Своя цензура ближе к телу

Например, каждый имеет право вводить цензуру. Любого градуса запретительства. Составлять «черные списки» книг, фильмов, дисков, картин, сайтов, салатов. По идеологическим, эстетическим, жанровым, религиозным, социологическим и анатомическим критериям. Строить пирамиды из verboten-объектов и плющить их асфальтовым катком (если есть каток, то почему бы не плющить). 

Человек имеет безусловное право изгонять из своей жизни все, что ему заблагорассудится из нее изгнать. 

Но только из своей. 

Другие к нему сами присоединятся, если захотят. А может, и не присоединятся. И тогда он отдельно от всех будет счастлив в обнимку со своими запретами.

Нельзя же запретить человеку быть счастливым на его собственных условиях, за его собственный счет и под его собственную ответственность перед самим собой.

Многоточие в спину

Сергей Бережной и Аркадий Бабченко на акции памяти Павла Шеремета. Фото Дмитрия Шишкина

Этот текст был написан и опубликован на LIGA.net ночью после сообщения о том, что Аркадий Бабченко был убит. К счастью, вскоре было объявлено, что «убийство» было инсценировкой спецслужб, предпринятой для предотвращения настоящего покушения. Несмотря на то, что колонка была написана по поводу, которого на самом деле не было, я не вижу оснований что бы то ни было в ней менять. Там все на месте.

Писатель только тогда чего-то стоит, когда находит оголенный общественный нерв и способ его прижечь. Нерв, который нашел Бабченко, назывался «Война».

Так называлась самая известная (переведенная, кстати, на несколько языков) книга Аркадия Бабченко. Она была снайперски точна, как и многие из его других — некнижных — текстов. Она была резка, как отдача. Серия коротких рассказов, в большинстве которых ситуация исчерпывала сюжет, но зато была доведена до человеческого предела. Его «Война» обыденно раздевала войну и выставляла ее на всеобщее обозрение — настоящую, без телевизионного муара, мундирной парадности и идеологического силикона, залитого во все дырки. Какой Аркадий видел ее в Чечне, такой он ее и нарисовал.

Его «Война» была тем самым прижиганием обнаженного нерва всего российского социума — терапией, за которую больной начинает ненавидеть спасающего его врача. Такие книги читатели, мягко говоря, не любят. Времена, когда откровением могли стать «Севастопольские рассказы» Толстого и военная проза Гаршина, давно прошли. Честный реализм перестал осознаваться массами как достоинство. С некоторых пор его стали называть «чернухой» и разбавлять огромными дозами синтетических соплей.

Разбавлять ими войну у ботоксной империи получалось особенно удачно. Идеологически прокачанная война, в отличие от реальной,  получалась стерильной, гладкой и совершенно не вонючей (для придания ей запаха привычно использовался ладан). В таком виде она отично годилась для украшения сервантов и красных уголков. В ней не оставалось ничего, кроме ауры беспримерного героизма, так что оставалось только сделать ее национальной святыней. И ту великую войну, и любые другие (как ухудшенные, ко все же ее отражения).

«Война» Аркадия, живая и уродливая, честная до тошнотворности, шла вразрез любой наведенной сакральности. Силикон из-за нее начинал выглядеть именно силиконом, а не божественным сиянием, а пропагандистские метастазы становились наглядны до бесстыжести. Со стороны автора это было, безусловно, непростительное и святотатственное покушение на любимые населением миражи.

По мере того, как силикон заполнял все большее имперско-черепное пространство, его способность переносить столкновение с реальностью все более атрофировалось.

Но Аркадий продолжал снова и снова жечь этот силикон, чтобы вытащить из-под него реальность. Горящий силикон вонял нестерпимо, а спасенная из-под него реальность выглядела, увы, совсем не так красиво, как синтетическая обманка. И виноват в этом был, конечно, он — Аркадий. Точно так же в том, что весной из-под снега разом вытаивает все скопившееся за зиму собачье дерьмо, хозяева собак винят не себя самих, а весну.

