, отзывать ее разрешение на работу (чего все национальные политические элиты страстно хотели) стало просто неприлично. И ни один президент из старых коррупционных кланов на такой шаг так и не решился.

Правда, политическую систему Гватемалы и традиционный уровень ее коррумпированности эти приговоры изменили не особо — кланы при власти оставались все те же, и незаконное обогащение от причастности к власти все так же было пределом их стремлений. И тщательная очистка судебной и правоохранительной систем от коррупции, по большому счету, оставались лишь политическим лозунгом. Единственное, что изменилось — коррупция благодаря приговорам (а даже коррумпированная система вынуждена под тщательным присмотром работать, как порядочная — хотя бы в отдельных случаях) перестала быть фигурой умолчания. И очередные кандидаты в президенты от этих кланов теперь шли на выборы с тяжелым, как говорится «антирейтингом».

А выборы, и мы в Украине это знаем, даже при коррумпированном политикуме дают избирателям возможность сказать кандидатам с таким «антирейтингом» что-то вроде «большого спасиба». Именно это и произошло Гватемале в 2015 году, когда на очередных президентских гонках все соискатели от «системных» кланов из-за «анирейтинга» пролетели вчистую, а победителем стал телевизионный комик Джимми Моралес, у которого не было никакого политического бэкграунда, но зато не было и проклятого «антирейтинга».

Ага, скажет в этом месте читатель. Ага, отвечу ему я. А что еще я могу ему ответить?

Так вот. Именно «внесистемный» Джимми Моралес в конце концов сделал то, что стеснялись сделать его «системные» предшественники. В 2019 году он выгнал из Гватемалы CICIG. После того, как было начато следствие о коррупции весьма близких к Джимми деятелей, он просто аннулировал соглашение, которое регламентировало работу комиссии в стране. Суверенитет национальной коррупции был полностью восстановлен. А на всякие «неудобно же» и «что скажут в ООН» «внесистемному» Джимми было, мягко говоря, наплевать. Репутация? Да пофиг. Кто на гватемальском телевидении пахал, тот в цирке не смеется.

Вы интересуетесь, к чему может привести «слив» дела Микитася/Татарова? Да ни к чему. У нас же в Украине нет никакого CICIG. Выгонять Зеленскому некого. У нас только НАБУ, САП и Антикоррупционный суд. А их можно, например, просто признать неконституционными. Внезапно. Ну, будет Еврокомиссия ныть, а МВФ обещанные деньги зажилит. Пофиг. На крайняк можно будет позвонить Джимми Морлесу и поговорить с ним как бывший президент с бывшим президентом. Обменяться опытом.

Как было сказано выше, повторять сценарии тик в тик совершенно не обязательно, но схожесть ситуаций диктует схожесть реакций. К тому же, show must go on, партер кипит и ложи блещут. Даже на фоне провала реформ, очередного краха надежд и всплеска эпидемии, а также такой привычной безнаказанности коррупционеров.

Аплодисменты, аплодисменты. Занавес пошел, актеры на поклон. Иииии снято.

Воруя у Глазьева: как украинские политики бодаются с МВФ российскими рогами

Глазьев советует

У идеи отказаться от внешних заимствований и быстро поднять экономику за счет кредитной эмиссии, которая целенаправленно выделяется государством на приоритетные сектора экономики и ударно их взращивает, есть серьезная теоретическая поддержка. В этом вопросе противники продолжения сотрудничества Украины с МВФ не врут.

Другой вопрос — чьей именно идеи это поддержка.

Эта, не побоюсь этого слова, концепция — практически дословное воспроизведение выкладок пресловутого российского экономиста Сергея Глазьева. Того самого, чей голос на опубликованных СБУ записях координировал от имени Кремля подготовку к созданию «народных республик», и чье имя благодаря этому значится с тех пор в мировых санкционных списках.

Глазьев советует
Сергей Глазьев советует

В 2016 году Глазьев опубликовал в «Коммерсанте» статью «В поисках утраченного роста», в которой в доступной для неглазьевых форме воспроизвел основания и суть своих рекомендаций относительно вывода российской экономики из «30-летней стагнации» (что характерно, это цитата из Глазьева, а не мое злопыхательство). Суть рекомендаций сводилась как раз к тому, что ЦБ РФ нужно напечатать вагон как бы денег, которые государство должно направить на подъем ключевых отраслей российской промышленности, неизбежный стремительный подъем этих отраслей обеспечит быстрый и пропорциональный проведенной эмиссии рост ВНП, что сведет к минимуму инфляционное давление на экономику в целом. В качестве теоретических оснований приводились работы Шумпетера (гугл вам в помощь) и разработки так называемой «группы Кондратьева» о чередовании экономических укладов.

