Все пропало — мы победили. Почему «партия власти» — это почти приговор

Украинская политика местами напоминает легендарную игру в мяч у индейских цивилизаций Центральной Америки. Майя (и некоторые другие народы) придавали этой игре глубокий ритуальный смысл. Капитан победившей команды становился значимой фигурой не только в глазах публики, но и в глазах духов, повелевающих стихиями и народным хозяйством, а потому после победы его полагалось принести в жертву. К чемпионскому титулу прилагалось вскрытие грудной клетки ритуальным каменным ножом и несравненное право умереть на жреческом алтаре.

Правда, некоторые исследователи считают, что жестокость тогдашних спортивных обычаев сильно преувеличена не в меру бурным воображением европейцев. Но другие, напротив, допускают, что в жертву приносился не только капитан, но и вся победившая команда. Что, в общем, логично — духи же не дураки, они же понимают, что без команды ни один капитан победить бы не сумел. 

Но пока историки спорят, что было, а чего не было, украинцы привычно (и даже с некоторой скукой) наблюдают, как от политических сил, победивших на выборах несколько лет назад, к началу нового избирательного цикла остаются какие-то жалкие огрызки былого великолепия. В отличие от историков, мы можем непосредственно созерцать все сопутствующие этому ритуалы, даже участовать в них.

Причем как-то даже не особо понятно, — кто, кому и зачем принес этих победителей в жертву, и произошла ли от этого жертвоприношения польза для стихий и народного хозяйства. Но факт есть факт: былые триумфаторы у нас неизменно и неумолимо превращаются в политический вторичный продукт. 

Возьмем нынешнюю уходящую натуру, победителей парламентских выборов 2014 года.

Триумф Народного Фронта позволил ему создать и возглавить в Верховной Раде коалицию большинства и получить ключевые министерские посты — включая премьерский. Но триумф начал истончаться и исчезать практически сразу, а уже к началу 2016 года тот же НФ, растерявший былую респектабельность и растративший кредит доверия в ноль (если не в минус), был не в состоянии защитить «своего» премьера от ритуального принесения его в жертву. К выборам 2019 года партия была уже эффективно мертва (при этом, что занимательно, формально оставаясь правящей).

Блок Петра Порошенко на выборах 2014 года пришел вторым, стал сооснователем парламентской коалиции, что давало ему безусловную возможность — с опорой на действующего президента! — добиваться решительных побед (включая не только сферу народного хозяйства, но и, возможно, даже стихии). Рапорты о победах действительно не заставили себя ждать, но почему-то не смогли остановить примерно такое же, как и у Народного Фронта, разложение репутации триумфаторов. В БПП до последнего отказывались в это разложение верить (по рапортам-то все было в шоколаде), пока в 2019 году фантастически очевидное поражение ПП на президентских фактически оставило Б настолько без внятных перспектив на парламентских, что его пришлось срочно перелицовывать в Европейскую Солидарность.

Результаты Самопомощи на выборах 2014 года тоже можно считать крупным успехом, а ее наблюдаемое через пять лет состояние — не менее глубоким провалом.

Из «старых» политических проектов такой провал (пока) не испытали только Батькивщина и Оппоблок.

Оппоблок как аватар покойной Партии регионов громко закопал свою политическую перспективу во время Майдана — во многом из-за клинического идиотизма своего руководства. Верность идеям идиотизма остается одним из важнейших принципов этой фракции, потому что дает ей ту надежную поддержку избирателя, которая у нее сейчас есть — и весьма немаленькая по нашим временам. Но даже будь эта поддержка больше, Оппоблок все равно решительно настроен оставаться в парламенте на дальних скамьях. Партия, к названию которой «оппозиционность» пришита суровым советским стежком, может снова стать правящей только вопреки собственному позиционированию. Какая может быть в правящей коалиции «оппозиционная платформа»? Не смешно же. Если бы Бойко и его номенклатурная взвесь действительно планировали полным членом войти в будущую коалицию, они бы уже сейчас озаботились принципиальным переименованием своей политической силы — и не в туповатое «За життя», а во что-нибудь решительно более респектабельное. Таких попыток, однако, пока нет.

У Батькивщины история другая — здесь идиотизмом не пахнет категорически, здесь все делается очень и очень по уму. На президентских Тимошенко в очередной раз показала себя бойцом высокого класса, техничным и упорным. А то, что взятый ею на вооружение тип популизма в итоге не сработал, легко объяснить тем, что популизм Зеленского оказался качественно иным —  значительно более адаптированным к быстро развивающейся медийной среде и, что особенно важно, ориентированным на молодежь. Тимошенко тоже пыталась привлечь молодого избирателя, но отточенные ею приемы срабатывают только на пост-советском менаталитете, а не на молодежном модерне.

Так или иначе, одним из важных факторов удержания Батькивщиной былых популярности и реноме было четко осознанное и тщательно спланированное пребывание в парламентской оппозиции.

Умный политик ясно понимает, что именно в оппозиции он, во-первых, способен контролировать политические расклады в парламенте — особенно если «коалиция большинства» на практике не способна принимать вообще никакие законодательные решения без привлечения голосов одной или нескольких оппозиционных фракций. В такой ситуации Тимошенко с ее формально небольшой партийной группой была одним из важнейших игроков в Верховной Раде, имела практическую возможность заблокировать почти любое голосование  и активно пользовалась в своих политических интересах этой «золотой акцией».

При этом было еще и «во-вторых» — не менее важное. Как бы ни была влиятельна оппозиция, ответственность за принятие законодательных решений все равно остается на коалиции большинства. На коалиции, из которой Батькивщина вышла, как только стало ясно, что дальнейшее пребывание в ней приведет всех ее участников к глубокому стратегическому проигрышу — причем во многом из-за постоянного пренебрежения ответственностью.