Так Аркадий мало-помалу стал «предателем идеалов» и «врагом народа». Иначе и быть не могло. Да еще и информационная революция настала без предупреждения, так что сначала в «живом журнале», а потом и в фейсбуке Бабченко со своей неудобной прямотой оказался внезапно хорошо слышен (книги-то доходили не до всех, а фейсбук со временем поселился в каждом телефоне). Постепенно он наловчился выжигать имперский силикон на огромных площадях, причем не считаясь с тем, что кое-какие сорта перламутровой массы стали считаться более приличными, чем другие. Что о войне в Чечне, что о вторжении в Грузию, что о расстрелах на Майдане он писал с одним и тем же правом и достоинством очевидца. И без синтетических соплей.

Поэтому было совершенно неизбежно, что построенная в лживом силиконе империя рано или поздно перестанет Аркадия терпеть. И что однажды ему настоятельно намекнут покинуть территорию, подвластную тотальному силикону.

Но — помните? — мир изменился, и даже выйдя за сакральные границы, Аркадий не перестал быть в них хорошо слышим. Бабченко уехал, но не замолчал, и огонь его «Войны» по-прежнему безжалостно и прицельно жег и силикон, и оголенный нерв. Когда он в очередной раз в фейсбуке рассказывал, как Россия отреклась от очередного «ихтамнета», и расчехлял свое многозарядное «родина тебя бросит, сынок, всегда», — крыть было нечем. Нечем было крыть.

А когда родине нечем крыть, она всаживает тебе многоточие в спину. Не силиконовую имитацию, а вполне настоящее, металлическое многоточие.

Потому что это «Война». Потому что ты солдат. Потому что ты не сдался и не продался, когда тебе предлагали.

Здесь должна была быть какая-нибудь патетика, но к Аркадию никакую патетику пристроить невозможно. Он бы тебя просто оборжал с ног до головы. «Ты что, Серега, рубанулся? Какой, нах, «героизм»? Какая «вечная память»? Давай лучше еще по пиву. А вообще — хватит бухать! Всем ЗОЖ!»

И вот тут я бы не выдержал.

Сергей Бережной и Аркадий Бабченко на акции памяти Павла Шеремета. Фото Дмитрия Шишкина

Сергей Бережной и Аркадий Бабченко на акции памяти Павла Шеремета. Фото Дмитрия Шишкина

Городовой «бляха №148»: погром в головах

Жертвы кишенеского погрома 1903 года

[Колонка опубликована на LIGA.net]

Есть лишь два объяснения тому, почему власть не препятствует погрому: она не может (и какая она тогда власть) или не хочет (и тогда она преступна)

После погрома лагеря ромов на Лысой Горе стало до отвращения ясно, как недалеко наше общество ушло от дикости. Во многих аспектах совсем не ушло — если сравнивать произошедшие с аналогичными событиями более чем столетней давности. Параллели слишком очевидны.

В знаменитой истории Кишиневского еврейского погрома 1903 года есть персонаж, которого обессмертил Короленко в очерке «Дом №13». Персонаж этот именуется автором «городовой «бляха №148», и его поведение с удивительной откровенностью демонстрирует отношение тогдашней кишиневской власти и к подданным еврейской национальности, и к погромам как «выражению общественных настроений».

Кишиневские погромы начались 6 апреля, в аккурат с началом православной Пасхи. Поначалу дело ограничивалось разгромом еврейских лавок и грабежами. В этот день никого не убили, и даже побили не сильно. Полиция же вразумлять погромщиков не спешила, хотя и арестовала около полусотни нарушителей спокойствия. Но этого было, как оказалось, совершенно недостаточно. То же самое можно сказать про приказы губернатора фон Раабена — он хоть и распорядился вывести на улицы военные патрули, но никаких внятных приказов гарнизон от него не получил. Следовало ли им пресекать порывы «патриотической общественности»? А если следовало, то какими средствами? Бог весть, начальству недосуг. Говорили, что губернатор ждал каких-то распоряжений «сверху», но «наверху» тоже не спешили.