Удивительно, что даже несмотря на такую глубокую теоретическую и в высшей степени пророссийскую идеологическую проработку, Кремль на предложения Глазьева (в то время экономического советника Путина) так и не повелся и предпочел остаться в зависимости от внешних поступлений валюты, а не перейти к полному и решительному внутреннему экономическому успеху. Обидел этим недоверием Путин Глазьева, очень обидел.

Зато выкладки и идеи Глазьева оказались горячо востребованы сторонниками отказа от внешней поддержки реформирования экономики Украины, разрыва отношений с МВФ и прочих любителей побороться с Соросом. Их предложения, насколько я вижу, практически в точности следуют той же парадигме — умное государство обязано всей своей управленческой мощью накинуться на ключевые отрасли и обеспечить их подъем, для этого Нацбанк должен напечатать целевые кредиты и так далее, см. выше по Глазьеву.

Дело даже не в том, что эти идеи дискредитированы из-за того, что их излагал Глазьев (в конце концов, даже выключенное табло в остановившемся лифте раз в сутки может с ненулевой вероятностью показывать правильный этаж), а том, что после другого вопроса у нас есть еще и третий.

Третий вопрос — почему на теоретическо-идеологические выкладки Глазьева его апологеты опираются, а критику этих выкладок — игнорируют. Идеи Глазьева анализировались широко и многосторонне, и одним из итогов этого анализа стало появление термина «глазьевщина» (опять же гугл вам в помощь). Специалисты с мировыми именами подробно анатомировали всю эту государственно-эмиссионную схему, на пальцах растолковывая всем желающим, что эффективность государственных инвестиций в экономику раз за разом проигрывает эффективности частных инвестиций, даже если не учитывать обязательные что для России, что для Украины чиновничьи злоупотребления, некомпетентность и коррупцию. Что в СССР и других социалистических странах именно «целевые государственные инвестиции в ключевые отрасли» довели экономику до невыносимого убожества. Что именно неспособность отказаться от этой опровергнутой практикой парадигмы держит весь заскорузлый пост-совок в нищете. Доводы Глазьева экономисты (Сонин и многие другие) снимали пункт за пунктом без особых затруднений, потому что эти доводы, в сущности, имеют смысл только в рамках воображаемой Глазьевым экономически-идеологической модели, которая даже для не дружащего с реальностью Кремля оказалась слишком оторванной от действительности и потому не пошла в дело.

И если она все-таки пойдет в дело в Украине, если мы действительно разругаемся с МВФ, подчиним Нацбанк уряду или офису президента, запустим производство недоденег и начнем снова скатываться к преимущественно государственной экономике, это будет отличная иллюстрация того, насколько Украина на самом деле зависима. Не от России, не от Глазьева, не от развесистого экономического популизма, не от «Дубинской народной республики» в Раде, а от поощряемой олигархами общественной привычки к тем самым чиновничьим злоупотреблениям, некомпетентности и коррупции.

«Диджитализация»: реальная реформа или виртуальная показуха?

Идея «государства в смартфоне» и связанное с нею понятие «диджитализация государства» стали одним из главных публичных трендов пришедшей к власти в Украине «команды Зеленского». Но пока остается без ответа важнейший вопрос: о чем на самом деле идет речь? О глубокой системной реформе принятых у нас технологий государственного управления и народовластия — или же просто о косметической «оцифровке» отношений между требующим перемен обществом и государством, которое не может (а часто и не хочет) вылезти из привычной архаики?

«Быть демократией» или «казаться демократией»

Во многих постсоветских странах вопрос «быть или казаться» стал до отвращения государствообразующим.

«Казаться» — это строить демократический фасад, оставаясь по природе жесткой совковой автократией (как Беларусь) или даже клептократической клановой диктатурой (как Россия). На фасадах таких режимов вывешены напоказ чучела «демократических выборов» и «верховенства права», в то время как за фасадом госаппарат старательно обеспечивает полную управляемость и первым, и вторым в своих шкурных интересах (причем совершенно искренне не различает свой интерес и «интересы государства»). То есть, вместо собственно демократии создается карго-культ, дикарское подражание, имитирующее форму без понимания содержания.