Именно эта ответственность репутационно «взрывается» каждый раз, когда Верховная Рада оказывается не в состоянии принять какое-то важное для общества решение — или принимает его с очевидными и отвратительными ухищрениями, попутно испортив конъюнктурными поправками и вызвав очередной скандал. Именно эта ответственность делает для участников коалиции законодательную работу настоящим «минным полем», по которому нужно ходить исключительно осторожно, предельно аккуратно и максимально продуманно.

Ни у Народного Фронта, ни у БПП, как показали итоги уходящей каденции, понимания этой опасности (и, возможно, вообще понимания ответственности) не было. Отдельные исключения не в счет (и эти исключения уже сейчас переходят в другие политические проекты). Именно из-за непонимания природы этой ответственности многочисленные и частые «подрывы» фракций коалиции и привели их к нынешнему унылому состоянию. 

Но что будет, когда после парламентских выборов в Верховной Раде сформируется новая коалиция — по всей видимости, из новых фракций? 

С огромной вероятностью мы увидим повторение той же самой картины. В отличие от спинномозгового Оппоблока, рациональная и прагматичная Батькивщина с готовностью впишется в коалицию. Особенно если коалиция сможет оказаться достаточно сильной и эффективной даже без «команды Ти». В этом случае Юлии Владимировне гораздо выгоднее будет держаться с большинством — пусть даже с «особым мнением» по ряду принципиальных для нее (точнее, для ее традиционного избирателя) вопросов.

Если же (или когда) коалиция покажет себя слабой и неэффективной, Батькивщина с привычной готовностью предоставит «фракциям большинства» полную свободу нести ответственность за провалы и бегать по парламентскому «минному полю» — но уже без нее.

В отличие от политически зеленых (извините, Владимир Александрович) и неисправимо архаичных (тут список из множества фамилий) политиков, Тимошенко достаточно умна, чтобы понимать: победа на выборах — это вовсе не сорванный банк. Это лишь возможность попасть на удобное место за игровым столом. А какие карты к тебе придут и сумеешь ли ты с этими картами добиться настоящего выигрыша — это совсем другой вопрос.

Петр Алексеевич вот не сумел. Да и до него тоже хватало игроков, которые в эйфории от «мы победили» оказывались не способны понять, что для них, в сущности, одновременно с этой победой — все пропало.

Что турнир закончен, победитель объявлен, перед ним лестница ввысь — до самой площадки, на которой команду победителей и ее капитана ждут алтарь и улыбчивый жрец с каменным ножом.

Саакашвили и Зеленский: за, против, вместе, порознь и все сразу

Нет, Михаил Саакашвили не средоточие реформаторских надежд — это уже проверено практикой. То, что ему удалось в Грузии, ему совершенно не удалось в Украине.

И дело вовсе не в том, что в Грузии он был президентом, а здесь — «всего-навсего» губернатором. Он знал, куда и на какие полномочия он соглашался, а значит, как-то соразмерял свои возможности с полученными ресурсами. Проблема была не в этом. Проблема — в значительной степени — была в том, что ему не удалось трезво оценить то, что ему действительно было доступно в реальных условиях нашего политикума. И это была именно его ошибка (которую он, отдадим ему должное, не стеснялся затем публично признавать). Проблема была не в «вероломстве» Порошенко, который публично пообещал ему поддержку, а потом разобещал ее обратно, а в том, что Саакашвили слишком многое на эту иллюзорную поддержку поставил — и ставка ушла вместе с отозванными гарантиями Банковой. И этот тяжелый проигрыш из резюме уже не вычеркнуть. Доверчивость в политике — не оправдание проигрыша, а его прямая предпосылка.

С другой стороны, Саакашвили в этом смысле оказался в одной лодке с теми, кто голосовал за Порошенко в 2014 году и, судя по результатам недавних выборов, к 2019 году остался крайне недоволен своим тогдашним решением. Многие избиратели к концу каденции пятого президента почувствовали ровно то же самое, что почувствовал Саакашвили, когда Банковая стала открыто отдавать предпочтение не ему, а Труханову и Насирову

Поэтому возвращение гражданства Саакашвили вполне соответствует настроениям электората — и Владимир Зеленский, несомненно, этим решением свое реноме у этой части избирателей укрепит. 

Фото: Марина Шашкова

Но будет ли Саакашвили играть «на стороне» Зеленского? Предыдущий опыт показывает, что такая постановка вопроса в корне неверна — Саакашвили играет только и исключительно на «своей» стороне. Он сам по себе политическая единица, с которой можно не считаться, но которую довольно трудно игнорировать. Он будет одновременно и за, и против — в зависимости от ситуации, которая меняется постоянно. Он снова будет носиться по политической шахматной доске, как неуправляемый лишний ферзь цвета клубничного мороженого, непредсказуемо снося по дороге и белые, и черные фигуры.

Это будет выглядеть зрелищно и ужасно. Об этом снимут кино.

Можно ли будет направить эту дикую политическую энергию на конструктив? Специфика Михаила Саакашвили — расчистка завалов (а заодно и того, что он сам считает завалами), поиск и создание все новых и новых возможностей, степеней свободы, направлений, реализовать и закрепить которые в реалиях Украины у него самого способностей пока не обнаружилось. А у кого обнаружилось? Практика показывает, что пока ни у кого. Возможно, потому что большая часть этих возможностей обществом просто не осознаны и не востребованы (и, возможно, не будут востребованы в обозримом будущем). А возможно, потому что у общества пока нет адекватных инструментов для того, чтобы эти возможности, даже если они осознаны, реализовать. 