Обобщенный «городовой «бляха №148» появляется в очерке Короленко утром 7 апреля, перед второй волной погрома — появляется для того, чтобы предупредить обитателей еврейского квартала о приближении опасности, но не более. «Эй, жиды, — кричит он, — прячьтесь по домам и сидите тихо!» После чего, пишет Короленко, городовой «сел на тумбу, так как ему явно больше ничего не оставалось делать, и, говорят, просидел здесь все время в качестве незаменимой натуры для какого-нибудь скульптора, который бы желал изваять эмблему величайшего из христианских праздников в городе Кишиневе».

Толпа погромщиков явилась в еврейские кварталы, что примечательно, в сопровождении военных патрулей, которые, однако, в события до получения приказа практически не вмешивались.

И поскольку власть не демонстрировала намерения ограничить «патриотический порыв» какими-то рамками законности, «православная общественность» за эти рамки естественным образом вышла.

Жертвы кишеневского погрома 1903 года

Жертвы кишеневского погрома 1903 года

В том погроме погибли около полусотни человек, в том числе дети, более полутысячи были ранены. Только во второй половине дня фон Раабен (вероятно, дождавшись-таки распоржения «сверху») приказал патрулям пресекать насилие. К тому времени толпа успела разгромить уже треть города — согласно отчетам, были разграблены не менее 1300 домов.

И над всем этим сияла «бляха №148» — сияла имперско-провинциальным равнодушием к судьбе «граждан второго сорта».

Именно в этом была главная предпосылка погрома и гибели людей. Без явного попустительства власти Кишиневский погром был бы просто невозможен в таких масштабах. Даже если бы он стихийно начался, власть вполне могла бы его локализовать и пресечь, сил для этого было достаточно. Но власти было все равно, и свободу рук погромщикам обеспечило именно это равнодушие. Да, потом последовали санкции, аресты, суды, увольнение от должности фон Раабена «за бездействие» — но все это с тем же оттенком имперского формализма и пренебрежения, и все это с опозданием, вослед, когда грохнул мировой резонанс и международное реноме империи отчетливо пошатнулось. Именно из-за Кишиневского погрома Россия не получила значительную часть иностранной поддержки во время войны с Японией — например, влиятельное еврейское лобби в США обеспечило военные кредиты не для царского правительства, а для правительства микадо.

И это была только часть цены, в которую обошлась ветшающей империи равнодушие «бляхи №148». Черносотенные погромы продолжались, и по горькому опыту Кишинева евреи знали, что рассчитывать на защиту властей они не могут. Поэтому в Одессе, Киеве и в других городах «черты оседлости» общины начали создавать вооруженные отряды самообороны. Еврейские мальчики учились защищать свои семьи. Знаменитое ныне израильское «это больше не повторится» начиналось вовсе не на Земле Обетованной, а в наших палестинах…

Отношение представителей власти к погрому в 2018 году фактически ничем не отличается от того, что демонстрировала «бляха №148» в году 1903. Вызванные ромами полицейские отказались их защитить. Глава полиции Киева заявил, что С14 не учинили погром, а провели «субботник», во время которого сожгли не палатки с имуществом людей, а «мусор». Но отвратительнее всего были многочисленные попытки погром оправдать — в основном тем, что цыгане промышляют жульничеством и разводят антисанитарию. И что раз полиция с этим не в состоянии справиться по закону, то ничего не остается, кроме как на закон положить с прибором и дать волю погромщикам.

Трудно спорить с тем, что полиция проявила выдающуюся импотентность — это просто наблюдаемый факт. Никакие бодрые рапорты о ее «реформировании» перекрыть это демонстративное бессилие не могут. Именно это бессилие и является главной предпосылкой того, что экстремистов сносит с катушек. Они же знают, что «бляха №148» вмешиваться не станет — и  потому, что чувствует с ними солидарность, и потому, что трус, и потому, что ему часто просто все равно.

При этом «бляха» откровенно не осознает, что такое сочетание «достоинств» делает ее профнепригодной. «Бляха» вообще не привыкла к ответственности. Ну, пожурят. Ну, выговор выпишут. Да хоть десять. Какие претензии, собственно? Приказа ж не было «субботник» пресекать. Следовало ли пресекать порывы «патриотической общественности»? А если следовало, то какими средствами? Бог весть, начальству недосуг. Вот и руководство на том же настаивает. Честь мундира, а как же. Вот и общественность считает, что правильно табор разогнали. Перефразируя Булгакова — погром не в таборе, погром в головах.