«Быть» — это строить демократические институты по-настоящему, а не напоказ. Гнать карго-культ отовсюду, где он пытается застрять. Не давать государственному аппарату подменять своими интересами интересы избирателя. На деле обеспечить эффективность механизмов и народовластия, и общественного контроля за работой государства, и верховенство права, и принципиальное сочетание набора защищенных прав граждан в комплекте с гарантированной ответственностью за злоупотребление этими правами.

Украинское государство на протяжении почти трех последних десятилетий оставалась убежденным приверженцем принципа «казаться». Даже после Революции Достоинства, к которой привело как раз нежелание общества мириться со все более откровенными потугами выдавать насквозь проеденную коррупцией имитацию за настоящую демократию, государственный аппарат так и не смог осознать необходимость и неизбежность перехода от «казаться» к «быть». Выдавать пиар реформы судебной системы за настоящую реформу некоторое время можно, но создать таким пиаром эффективную (в терминах демократических, а не коррупционных) систему правосудия нельзя. И то, что наша судебная власть после пяти лет «решительных реформ» так и осталась в состоянии прежнего полного убожества, ясно говорит, насколько «решительными» были эти «реформы».

Привычка к «потемкинским» реформам

Побочным (на самом деле — прямым) эффектом неспособности власти отойти от «имитационного» подхода стало то, что в украинском обществе еще более закрепилось отношение к институтам власти как к гнездилищу всяческого жульничества, пустопорожнего трепа, показухи и прочего арапства. Сделать иные выводы, более комплиментарные для правящих элит, практика не позволяет ну никак.

Как и следовало ожидать, когда Владимир Зеленский сменил в президентском офисе Петра Порошенко, он унаследовал от предшественника и этот самый общественный скептицизм — теперь уже обращенный на него как на первое лицо государства, которое (государство, не лицо) на деле и неоднократно доказало, что доверия не заслуживает.

Вернуть доверие к государству Зеленский может, видимо, единственным способом — проведением результативных (с точки зрения избирателей) реформ, способных изменить сложившее у общества отношение к госаппарату. Понятно, что это задача не на один президентский срок, но за свою первую и последнюю каденцию Зеленский может хотя бы запустить этот процесс. И даже если мы допустим, что его намерения именно таковы, то выбор в качестве одного из ключевых направлений именно «диджитализации» государства мгновенно возвращает нас к вопросу «быть или казаться».

Потому что «государство в смартфоне» — это концепция реформирования не государства ткак такового, а только интерфейса к нему.

Витрина без магазина

Тут нужен наглядный пример.

Вспомните Amazon.com. (Для тех немногих, кто сам не вспомнит — это один из первых в мире интернет-сервисов, который начал продавать реальные товары исключительно через интернет). Для абсолютного большинства пользователей Амазон — это в первую очередь web-сайт, на котором можно оформить покупку. Но для тех, кто знает, как устроена интернет-торговля, Амазон — это сочетание глобальной сети складских терминалов, транспортной, финансовой и информационной логистики, детально проработанных регламентов платежей миллионам партнеров и уплаты налогов, инструментов подготовки, упорядочивания и отображения данных, алгоритмов сбора, хранения и анализа информации о предпочтениях пользователей, сети проектных групп, которые разрабатывают перспективные направления (от «экологической среды» для электронных книг до собственной автоматической доставки товаров с использованием дронов) — и еще много чего. Web-сайт в этой системе, конечно, тоже есть — как интерфейс, через который пользователь получает доступ к предлагаемым товарам и сервисам.

Но много бы стоил «виртуальный» сайт, если бы за ним «в реале» не крутилась отлаженная, как часы, и каждым действием доказывающая свою эффективность коммерческая машина? Ничего бы не стоил. Он был бы просто витриной без магазина, не более. Пустышкой. Фейком. Имитацией.

И точно так же — для того, чтобы «государство в смартфоне» стало чем-то осмысленным, необходимо прежде всего государство вне смартфона, но работающее хотя бы просто эффективно. Качественно выполняющее функции, которые на него возложены. Оборона и дипломатия. Финансы и экономика. Налоговое и таможенное регулирование. Юстиция и обеспечение верховенства права. Содействие реализации инфраструктурных проектов национального масштаба. Госуправление как таковое, в конце концов, включая реформирование государством своих собственных институций.