Энергию Саакашвили можно использовать, только если к этому водопаду политического креатива будет пристроен рационально спроектированный механизм для ее утилизации. Этакий департамент по переработке яркой популистской риторики в прозаические кирпичи и сосиски. Ладно, не всей энергии, хотя бы части. Чтобы не захлестывало.

Беда в том, что представить себе такой практически реализованный механизм в нынешних условиях я, если честно, не могу. Воображения не хватает.

Но если эту энергию не удастся направить на конструктив, то на что же она тогда пойдет? 

С учетом фактически начавшихся парламентских выборов, которые тоже не обещают нам каких-то прорывов в сторону конструктива, варианты ответа на этот вопрос выглядят как-то не особенно оптимистично. Конечно, мы никогда не знаем точно своего будущего. Но с возвращением Саакашвили эта неопределенность становится всеобъемлющей.

Впрочем, избрание Зеленского само по себе было leap of faith, «прыжком веры». Шагом в неизвестность, в которой на появление опоры под ногами можно надеяться, но нельзя рассчитывать. 

Возвращение Саакашвили в активную украинскую политику это ощущение только подчеркивает.

[ Колонка опубликована на LIGA.net ]


Зеленский как расписная крынка, или Чем бы еще украсить тын

Владимир Зеленский (фото - Андрей Гудзенко/LIGA.net)
Владимир Зеленский (фото - Андрей Гудзенко/LIGA.net)
Владимир Зеленский (фото — Андрей Гудзенко/LIGA.net)

Легкость, с которой украинские избиратели ввели во власть Владимира Зеленского, стала неожиданностью для многих, кто привык относиться к власти с полной серьезностью — в том числе и для меня. А для меня неожиданность — это повод для размышлений, поиска недостающего понимания. И как такой повод это всегда интересно. 

Реалии советской и постсоветской политки совсем не располагали к пофигистическому отношению к личности того, кто стоит во главе страны. Даже без ядерной кнопки в кармане и серых шеренг с примкнутыми штыками, выставленных против протестов, лидеры государства вызывают у постсоветского человека привычную настороженность, потому что власть все равно ассоциируется с подавлением, воспринимается как нечто нависающее, надзирающее, наказывающее за проступки. Опыт подчинения государственному патернализму у нас был, а другой опыт большинству граждан бывшего СССР взять было неоткуда.   

Большинству — но, к счастью, не украинцам. Ржавчина совка не миновала и нас, но под этой ржавчиной сохранился уникальный опыт казацкой анархии (именно анархии, потому что первоначально, по Кропоткину, анархия — это государственный строй, основанный на низовом самоуправлении, зародыше того, что в соверменной либеральной Европе называется «принципом субсидиарности»). Опыт во многом печальный, потому что именно эта анархия раз за разом предавала и подрывала сначала зарождавшуюся, а потом и состоявшуюся украинскую «вертикальную» государственность. Но при этом опыт и сейчас поразительно живой, да еще и диктующий принципиально иное, анти-патерналистское отношение к власти. Потому что гетманы и кошевые легко и часто избирались и изгонялись, а держалась Украина не ими, а простым казаком, который был и сам себе хозяин, и сам себе защитник, и сам себе власть. А гетман был при нем — не царь, не хан и не султан, скорее, раскрашенная крынка, со всем уважением надетая на тын. Тын и без нее хорош, но с крынкой-то и с уважением он веселее. А раз так, то почему бы шановному козацькому товариству и не вручить гетманскую булаву хоть бы и Зеленскому, если более достойного никого не нашлось? 

И настолько вразрез шла эта вольная анархия и имперскому, и советскому отношению к власти, что с привычной для моего поколения государственной логикой XX века она никак не вязалась. 

Не вязалась она, по меркам того же века, и с войной. Хотя именно «вертикальное» государство организацию сопротивления российской агрессии поначалу откровенно завалило, а спасла ситуацию как раз добровольческая и волонтерская анархия, та самая низовая саморганизация, у которой как бы сами собой появились собственные «кошевые» и «гетманы», — которые, когда стали громаде более не нужны, точно так же как бы сами собой расточились — или скурвились — или вернулись в исходное состояние — или вечная им память…  

А что же «вертикальное» государство, которое, едва очухавшись и приняв властную осанку, приняло дела у волонтеров? Чуда не случилось — оно снова скатилось на рельсы привычных регламентов, охранительских и косных. В колею исполнения откровенно устаревших законов, которые обещало пересмотреть. В совково-бюрократический управленческий дискурс, модернизировать который собиралось, но так, в сущности, и не собралось. К привычным лозунгам «давайте-не-будем» и «сойдет-и-так».

А что? Формально-то у государства и так есть все, что нужно. Судебная система формально есть. Антикоррупционные институты формально работают. Коалиция большинства в Верховной Раде формально существует. И ответственность депутатов перед избирателями — тоже формальная, конечно, боже упаси от реальной. Самоуправление и децентрализация формально тоже налаживаются, а местами даже неформально. Выборы…

А вот как раз с выборами формальный подход — возьми да и не сыграй. Опаньки.

Потому что как только товариство пожелает сказать кошевому — «клади палицу! клади, чертов сын, сей же час палицу! не хотим тебя больше!», — оно ж скажет. Потому что — ну не хотим его больше, куда ж деваться. И формальности тут ни при чем. Потому что это та самая живая и вольная анархия, — она же настоящее природное самоуправление, — которому никакая формальная децентрализацияне нужна. Она просто в Украине есть. В людях. В громадянах. И совок ее не убил, и НКВД не выбило, и Голодомор не выморил, и коррупция ее не съела, и кремлевскую крепостную империю от нее выворачивает пропагандистской слизью, приятного ей аппетита. 