Между тем, ромы теперь не хуже кишеневских евреев осознали, что никакой защиты они от государства получить не смогут. Практикой проверено. И я совершенно не удивлюсь, если следующий ромский погром (а если попустительство власти таким и останется, он будет непременно) встретит вооруженный отпор. Ничего другого откровенное бессилие и равнодушие государства нам не обещает.

И, конечно, выводы о «приверженности новой власти Украины демократическим ценностям» сделают наши зарубежные партнеры. Уж слишком ярко мы демонстрируем отношение к принципам законности и правам человека, равно как и способность государства этих принципов придерживаться. Глупо было бы игнорировать такие наглядные демонстрации, как бы ни были расположены к нам союзники.

Ну, а гражданское общество внутри страны давно уже все осознало про «бляху». Тут, пожалуй, особых удивлений не будет.

Разве что власть все-таки соберет себя с пола и перестанет быть такой откровенно жидкой. 

Когда гордиться нечем, а хочется

(c) М. Златковский

(c) М. Златковский

Когда не могут дать результат, гордятся процессом. И даже не самим процессом, а только его началом. А часто даже не началом, а заявлением о том, что вот мы уже готовы начать.

Это повсюду — от сноса МАФов, на месте которых через год вырастают точно такие же МАФы, потому что муниципального административного ража ни на что, кроме сноса, не хватило, — до международного взаимодействия, когда с помпой замораживают активы кого-нибудь из бывших подъянуковичей в Швейцарии, а потом совсем без помпы их там размораживают, потому что подготовить внятное обоснование для Генпрокуратуры оказывается непосильной задачей. Громкие задержания «воров в законе», которых в тот же день отпускают без предъявления обвинений. Масштабный штурм квартиры Корбана и феерический слив его дела в суде.

Крупные реформы ограничиваются широковещательными заявлениями о страшном намерении их начать — но если случайно что-то удается сделать, то мгновенно включается тормозняк. Упраздненная налоговая спокойненько работает, а запущенный за датские евро реестр э-деклараций так же спокойненько саботируется. ГПУ рапортует о неухудшении инвестиционного климата из-за обысков в Новой Почте, а инвесторы все вкладываются куда-то не сюда. И политики из коалиции перед выборами вдруг резко переполнились намерениями, которые старательно сдерживали все предыдущие четыре года (и будут еще старательнее сдерживать до выборов, чтобы не расплескать). И еще имеют наглость их предъявлять: вот, у нас же намерения! мы же их, если вы нас!

Родные, у импотентов тоже намерения. Но медицинская история и анализы не позволяют надеяться.

Давайте уже перестанем слушать весь этот художественный свист о намерениях и предложим отчитаться о результатах. Не тех, которые на бумаге, а тех, которые каждый день перед глазами. Не поданный в Раду законопроект, а ощутимый тобой самим результат работы уже принятого закона. И если результата нет, то спросить, какого черта не создаются механизмы его реализации. А если создаются, почему не работают. А если работают, то на кого именно.

Интересно же понять, кто конечный бенефициар всего этого бурного процесса — раз уж это точно не мы.

Донбасский кандидат

[ Колонка впервые опубликована на LIGA.net ]

«Маньчжурский кандидат» Ричарда Кондона был издан в 1959 году, а в 1962 году вышла его классическая экранизация с Фрэнком Синатрой. Сюжет романа, порожденный паранойей «холодной войны» и памятными уроками маккартизма, внешне удивительно точно соответствует истории Надежды Савченко.

В романе во время Корейской войны американская разведгруппа попадает в плен к «гибридным» советским войскам. Военные подвергаются интенсивной «промывке мозгов» под гипнозом с внедрением ложных воспоминаний и программированием их на выполнение некоего плана. После этого оставшихся в живых американцев возвращают в зону боевых действий, они выходят к своим, получают медали за героизм и затем триумфально отправляются домой, «заряженные» на подрывную работу — как оказывается в финале, в том числе на совершение терактов, которые, по замыслу Советов и Китая, должны были привести к власти в США подконтрольного им диктатора-популиста. (Новое поколение, конечно, для «понимания» случая Савченко привлечет, скорее, сериал «Родина», однако мы-то, старички, помним, с чего все начиналось — и, для разнообразия, чем же там все закончилось.)