У нас это уже есть? Нет, мы только собираемся превратить наше государство в нечто эффективное. И пока что наше государство ощутимому результату предпочитает бесконечный процесс, а практическим переменам к лучшему — имитацию таких перемен.

Но во что превращаются «государство в смартфоне» и «диджитализация» без государства, эффективно работающего «в реале»? Правильно, в «виртуальную витрину», за стеклами которой нет вообще ничего полезного для избирателя.

Зато такая «витрина» — прекрасная новая площадка именно для показухи и имитации бурной деятельности. И если учесть усвоенные за десятилетия привычки нашего госаппарата, то именно показуху и имитацию мы в этой «витрине» и будем наблюдать в первую очередь. Репутация нашей системы государственного управления такова, что иного подхода в принципе не предполагает.

Государство на расстоянии посыла

На официальном сайте каждого министерства и любого крупного учреждения есть форма обратной связи — для запросов граждан и организаций, заявлений, всякого разного. Пару лет назад я воспользовался такой формой для отправки редакционного запроса, и, не получив от министерства ответ в положенный по закону срок, позвонил в пресс-службу. Дозвонился с трудом, но зато без всякого труда выяснил, что все обращения, которые направляются министерству через официальный сайт, в лучшем случае фильтруются как спам, а в худшем — вообще исчезают в никуда, поскольку для их получения назначен несуществующий адрес. Или — или. Точнее мне никто сказать не мог. Но зато все были уверены, что раз запросы через сайт никому не приходят и нигде не регистрируются (ну, так получилось), значит, и отвечать на них по закону не нужно, и что предельных сроков ответа для пропавшего запроса закон не предусматривает.

С электронными декларациями госслужащих историю помните? Все декларации в сети. Все состояния, поместья, вся наличка и понты в ассортименте. Все видно. И при этом все громко заданные вопросы «а на какие доходы вы так шикуете» эффективно отфильтровались в спам. Или ушли на несуществующий адрес.

Уверен, что нынешний чиновничий аппарат вполне способен наладить точно такой же обмен информацией не только с «государством в интернете», но и с «государством в смартфоне». Опыт есть. Ответственность не наступает — проверено.

Точно так же и у украинского избирателя есть опыт (и еще какой) держать государство с его инициативами, показухой и пиаром на расстоянии прямого посыла. Просто на всякий случай. Просто потому, что ничего иного от государства избиратель давно уже не получал, и ничего хорошего от него не ожидает.

И такое отношение Зеленский и его команда не сможет изменить, ограничившись модернизацией одной только «виртуальной» витрины. Без синхронной модернизации и решительного поднятия эффективности «реального» госаппарата никакая новая витрина не будет иметь смысла.

То обстоятельство, что акцент «команда Зе» делает именно на «витрине», а не на том, что будет (и будет ли вообще) работать за ней, разворачивает меня к крайне пессимистическим ожиданиям.

Хорошо, что я тоже избиратель, и тоже привык держать государство на расстоянии прямого посыла. Всегда готов, только дайте повод.

А ведь так хочется оптимизма. Рационального. Предметного. Обоснованного. Вдруг государству (в лице его лучших представителей) действительно надоест «казаться» — и оно предпочтет «быть»?

Ждем пока.

[ Опубликовано в издании Слово і Діло ]

Реестр родил реестр: три года электронных деклараций

В начале ноября 2016 года официально завершился первый этап наполнения реестра электронных деклараций, и в Украине началась «эпоха прозрачности». Точнее, не «прозрачности», а «прозрачностей». Потому что их было как минимум две.

Первая «прозрачность» – это, собственно, сам факт появления в публичном доступе отчетов госслужащих об их имуществе и доходах. Тут «прозрачность» выражалась в том, что каждый получил возможность предметно задать вопрос – дядя (или тетя): а откуда у тебя вообще взялся вот этот обозначенный в твоей декларации штангенциркуль на восьми поршнях с инкрустацией изумрудами от Картье и полезной площадью в полтора Майдана?

Второй «прозрачностью» стала абсолютная проницаемость созданной в Украине системы предотвращения и преследования коррупции для подробных вопросов. Вопросы, как бы громко они ни звучали, пролетали сквозь эту систему, как нейтрино над Парижем: не снижая скорости, не встречая препятствий и не вызывая практически никакой доступной для наблюдения реакции. Это было красиво, но для общественности (и украинской, и международной) огорчительно, потому что общественность ожидала наблюдать не парад чиновнического тщеславия, а торжество правосудия.