Из нее, из этой гражданской вольницы, нужно здесь государство строить, и без привычной формальности. И если «у Зеленского» этого не поймут, как раньше не поняли «у Порошенко», то будет и Зеленскому по итогам пятилетки (а то и раньше) от нашего товариства то же «клади, чертов сын, палицу», — со всем уважением. Жаль только будет потерянного времени, и не впервой жаль, да что ж поделаешь… 

А вообще — противоположности сходятся. Даже самые «вертикальные» империи рано или поздно вносят в свою культуру идею, что лучше уж с пустым местом, чем с доказанным бездарем или проверенным негодяем на высоком посту. 

«Он правит страной, наставляет на путь, гармонически сочетает Инь и Ян и властвует над ними — такова эта высокая и важная должность. А посему, если нет достойного человека, пусть эта должность остается свободной».

«Повесть о Доме Тайра», Япония, написано не позже XIV века. 

Иные имперские достижения не грех и перенять. Если придутся к руке, конечно.  

Колонка опубликована на LIGA.net

Проигравший наследует все. Как Юлия Тимошенко станет президентом

Юлия Тимошенко (Фото Андрея Гудзенко / LIGA.net)

«Пэ упало, Зэ пропало»… Это не дурацкая считалка, это вполне трезвая оценка ситуации, в которой мы оказались перед вторым туром выборов президента.

Петр Порошенко мало того что не привык оказываться в положении догоняющего, он еще и вынужден догонять соперника с совершенно фантастическими для украинской политики свойствами. Его конкурент выглядит не участником соревнований, а механическим зайцем, которого на собачьих бегах запускают перед гончими — он безмятежно метется по треку где-то впереди, вроде бы всем виден, но для преследователей в принципе недосягаем, и победой можно считать что угодно, но только не пересечение финишной черты раньше него.

Никакие методы предвыборной борьбы против такого конкурента не действуют, потому что он в этой борьбе фактически не участвует — лишь дает соперникам возможность вымотаться, выложиться, потерять дыхание и сдаться. Он выглядит электорально непробиваемым. Все атаки, рациональные и иррациональные, отскакивают от него, как шарики для пинг-понга от стены Синг-Синга. Или, если хотите, проходят насквозь, как электромагнитная волна через атмосферу. Запущенная политтехнологами Банковой пугалка про «голограмму» до отвращения точна как политическая метафора, но и она не поможет делу, поскольку обращается к рациональному мышлению избирателей, а вся кампания «голограммы» направлена на возбуждение коллективного политического бессознательного (поднятого так близко к поверхности, кстати, всеохватным политическим лицемерием администрации самого Порошенко).  

С другой стороны, более чем вероятная победа вовсе не дает Владимиру Зеленскому настоящего выигрыша — именно из-за того, что его «неуязвимость» и «непробиваемость» исчезнут сразу после объявления результатов второго тура. Все предвыборные приемы его штаба эффективны лишь в период предвыборной кампании, а сразу после ее завершения перед «командой Зе» встанет во всей красе эпическая пирамида проблем, оставшихся от предыдущей администрации, и теперь это будут уже проблемы нового избранного президента, и механизмы их решения тоже нужно будет создавать ему — и его команде, о которой мы до сих пор ничего не знаем, кроме разноречивых, надувных и весьма резиновых с виду благих пожеланий. Образ, выстроенный на иррациональном фундаменте, просто не будет работать в поле рациональных компетенций, он в нем сразу рассыплется. 

Если это допущение верно, мы получаем политически весьма многообещающую (особенно в контексте продолжающейся агрессии России) картину: слабый (из-за неприспособленности к взаимодействию с политической реальностью) новоизбранный президент и еще более слабый его основной соперник, давно растерявший былую поддержку, деморализованный поражением, со сбитым дыханием и растоптанным самолюбием — но при этом накрепко привыкший, спасибо его тактичному окружению, считать себя всеобщим любимцем. Это тоже, кстати, к вопросу о сопособности жить в политической реальности.

А теперь перейдем к той самой политической реальности.

А в ней нас ждут парламентские выборы. И очень скоро.

И на этих выборах результат партии Слуга Народа, которая (пока) существует исключительно как приложение к Зеленскому, будет прямо зависеть от масштабов поддержки избирателями лично Зеленского, и если эта поддержка действительно после выборов стремительно рухнет, то… 

…Порошенко и его давно затоптанной в политическом мусоре Солидарности (вы еще помните о ее существовании?) тоже ничего не светит — просто потому что проигрыш ее кандидата на президентских не даст партии из этого мусора выкарабкаться. Даже для того, чтобы хотя бы отдышаться и перегруппироваться, времени не хватит. Про то, что функционеры и прагматичные карьеристы из партии банально побегут, унося с собой чувствительные партийные секреты, можно и не упоминать. То, что давно стало привычкой, трудно считать предательством. И поэтому…

…Звездой нашего нового «Орфеума» становится кандидат номер три. Юлия Владимировна Тимошенко и ее верная Батькивщина. ЮВТ, выбывшая из президентских после первого тура, опытная, решительная, по-прежнему беспринципная и по-новому раззадоренная, оказывается в центре украинской версии «Карточного домика», где она вполне способна собрать львиную долю политического капитала, растерянного ее соперниками (сказал бы «более удачливыми», но выше уже успел именно в этой удачливости усомниться). Популизм Тимошенко никуда не делся, ее актуальные конкуренты убедительно сожрали друг друга во втором туре, хватка у нее прежнняя, бульдожья, программа готова — и кто же в такой ситуации способен воспрепятствовать ей создать одну из крупнейших фракций в новой Верховной Раде, сделать ее частью новой коалиции, обеспечить себе важнейшую «золотую акцию» — и получить пост…

…нет, не главы Кабмина. Спикера Верховной Рады. Так будет короче и проще.