И вообще — хорошо, когда реальные события национальной политики можно проиллюстрировать сюжетами из классики массовой литературы. Это дает им какой-никакой культурный бэкграунд. С другой стороны, публика начинает бездумно применять масскультные шаблоны к событиям реальной политики, тем самым сводя ее к какой-то окончательной «мыльной опере».

С Надеждой Савченко произошло именно это — в глазах народных масс она оказалась недоделанным  римейком того самого «Маньчжурского кандидата». Ну вот все же есть: и «гибридная» война, и плен, и «промывка мозгов», и триумфальное возвращение, и высокая награда, и ответственный пост, и подготовка терактов, и… далі буде. «Донбасский кандидат» — во всей красе.

Во всем этом есть одно раздражающее «но»: в реальности известные литературные сюжеты не работают. Реальность вырабатывает на них иммунитет. Точно так же разведки не повторяют точка в точку ранее проведенные успешные операции, потому что вменяемый оппонент уже успел их проанализировать и выработать адекватную контригру.

Сотрудники профессиональных спецслужб знают, что военнослужащий, который долго находился в руках противника, должен после возвращения домой проходить плотную и всестороннюю проверку.

Сотрудники контрразведки знают, что законспирированную шпионскую сеть раскрыть почти невозможно — но лишь до тех пор, пока не появляется первая зацепка. Как только обнаруживается «точка входа» в подполье, дальнейшее раскрытие сети становится вопросом добросовестности и профессионализма.

Савченко или проходила (и прошла — учитывая ее допуск в парламентский комитет по безопасности) плотную проверку после возвращения из плена — или спецслужбы повели себя в случае с ней категорически непрофессионально. Предполагаю первое, потому что предполагать второе мне откровенно не хочется (но эти карты все еще на столе — желающие могут ими поиграть). Далее, с определенного момента Савченко, оставаясь публичной фигурой, которая всегда на виду, начала откровенно «светить» свои контакты с, мягко говоря, заведомо поднадзорными для контрразведки лицами вроде Рубана (не говоря уж о ее поездках на оккупированную территорию). Разведчики так не поступают, если они не идиоты (а если они все-таки идиоты, то они уже не разведчики). Они не выходят на площадь с плакатом «я вражеский тайный агент, возьмите меня в разработку». Зато так поступают политики и общественные деятели, потерявшие адекватность — или этой адекватности так и не достигшие.

«Донбасский кандидат» с самого начала вела себя не как шпион, а именно как политик, неспособный к адекватной оценке ситуации. О том, как это выглядело в первые месяцы после ее возвращения, еще тогда было сказано довольно подробно: «Привыкшему к добротному топору лесорубу торжественно вручили спортивную рапиру (потешную, с шишечкой вместо острия) и сказали: ну, работай. Вот вокруг вековые деревья, вали их этой пимпочкой. Мы все такой пользуемся. Другой все равно нет. А попутно научишься у Юлии Владимировны художественному свисту, насколько получится… Что делает солдат Савченко? Она добросовестно пытается выполнить приказ и начинает всерьез махать этой самой пимпочкой, произнося при этом услышанные в кулуарах Рады политические заклинания и добавляя к ним для верности собственный фирменный гнев и натиск, а изредка и фракционный художественный свист. Естественно, вменяемого результата это никакого не дает и дать не может, а со стороны выглядит до невозможности дебильно. Все, включая саму Савченко, это понимают ровно через три секунды. Публика начинает ржать, как в цирке, и это единственное достижение, которое можно зафиксировать для протокола».

«Штатный» украинский политик, поднаторевший в механике коррупционно-имитационного парламентаризма, прекрасно знает, что отсутствие реального результата — это и есть ожидаемый от депутата результат. Но Савченко из-за своей «неподнаторелости» остается совершенно вне этого понимания. Поэтому она довольно быстро начинает применять к своему существованию в Раде привычную систему, где ключевыми понятиями являются «свои» и «враги». Ясное дело, весь «штатный» национальный политикум оказывается для нее в категории «враги». А что делает прямолинейный, как топор, военный с врагами? Он их взрывает. Тыдыщь.

