[ Колонка впервые опубликована на LIGA.net ]
«Маньчжурский кандидат» Ричарда Кондона был издан в 1959 году, а в 1962 году вышла его классическая экранизация с Фрэнком Синатрой. Сюжет романа, порожденный паранойей «холодной войны» и памятными уроками маккартизма, внешне удивительно точно соответствует истории Надежды Савченко.
В романе во время Корейской войны американская разведгруппа попадает в плен к «гибридным» советским войскам. Военные подвергаются интенсивной «промывке мозгов» под гипнозом с внедрением ложных воспоминаний и программированием их на выполнение некоего плана. После этого оставшихся в живых американцев возвращают в зону боевых действий, они выходят к своим, получают медали за героизм и затем триумфально отправляются домой, «заряженные» на подрывную работу — как оказывается в финале, в том числе на совершение терактов, которые, по замыслу Советов и Китая, должны были привести к власти в США подконтрольного им диктатора-популиста. (Новое поколение, конечно, для «понимания» случая Савченко привлечет, скорее, сериал «Родина», однако мы-то, старички, помним, с чего все начиналось — и, для разнообразия, чем же там все закончилось.)
И вообще — хорошо, когда реальные события национальной политики можно проиллюстрировать сюжетами из классики массовой литературы. Это дает им какой-никакой культурный бэкграунд. С другой стороны, публика начинает бездумно применять масскультные шаблоны к событиям реальной политики, тем самым сводя ее к какой-то окончательной «мыльной опере».
С Надеждой Савченко произошло именно это — в глазах народных масс она оказалась недоделанным римейком того самого «Маньчжурского кандидата». Ну вот все же есть: и «гибридная» война, и плен, и «промывка мозгов», и триумфальное возвращение, и высокая награда, и ответственный пост, и подготовка терактов, и… далі буде. «Донбасский кандидат» — во всей красе.
Во всем этом есть одно раздражающее «но»: в реальности известные литературные сюжеты не работают. Реальность вырабатывает на них иммунитет. Точно так же разведки не повторяют точка в точку ранее проведенные успешные операции, потому что вменяемый оппонент уже успел их проанализировать и выработать адекватную контригру.
Сотрудники профессиональных спецслужб знают, что военнослужащий, который долго находился в руках противника, должен после возвращения домой проходить плотную и всестороннюю проверку.
Сотрудники контрразведки знают, что законспирированную шпионскую сеть раскрыть почти невозможно — но лишь до тех пор, пока не появляется первая зацепка. Как только обнаруживается «точка входа» в подполье, дальнейшее раскрытие сети становится вопросом добросовестности и профессионализма.
Савченко или проходила (и прошла — учитывая ее допуск в парламентский комитет по безопасности) плотную проверку после возвращения из плена — или спецслужбы повели себя в случае с ней категорически непрофессионально. Предполагаю первое, потому что предполагать второе мне откровенно не хочется (но эти карты все еще на столе — желающие могут ими поиграть). Далее, с определенного момента Савченко, оставаясь публичной фигурой, которая всегда на виду, начала откровенно «светить» свои контакты с, мягко говоря, заведомо поднадзорными для контрразведки лицами вроде Рубана (не говоря уж о ее поездках на оккупированную территорию). Разведчики так не поступают, если они не идиоты (а если они все-таки идиоты, то они уже не разведчики). Они не выходят на площадь с плакатом «я вражеский тайный агент, возьмите меня в разработку». Зато так поступают политики и общественные деятели, потерявшие адекватность — или этой адекватности так и не достигшие.
«Донбасский кандидат» с самого начала вела себя не как шпион, а именно как политик, неспособный к адекватной оценке ситуации. О том, как это выглядело в первые месяцы после ее возвращения, еще тогда было сказано довольно подробно: «Привыкшему к добротному топору лесорубу торжественно вручили спортивную рапиру (потешную, с шишечкой вместо острия) и сказали: ну, работай. Вот вокруг вековые деревья, вали их этой пимпочкой. Мы все такой пользуемся. Другой все равно нет. А попутно научишься у Юлии Владимировны художественному свисту, насколько получится… Что делает солдат Савченко? Она добросовестно пытается выполнить приказ и начинает всерьез махать этой самой пимпочкой, произнося при этом услышанные в кулуарах Рады политические заклинания и добавляя к ним для верности собственный фирменный гнев и натиск, а изредка и фракционный художественный свист. Естественно, вменяемого результата это никакого не дает и дать не может, а со стороны выглядит до невозможности дебильно. Все, включая саму Савченко, это понимают ровно через три секунды. Публика начинает ржать, как в цирке, и это единственное достижение, которое можно зафиксировать для протокола».
«Штатный» украинский политик, поднаторевший в механике коррупционно-имитационного парламентаризма, прекрасно знает, что отсутствие реального результата — это и есть ожидаемый от депутата результат. Но Савченко из-за своей «неподнаторелости» остается совершенно вне этого понимания. Поэтому она довольно быстро начинает применять к своему существованию в Раде привычную систему, где ключевыми понятиями являются «свои» и «враги». Ясное дело, весь «штатный» национальный политикум оказывается для нее в категории «враги». А что делает прямолинейный, как топор, военный с врагами? Он их взрывает. Тыдыщь.
Безусловно, неадекватность должна быть наказуема, а тяжелое преступление (планирование и подготовка теракта в данном случае) должно быть наказано по закону. И я жду, что именно так и произойдет, и что Савченко станет-таки первым депутатом нынешней каденции, которого привлекут к ответственности по суду. Это, помимо прочего, создаст важнейший прецедент.
Но в моем понимании сюжет с «сюрреалистическим терроризмом» Савченко — это лишь внешнее проявление тяжелой формы институционального рака, которым поражен весь политикум Украины. Открывшаяся язва, симптом, который делает диагноз очевидным. А для того, чтобы победить болезнь, бороться нужно с ее причинами — безынициативностью, коррупцией, некомпетентностью, административной импотенцией, привычкой уклоняться от ответственности и всепобеждающим и отвратительным «сойдёт-и-так».
После того, как «донбасский кандидат» окончательно покинет здание на Грушевского, все это никуда не исчезнет. И нам так или иначе придется со всем этим разбираться.
Один знакомый очень кстати напомнил эпизод из ядовито-саркастического (и очень хорошего) романа Терри Пратчетта «Стража! Стража!». На случай, если не читали: там действие происходит в городе, где преступления — в частности, грабеж, — лицензированы. Гильдия воров получает у власти патент, который каждый вор, совершая ограбление, обязан предъявить жертве. Это делает ограбление законным, а сопротивление ему — нарушением закона. Очень удобно. Плюс, конечно, уплата доли от награбленного в казну в качестве налога.
По совпадению (или по закону человеческого тяготения) Павел Шеремет стал первым журналистом, с которым я встретился после переезда в Киев.