Потому что в Конституции Украины есть статья 112, в которой сказано, что «у разі дострокового припинення повноважень Президента України … виконання обов’язків Президента України на період до обрання і вступу на пост нового Президента України покладається на Голову Верховної Ради України».

Элементарная одноходовка.

Если, повторюсь, мое понимание ситуации с избранием Зеленского адекватно реальности, то поводов избавить его от президентской булавы он даст более чем достаточно, и очень скоро. Даже если заполошно предложенный Порошенко закон об импичменте не будет принят. Сюжетные задумки в этом направлении у нашего политикума найдутся, и если за дело возьмется бронебойная Юлия Владимировна, да еще и в кресле спикера, мы имеем огромные шансы увидеть, как эти задумки реализуются. Все. И даже не одна за другой, а одновременно. Ковровая бомбардировка по политическому полю нового президента.

Исполняющая обязанности президента — это почти президент. И впереди будут предусмотренные Конституцией новые выборы, на которые ее прежние соперники выйдут в лучшем случае в виде недоеденных репутационных обрубков. И будут ли они в таком состоянии для нее конкурентами?..

Возможен ли такой сценарий? Конечно, предопределенности нет. Я не политический детерминист, да и Украина вполне наглядно показала, что любая политическая предопределенность ей отвратительна.

Особенно если сценарий публично озвучен, предупреждение сделано и найдется политическая воля — и политическая сила — для создания и реализации контр-стратегии.

А еще я оптимист. Несмотря на войну с Россией, несмотря на феерическую импотенцию традиционных политических элит, несмотря на всемирный медийный кризис и лично Владимира Зеленского. Мы все равно добъемся своего. Главное — не сдаваться.

Колонка опубликована на LIGA.net


Каждый из вас предаст меня: Петр Порошенко и «тайная вечеря» КСУ

Петр Порошенко

Признание неконституционной статьи УК о незаконном обогащении стало ударом не только по созданной за последние годы антикоррупционной инфраструктуре. Это решение Конституционного суда может оказаться одной из мощнейших политических диверсий против действующего президента. И поскольку эта диверсия осуществлена за месяц до выборов, она вполне может стоить Порошенко избрания на второй срок.

Эффектитвная антикоррупционная политика и создание в Украине работающей антикоррупционной инфраструктуры были не только одним из категорических требований Майдана, но и важными факторами сотрудничества Украины с европейскими партнерами и международными организациями. И даже при том, что Порошенко не был достаточно настойчив, последователен и убедителен в этой сфере («голуби сизокрылые» как летали, так и летают — ни один не сел, да и обещание «рубить руки» ворующим у армии тоже остается без судебных приговоров лишь фигурой речи), сделано в этой сфере при его президентстве было довольно много, начиная с принятия пакета антикоррупционных законов в 2014 году. Создание НАБУ, НАПК, САП, запуск реестра электронных деклараций, принятие закона о Cпециализированном  антикоррупционном суде, открытие дел против крупных чиновников и депутатов — все это так или иначе предъявлялось Евросоюзу и международным финансовым организациям как аргументы в пользу того, что Украина как минимум небезнадежна в смысле борьбы с коррупцией, а потому вполне заслуживает политической и финансовой поддержки. И эта поддержка, которая выглядела достаточно уверенной и последорвательной, была тем жирным плюсом, который можно было ставить Петру Алексеевичу в безусловный зачет. До прошлой недели даже его критики признавали, что тему внешней политики Украины президент держит уверенно.

Однако решение Конституционного суда этот аргумент эффективно свело к нулю. Созданная в Украине антикоррупционная инфраструктура лишилась одного из краеугольных камней. НАПК заявляет, что у Агентства теперь нет юридических оснований для проверки деклараций. НАБУ заявляет, что Бюро вынуждено закрыть не только начатые расследования, но и уже переданные в суд дела. Юристы считают, что в области борьбы с коррупцией страна отброшена на четыре года назад. Большая семерка и Всемирный банк выпускают совместное заявление, в котором при всем желании не удается найти ни капли благодушия или одобрения — скорее, наоборот.  

И все это, повторюсь, происходит за месяц до первого тура президентских выборов. 

Петр Порошенко
Петр Порошенко

Как бы критически я ни относился к Порошенко, представить себе, что катастрофическое для него решение КСУ пролоббировал или как-то ускорил он сам, я не могу. Напротив — президент в последнее время пользовался каждым случаем, чтобы подчеркнуть, что антикоррупционная реформа «на  ходу» и вскоре должна дать ощутимый результат. Учитывая то, что запрос гражданского общества на такой результат только растет, это была понятная и логичная позиция, крайне важная для Порошенко в контексте близких выборов. Скандальное же решение КСУ эту его позицию напрочь уничтожает. Оно могло бы стать результатом усилий самого Порошенко лишь в том случае, если бы он вдруг сознательно переключился в режим полного и откровенного торможения всех реформ, то есть, фактически в режим «нового Януковича». Но если даже так — зачем это делать перед выборами? 

В то же время, совершенно невозможно представить, чтобы Банковая совсем не интересовалась повесткой Конституционного суда и не мониторила рассмотрение дел. Пусть даже не влиять на решения КСУ (закон этого не допускает, если не принимать во внимание традиционное пренебрежение «админресурса» этим неудобным для него обстоятельством), но хотя бы оценивать варианты грядущих решений и их ближайшие последствия они обязаны. Однако ситуация с решением КСУ по незаконному обогащению выглядит так, будто это решение обрушилось на Администрацию президента как гром с ясного неба — вместе со всеми его последствиями для внутренней и внешней политики. Даже в составе КСУ были противники принятого решения, но тревогу все равно никто из них не забил. 