Безусловно, неадекватность должна быть наказуема, а тяжелое преступление (планирование и подготовка теракта в данном случае) должно быть наказано по закону. И я жду, что именно так и произойдет, и что Савченко станет-таки первым депутатом нынешней каденции, которого привлекут к ответственности по суду. Это, помимо прочего, создаст важнейший прецедент.

Но в моем понимании сюжет с «сюрреалистическим терроризмом» Савченко — это лишь внешнее проявление  тяжелой формы институционального рака, которым поражен весь политикум Украины. Открывшаяся язва, симптом, который делает диагноз очевидным. А для того, чтобы победить болезнь, бороться нужно с ее причинами — безынициативностью, коррупцией, некомпетентностью, административной импотенцией, привычкой уклоняться от ответственности и всепобеждающим и  отвратительным «сойдёт-и-так».

После того, как «донбасский кандидат» окончательно покинет здание на Грушевского, все это никуда не исчезнет. И нам так или иначе придется со всем этим разбираться.

 

 

Жизнь и смерть артиста

Эмиль Яннингс в фильме "Последний приказ"

Эмиль Яннингс в фильме "Последний приказ" (1928)

Эмиль Яннингс в фильме «Последний приказ» (1928)

Эмиль Яннингс. Какой был талантище.

И так провалился по жизни…

В его родном городе (а родился он в Роршахе, в Швейцарии) в 2004 году решили в память о нем установить «звезду», как в Голливуде на Аллее Славы. Как-никак, самый первый лауреат «Оскара» (который тогда и «Оскаром»-то еще не назывался). Все подготовили, чин-чинарем, город готовится праздновать. И перед самым открытием мемориала кто-то из приезжих журналистов вдруг говорит мэру: как же так, вы ему «звезду» ставите, а ведь он был за нацистов, активно их поддерживал…

Праздник отменять не стали. Но через пару дней «звезду» Яннингса с асфальта родного города по тихому убрали.

Никакой талант не спасает, когда спрашивают не о нем, а ответить нечего. Не вычеркнуть, не отмыть. Был великий актер. Величайший. А теперь только след на асфальте, где была бронзовая звезда.

«Коррупция как столп государственности»: кариес хочет, чтобы его признали зубом

Тренд общественной мысли наблюдаю: если вся система госуправления построена на коррупции и при этом худо-бедно работает, бороться с коррупцией нужно, но так, чтобы не задевать достигнутую функциональность госуправления.

Такой подход фактически ставит знак равенства между коррумпированным чиновником и его ролью в госструктуре — в том смысле, что если убрать конкретного чиновника, в этом месте рухнет процедура принятия решений и все остановится. Аналогичное видение проблемы было у ведущего ток-шоу, который спрашивал участников, не пострадает ли работа МВД, если министр Аваков вынужден будет отставиться по «рюкзачному» делу.

Из такой постановки вопроса следуют несколько выводов, довольно очевидных.

Во-первых, если считать реальной опасность, что работа МВД остановится из-за замены Авакова на кого-то другого, то это не государственное ведомство, а продолжение лично Авакова бюджетными средствами. То есть, структура, работающая в интересах Авакова, и лишь попутно и в свободное от работы на Авакова время выполняющая функции министерства. При всем моем скептическом отношении к Авакову как управленцу, такая картина представляется мне запредельно бредовой. Поэтому лично для себя я считаю доказанным «от противного», что замена Авакова на посту министра работу МВД не обрушит. Не все в этом смысле так плохо, как некоторым жмурится.