Торжества, однако, так не случилось. И сегодня, три года спустя, вполне четко видно, что вторая «прозрачность» была не ошибкой или недостатком создававшейся системы, а фундаментальной инженерной идеей. Реестр электронных деклараций, который проектировался, как «карта сокровищ украинской коррупции», сам по себе вполне удался, но карта – это не сами сокровища, а указание на них. Даже самую подробную карту нужно хотеть и уметь использовать. А Национальное агентство по предотвращению коррупции (НАПК), в ведении которого «карта коррупции» находилась, пользоваться ею то ли не хотело, то ли не умело, то ли свое нехотение и неумение более чем убедительно изображало.

Делалось это разными способами – от чисто административных до глубоко технических. Некоторые из применявшихся приемов стали очевидны для наблюдения практически сразу.

Например, темой одного из тогдашних протяжных плачей было то, что реестр электронных деклараций не был сопряжен с другими государственными базами данных. Без такого сопряжения анализ достоверности деклараций превращался из минутного и приятного действия в многодневный квест. Например, указанный в декларации чиновника средней руки скромный трехэтажный шато в Конче-Заспе должен быть связан с соответствующей записью в реестре недвижимости (где, кстати, могут обнаружиться и другие скромные шато того же чиновника по какой-нибудь небрежности им в декларации не упомянутые). Без автоматического сопряжения реестров вместо того, чтобы обнаружить такое соответствие или несоответствие буквально в один клик с выводом результатов исследования на виртуальный принтер, аналитик НАПК должен вручную провести полноценные многочасовые информационно-буровые работы и потом зафиксировать их результаты в подробном формальном отчете.

«Ручные» проверки деклараций практически гарантировали, что через процедуры полной верификации пройдут лишь единичные декларации, а не все, как было предусмотрено законом. Для проверки всех деклараций необходим был запуск аналитического модуля. Для написания такого модуля нужна была фундаментальная математическая модель, которая связывала бы воедино данные разных реестров и была способна обнаруживать в них явные несоответствия, а в идеале и неявные обстоятельства.

Была ли такая модель создана в тайных исследовательских лабораториях НАПК? Науке это пока неизвестно. Инсайдеры утверждают, что работа прототипа аналитического модуля была показана узкому кругу посвященных еще до официального открытия реестра деклараций, но никаких следов его практического применения на живом реестре не обнаружено до сих пор.

Даже после того, как базу деклараций удалось связать с довольно большим количеством имущественных и других госреестров, мы по-прежнему не можем рационально объяснить, как сочетается, например, ошеломительная по составу коллекция антиквариата декларанта с предельно скромным состоянием его банковского счета.

Причем вся эта информационная архитектура должна была даже не сформировать основания для конкретных судебных дел, а просто предложить направления для гипотетических антикоррупционных расследований. Следствие же, а тем более вынесение приговора по делам о коррупции, является прерогативой совсем других институций, которые могут действовать, в принципе, и не опираясь на декларации. Однако с удобной для использования «картой коррупции» им, конечно, работать было бы проще. И то, что «карту» удавалось три года оставлять неудобной, во многом предопределило относительно скромное количество закрытых антикоррупционных дел.

Реестр деклараций, как бы ни был он объемен, остается лишь одним из компонентов гораздо более внушительной системы борьбы с коррупцией. И для общества принципиально важна работоспособность и эффективность всей этой системы в целом: от «прозрачности» деклараций госслужащих на входе до предельной внятности приговоров антикоррупционного суда на выходе. И если в этой системе на любом этапе – даже предварительном – идут серьезные структурные сбои, то какого результата мы от нее можем ожидать?

«Реформа НАПК», начатая новым правительством, пока ограничилась кадровыми и административными решениями и никак не затронула технические аспекты работы реестра деклараций и их анализа. Если перестройка и достройка информационной архитектуры этой системы и ведется, то происходит это как-то слишком тихо. Так, на некоторых старых домах строительные леса прячут идущий на фасадах ремонт, а на некоторых – его отсутствие.

Три года ручных проверок одними чиновниками деклараций других чиновников дали украинскому обществу только усталость. И это не тот итог, на который люди надеялись. Формальная «прозрачность» давно уже никому не нужна. Необходима реальная и гарантированная ответственность. И работающая система, которая заточена именно на ее обеспечение.

[ Колонка опубликована в издании Слово і Діло ]