Никто не ждал такого решения КСУ? Никто не предполагал, что оно возможно? Не знали и не учитывали предварительный расклад голосов судей? Судьи провели «тайную вечерю» в условиях полной и непробиваемой конспирации? Не смешите. 

Помимо версии о запредельной (в этом случае действительно запредельной — во всех смыслах) некомпетентности команды АП, я вижу только одну возможность: ближайшее окружение Порошенко (или какая-то его крайне влиятельная часть) разуверилось в  способности президента выиграть выборы и нашло экстренный способ обезопасить себя от ответственности на случай, если второго срока не будет и рассчитывать на Порошенко как на средство «прикрытия» будет нельзя.

То, что этот способ предполагал прямой и грубый «кидок» действующего президента и мощный удар по перспективам его второго срока, было для инициаторов и лоббистов решения КСУ уже неважно. Самого Порошенко в таком раскладе просто цинично слили. 

Судя по выбранному для этого времени и способу, нанесенный президенту его окружением удар вполне может оказаться не последним. У Конституционного суда в повестке дня остаются много интересных запросов, «принципиальные» решения по которым могут электоральные перспективы Порошенко не просто обнулить, а свести в глубокие минуса. Например, КСУ вполне может принять решение о неконституционности закона о люстрации (с примерно той же аргументацией — «отступление от презумпции невиновности»), отменить запрет на деятельность коммунистической партии (закон же требует равного отношения ко всем политическим силам, включая откровенно пророссийские) и так далее. Кстати, логика предыдущего решения также требует признать неконституционными «спецконфискации» активов коррупционеров, что, в частности, приведет к необходимости возвращать Януковичу активы, спецконфискацию которых Юрий Луценко любит поминать как свой выдающийся успех. Действительно — если следовать букве Конституции, игнорируя заложенный в нее смысл, КСУ может отличненько заровнять все, что можно считать достижениями реформ. Для Украины это будет означать полный крах, но недаром же было сказано — «пусть погибнет мир, но восторжествует закон».

(Именно такой сценарий — развал институтов через «абсолютизацию» абстрактных принципов без привязки их к реальности — активно продвигает Россия в «гибридных» операциях. Именно в них всеобщее избирательное право становится платформой для приведения во власть откровенно деструктивной силы, а свобода слова — для откровенно лживой пропаганды. Интересно, читали ли судьи КСУ «доктрину Герасимова»?)  

Вы думаете, что это невероятный сценарий? Подумайте еще раз. Конституционный суд уже подорвал, одним лишь своим решением по статье 368-2, всю антикоррупционную инфраструктуру. Не озадачившись последствиями. Не задавшись вопросом, во что ее создание уже обошлось стране и во что обойдется ее пересоздание на каких-то новых, пока даже не дискутировавшихся, принципах. Это не проблема КСУ и не его ответственность. 

Зато это проблема и ответственность законодательной и исполнительной власти. В частности — проблема и ответственность президента, у которого как раз в разгаре предвыборная кампания.

У Петра Алексеевича в сложившейся пиковой ситуации практически не остается привычных для него административных ходов — решение КСУ окончательное и «перебить» его просто нечем. А если президента действительно предало его ближайшее окружение, то и штатные политические варианты для него закончились. Остались нештатные, но окажется ли вросший в систему Порошенко на них способен?

Версия о предательстве соратников предполагает, что Порошенко становится одной из самых трагических фигур в истории Украины. Быть преданным ближайшими друзьями, которых он пять лет неуклонно берег от всех грозивших им невзгод и обвинений — это достойно пера Шекспира. 

Поискать, что ли, цитаты из его «Юлия Цезаря»?..

Колонка опубликована на LIGA.net


Второе гражданство и грех державной ревности

Паспорт Украины

Глава МИД Павел Климкин считает, что в Украине пора начать дискуссию по вопросу двойного гражданства.

Заявление примечательное, потому что в обществе такая дискуссия, по моим личным наблюдениям, идет уже очень давно, и не знать об этом министр не мог (и наверняка знал). Видимо, имелось в виду, что государство готово допустить для такой дискуссии то или иное «официальное» продолжение.

Этот оборот — «государство готово допустить» — я обычно использую со здоровой долей сарказма. Даже, я бы сказал, со здоровенной. Потому что в сегодняшней Украине государство на словах непримиримо и непрестанно борется с тем, что на практике оно же «готово допустить» — с безнаказанностью коррупционеров, с некомпетентностью правоохранителей и госслужащих, с откровенно пророссийской повесткой некоторых крупных медиа — и так далее. ЦИК великодушно регистрирует кандидатом в президенты Романа Насирова, наличие у которого британского гражданства подтверждено посольством Великобритании, но украинским судом отвергнуто как недоказанное. Это позорище наше государство тоже «готово допустить», потому что вынуждено постоянно ёрзать между формально очень приличными законами, по которым оно живет, и неприлично недоразвитыми институтами, которые не дают ему способности эти законы выполнять.

Паспорт Украины

С точки зрения законодательства Украины вопрос о двойном гражданстве не выглядит вопросом вообще. Формально там все четко и ясно — двойное гражданство запрещено, крапка. На практике же граждан Украины, коллекционирующих паспорта других стран, можно хорошо разглядеть даже просто включив телевизор. И если Труханов и Насиров свои коллекции лениво, но настойчиво отрицают (все-таки госслужащие, как это ни позорно для государства выглядит), то Игорь Коломойский о своих нескольких гражданствах спокойно говорит в интервью. Потому что хорошо понимает разницу между двойным и вторым (а также третьим) гражданством и больше не является госслужащим: в отличие от двойного гражданства, которое запрещено для всех граждан Украины, второе гражданство запрещено только для чиновников (да и то — запрещено, скажем так, «без фанатизма» — по закону типа нельзя, но на практике-то, если очень хочется, то очень даже можно).