Во-вторых, тот же самый подход к «труднозаменимости» коррупционеров на госдолжностях исходит из допущения, что должности фактически приватизированы занимающими их чиновниками, а потому уволенный от должности чиновник унесет с собой в отставку все связанные со своим постом полномочия и компетентности и опять же все остановится. То есть, каждый чиновник на своем месте представляет собой уникальную управленческую «сверхценность». Однако это может быть верно лишь в том случае, если госаппарат в каждом его узле проектировался под уникальные способности-связи-компетентности конкретных лиц. Но это не так, любой вменяемо спроектированный механизм должен строиться с учетом возможности замены его компонентов в случае их изнашивания или порчи. Государственный аппарат в этом отношении не может быть хуже всех прочих. Разве что мы его намеренно проектируем таким образом, чтобы он целиком зависел от личных качеств чиновников, а не от принятых регламентов работы.

Сказанное вовсе не исключает, что озвученные выше мнения могут быть справедливы. Чиновники действительно могут рассматривать (и рассматривают) свои должности как свою неотчуждаемую собственность, действовать соответственно и даже придумывать для такого подхода идеологические основания. Но мы-то с вами вовсе не обязаны снисходительно относится к проявлениям административно-идеологического кретинизма. Пусть он остается классовым признаком должностных лиц с пониженной компетентностью и повышенным самомнением, а мы будем ставить на таких лицах отметки «профнепригодность» и отправлять их туда, куда они заслуживают.

То есть, на повышение.

Было трудно, но ведь смогли

Все ж друг друга знают накоротке.

Коломойский треплется с Курченко по телефону, обсуждая осмысленность банковских схем. Ахметов ездит тереть за тарифы на Банковую. Онищенко финансирует Батькивщину. Порошенко в Давосе вещает журналистам на территории Пинчука, который подписался за размен Крыма. Фирташ по бизнесу связан с тем, тем, этим, этим, еще парочку и в школу не пойдем. Бойко вообще ни в чем не виноват. Потому что у них у всех находятся друг с другом общие дела. Тесен мир, связи рулят.

И вы еще спрашиваете, почему так страстно саботируется реформа судебной системы. Как дети. Все ж друг друга знают. Как облупленных и как своих. Одного следствие тронет всерьез — все остальные посыплются, как дубль-пусто. Оно ж им не надо ни разу.

Лазаренко уже отсидел в США и вышел, а здесь следствие по его делу — практически тому же самому, которое в Америке было, — за 20 лет не нашло ничего для передачи в суд. Это нелегко было, но ведь смогли.

Электронные декларации. Какой вой стоял, когда часы-иконы-поместья блеснули сквозь горы валютной налички, восторг открытий. НАПК навалилось и вообще ничего не нашло во всем этом. Повода для разоблачений не оказалось. Стремных активов хоть залейся, но официальный алгоритм их проверки гарантированно выходит на блок «ничего не делать». Тоже нелегко было, но ведь смогли же.

Труханова побрали в Борисполе? Ох ты, ах ты. Не иначе, наденут браслет, походит в нем, снимут браслет, будет ходить без него. Есть за чем следить общественности. Не за судом же, до которого заведомо не дойдет. Потому что кто же будет Труханова провоцировать на рОманы о том, кто на Банковой его любимый смотрящий и сколько ему капает. А вот смотреть, с браслетом он еще или уже без — это самое то. Вреда не будет никому, и борьба с коррупцией видна будет аж на экране. И только там, и никак иначе.

Это будет нелегко, конечно, но ведь смогут. Раньше-то всегда прокатывало.

А антикоррупционный суд ждите, конечно. Вот как снятия моратория на продажу земли ждете, так и это ждите. А пока посматривайте через трубу в Калифорнию, где у Лазаренко поместье, купленное за деньги, по поводу которых ему Украина претензий никогда не предъявит. Срок давности, все дела. Проценты по вкладам.

Другим наука, нам урок.

Только перед Небесной Сотней немного неудобно, что никого так и не накажут, но ничего. Нельзя же никого наказывать, вообще. Иначе всех придется.

Потому что все ж свои люди, все друг друга знают накоротке.

Пособие по политической инвалидности

[ Колонка опубликована на LIGA.net ]

«Вы надоели». Если убрать эмоциональный заряд, мнение опрошенных избирателей о нынешних политиках будет выглядеть именно так.

С эмоциональным зарядом это мнение будет чуть более развернутым, однако смысл его не изменится ни на йоту.