Возможно, в заявлении Павла Климкина именно такое направление дискуссии и подразумевалось — давайте уж перестанем стесняться и прямо скажем, что чиновникам можно и двойное, раз уж оно для них все равно как бы есть, и повлиять на это государство не в состоянии? Нет, все-таки я предпочитаю думать о Павле Климкине существенно лучше. Человек он современный и понимает, что раз уж мы идем в Европу (хотя и не все — лица, обращенные к РФ, свободно могут идти в рифму, а это, понятное дело, совсем в другую сторону), то национальное законодательство о гражданстве действительно придется концептуально переосмысливать.

Концепция гражданства связана с концепцией государства, а в либеральных демократиях государство воспринимается в непривычных для пост-советских республик ракурсах. Оно не «владелец» страны, а часто даже не «управляющий» (для решения большинства задач хватает ресурсов самоуправления). В передовых странах оно выполянет сервисные функции, или же работает как платформа для реализации крупных общественных инициатив. Смотреть же на государство снизу вверх — это заплесневелый совковый атавизм, такой же живучий, как отвратительное административное чванство и «майбахи» у коллежских регистраторов. 

Так вот: либерально-европейский взгляд предполагает, что не гражданин является «собственностью» государства, а совсем наоборот — государство является «собственностью» его граждан. Именно из такого понимания удалось вывести принятую в Евросоюзе форму «комбинированного» гражданства, при котором национальный паспорт Франции, Германии и других стран ЕС дает также права гражданства над-национального, общеевропейского. И проблема с концепцией гражданства Украины (как я понимаю) в том, что эта концепция с общеевропейской пока не стыкуется.

Я впоне ясно осознаю, что на нынешнем этапе она и не должна с ней стыковаться — для столь решительных «стыковок» нам нужно, как минимум, сделать (попутно победив в войне) наше собственное государство дееспособным, эффективным, ответственным, хотя бы в общих чертах привести его к стандартам Европы — раз уж мы туда так уверенно идем. Попутно это отучит нас относиться к чванливой шелупени на «майбахах» как к должному и как к обыденности. Мы одна из самых крупных и при этом самая нищая на душу населения страна Европы, джентльмены и леди, и у нас самые распльцованные госслужащие и самые роскошные предвыборные партийные съезды. И граждане в большинстве почему-то не считают эти отвратительные понты чем-то из ряда вон выходящим. Сказывается многолетнаяя — с советских времен — привычка к униженности перед чванливым быдлом.

Из тех же времен — неприкрытая державная ревность, громкая обида на тех граждан, которые устали от недееспособности и неэффективности государства и отказываются от его гражданства в пользу более для них предпочтительного. Ровно такая же державная ревность была и во времена массовой эмиграции евреев из СССР — вот тебе документы сквозь зубы, да кто ты такой вообще, не нужен ты здесь никому, вали уже, пожалеешь сто раз, сдохнешь там под забором и никто тебе воды не подаст.

Государственный комплекс неполноценности и провинциальность как национальная идея выражаются и в этом тоже, и их нам также предстоит из себя вытравить.

Но прежде всего — для того, чтобы по-настоящему сделать шаг к Европе, нам придется сменить основной вектор отношения граждан с государством, поставить государство на место. А перед этим внятно сформулировать, что то за место и зачем оно вообще нужно.

Когда гражданин сможет с гордостью сказать — «Украина — это не только моя страна, но и мое государство», тогда можно будет и пересматривать концепцию гражданства. Естественно, в сторону снятия морально устаревших (до полной аморальности) ограничений для граждан и расширения доступных им степеней свободы.

И это будет уже совсем другая история.

Колонка опубликована на LIGA.net

Генератор случайных президентов

[Колонка опубликована на LIGA.net]

Это заблуждение, что при демократии итоги выборов определяют избиратели. При настоящей демократии итоги выборов определяет закон.

Результат выборов, проведенных вопреки закону (или с существенными его нарушениями) юридически ничтожен, и для установления и признания этого необходим по-настоящему респектабельный суд, независимый от любых политических сил, правящих или оппозиционных, и подчиняющийся только требованиям столь же уважаемого закона.

Именно принципиальная законность создает фундамент, на котором в современных демократических странах строится избирательная система (и, конечно, не только она). Если у общества нет желания или способности обеспечить безусловный приоритет законности, выборы неизбежно и стремительно становятся пространством для бесконеченых махинаций с цифрами, прямых и косвенных подкупов, игр со списками кандидатов, организованных «каруселей» и прочих милых шалостей, так хорошо нам знакомых по прежним электоральным циклам. Шалостей привычных и массовых, к ответственности за которые, что характерно, мало кого привлекли. По данным Гражданской сети ОПОРА, примерно 70-80% открытых (и это только открытых!) в связи с выборами уголовных производств вообще не доходят до суда. А когда доходят… В общем, там тоже все складывается довольно предсказуемо. В итоге ответственность за электоральные преступления несут лишь единицы, а число зафиксированных нарушений от выборов к выборам только растет. Снова процитирую данные ОПОРЫ: на внеочередных президентских выборах в 2014 году только ее общественные наблюдатели зафиксировали 724 нарушения, на парламентских выборах 2014 года — уже 1114 нарушений, а на местных выборах 2015 года их число выросло до 1559. 

Кто там искал точки устойчивого роста? Вот, пожалуйста. Пользуйтесь. И не благодарите.