В национальном политикуме не существует ни одного персонажа, который мог бы похвастаться, что ему доверяют больше людей, чем не доверяют. Свежие результаты опроса, которые прямо это показывают, похожи на тяжелый кошмар, на соревнования по плаванию в вязле протухшего на всю глубину болота. Абсолютно все соискатели по уши в грязи и в тине, все до рвоты нахлебались лягушачьего гноя, но амбиции все гонят и гонят их дальше. Зрителей тоже тошнит смотреть на это отвратительное и бессмысленное зрелище, но они привыкли, что кого-то из этих до зелени мутных водяных и кикимор придется-таки назвать победителем очередного тура соревнований. Обычай такой.

Репутации уничтожены у всех. Любой новый соискатель, даже предварительно отмытый до белизны и наодеколоненный в полнейшую шанель, вынужден прыгать в то же самое болото, которое от его плюха вовсе не станет чище и не перестанет смердеть. Сам же он мгновенно затеряется среди других, заляпанный ровно тем же самым и совершенно неотличимый.

Да, все соискатели (за редким исключением) обещают первым делом осушить болото, превратить его в новый и чистый водоем. Но это невозможно сделать из самого болота, только с берега, а вылезать из тины бултыхальцы не хотят, потому что вылезти из болота означает для них сняться с дистанции.

Зрители давно для себя уяснили, что ни от кого из булькающих пользы не будет. Но они никак не могут придумать, что в такой ситуации делать. Доверять никому из густо заляпанных невозможно, хочется найти хоть какую-то альтернативу, но в реальности кроме болота пока ничего не видно, так что придется-таки выбрать одного из осточертевших. И уже, в принципе, не имеет значения, кого именно — все пахнут примерно одинаково.

Другой опрос показывает именно такое отношение избирателей к топовым участникам политической гонки. 12% поддержки, 10% поддержки — это соревнование не политических сил, а политических бессилий. Все участники забега с точки зрения электората безнадежно хромают, и выделенные им проценты поддержки — это не заработок, это пособие по политической инвалидности. Если на этом пособии можно выиграть выборы, но только у таких же полутрупов. И осушать болото такой победитель не будет по совершенно очевидной причине: в чистой воде он никому не нужен, даже сам себе.

В такой ситуации 15,9% опрошенных, желающих проголосовать за «другого политика», способны легко решить дело — осталось только показать им этого «другого». Хоть  какого, лишь бы не из прежних, вконец провонявшихся. Вакарчук? Отлично, пусть днем процеживает болото, а вечером может давать гастроли, от нынешних-то не дождешься ни того, ни этого. Зеленский? Господи, да даже он на нашем рыбном отвале сойдет за свежего — на фоне прежних-то точно.

В других странах это срабатывало: например, в Гватемале президентом выбрали телевизионного комика Джимми Моралеса. «Он начал избирательную кампанию с минимальной поддержкой, никто и предположить не мог, что он выиграет выборы в первом же туре», — рассказывал в интервью гватемальский политолог Манфредо Маррокин. — «Люди с готовностью воспользовались возможностью убрать из правительства все надоевшие им прежние политические силы. Даже несмотря на то, что Моралес был неопытен и у него не было внятной программы. Зато у него не было политического прошлого, и это внезапно оказалось огромным преимуществом. Люди решили: ладно, пусть будет хотя бы такой, по крайней мере, это не обычный заведомо коррумпированный негодяй. В следующий раз изберем кандидата, у кого будет не одно достоинство, а два — не только не связанного с коррупцией, но чтобы он был еще и с каким-никаким управленческим опытом».

Есть надежда, что в Украине, на отличку от Гватемалы, сразу удастся найти кого-нибудь сразу с двумя достоинствами. Эта надежда, конечно, тоже пованивает (ну нельзя рассчитывать, что истинный ангел снизойдет с пажитей небесных и одним лишь Словом Власти обеспечит осушение нашего политического болота), но, как сказал классик, добро приходится делать из того, что есть, даже из зла, потому что больше его делать не из чего.

Прежние, которые «инвалиды на пособии» и «надоели», тоже сгодятся — как политическое сырье. Свою непригодность во всех иных качествах они вполне наглядно избирателям доказали.