Верховенство договорняков

Естественно, после Революции Достоинства все политические силы (вменяемые или хотя бы имитирующие вменяемость) обещали костьми лечь, но законодательно обеспечить, среди прочего, переход к полноценной европейской демократии, положить конец электоральным злоупотреблениям и тотальной безнаказанности для нарушителей. Собственно, на таких обещаниях эти силы и получили большинство в Верховной Раде. Парламентская каденция оказалась успешной как минимум в одном отношении: костьми они, судя по их рейтингам, действительно легли. Обещаний, правда, так и не выполнили, и к очередным выборам Украина подошла с доказанно отвратительным избирательным законодательством, в котором в свое время всласть повалялся уже пять лет как неактуальный Янукович. В остальном там, как говорится, никакой другой конь не валялся — вся постсоветская архаика аккуратно сохранена там в прежнем виде. О причинах не будем, чтобы не улетать в депрессию. И без того хватает.

Подлинным «знаменем реформ» почти все время после Майдана был фантастически несменяемый — опять же в прямом противоречии с законодательством, — состав Центральной избирательной комиссии во главе с глубоко подследственным Охендовским. «Знамя» это было настолько наглядно свернуто и зачехлено, что делало бессмысленными любые недоуменные вопросы. И действительно: ну какая может быть реформа избирательной системы, если даже чисто кадровые проблемы, безусловного и немедленного решения которых требует закон, не удавалось (или не хотелось) урегулировать в течение нескольких лет? Предельно наглядно было показано: ну и что, что закон, а мы тут договориться не можем, и вообще — «все остальные предложения еще хуже«.

Короче: идите со своими рассуждениями о верховенстве права в сад, а для нас договоренности (или их отсутствие) важнее. Прямым текстом фактически. 

И пока закон в отношении ЦИК не поменяли, чтобы он соответствовал договоренностям (не наоборот!), кадровый вопрос так и стоял. Устойчиво так стоял, не падал.

Добро пожаловать в беспредел

Если добавить в описанный политический ландшафт упершуюся не пойми во что, но надежно и бесповоротно, реформу судебной системы, получится картина в модном жанре эпохи пост-ренессанса — «Охотники несут дичь в живописных развалинах».

И развалин, и дичи, действительно, хватает.

Избирательная система законсервирована в прежнем виде и за пять лет заметных изменений не претерпела — разве что в проектах и на бумаге.

Ответственность за злоупотребления и махинации (в том числе в ходе выборов) как действенный фактор отсутствует. Для острастки могут наказать парочку не особо ценных и больше не полезных идиотов, попавшихся на совсем горячем, а остальные останутся при своих или уйдут на повышение.

ЦИК так и остался приятно управляемым для Банковой и прочих полулегально-полукриминальных группировок, что создает много удобных возможностей — например, закрывать глаза на те нарушения, которые «у кого надо», и реагировать на те, «у кого не надо». И пусть обращаются в суд.

Точнее, в живописные (на самом деле не очень) развалины, в которые превратилась при Януковиче судебная система, и которые при Порошенко стали, такое впечатление, одним из самых тщательно охраняемых памятников государственной архаики.

В контексте выборов для нас особенно важно, что вся эта дичь и вся эта архаика находятся у всех граждан на виду. Привычки стесняться-то нету у истеблишмента. И потом — ну, да, обещали реформировать. Так мы же внесли проект закона. Нет, он не принят. Не успели, не договорились, нет голосов, нет политической воли. Какие претензии?

От претензий, действительно, пользы никакой. Реальной возможности отозвать оборзевшего депутата у избирателей нет, реальной возможности избавить его от неприкосновенности опять же нет, зато есть реальная возможность через суд восстановить в должности с таким трудом уволенного Насирова (как же вы говорите, что суд ничего не может? вот же ж! вот! может, когда захочет!)

Но вместо претензий все это суммируется у избирателей в кандидатских рейтингах.

Мене, текел, фарес

Рейтинги и результаты соцопросов — это, конечно, еще не выборы. Но других градусников для такого случая наука пока не предложила. И эти градусники показывают опять же какую-то дичь.

Они показывают, что разочарование и усталость избирателей от ветеранов политического свиста размазано по всей замеряемой площади толстым и почти равномерным слоем — таким жирным, что нынешний владыка Банковой оказывается им придавлен практически до уровня какого-нибудь небезнадежного дебютанта. В списках кандидатов побеждает энтропия, и ее не сдерживает ни отсутствующий авторитет закона, ни репутационные соображения, которыми наши политики успешно и подчеркнуто пренебрегают, ни телевизор, от напора которого избирателя заранее тошнит (чего в упор не понимают политтехнологи, за что им отдельное спасибо). Разница в рейтингах большинства кандидатов находится в пределах математической погрешности — а это на практике означает, что дистанция между ними иллюзорна, что избиратель не видит между кандидатами вообще никакой разницы. Что все кандидаты без исключения взвешены им на весах и найдены очень легкими. И у всех предлагаемый ими позитив перекрывается подавляющим их негативом. И у того же Зеленского рейтинг относительно высок не потому, что он как кандидат чем-то хорош, а потому что остальные ухитрились скатиться еще ниже.

И за кого в таком случае избиратель будет голосовать? За того, кто ему меньше всех надоел? За того, кто последним отмочит в эфире что-то прикольное? За того, на кого барометр покажет? Не будут же люди вчитываться в программы кандидатов и оценивать их политические платформы — к этому у большинства кандидатов и избирателей нет не только привычки, но даже понимания, что это необходимо, чтобы сделать осознанный и ответственный выбор.

Поэтому то, что нас ждет в первом туре, будет очень мало похоже на выборы. Это будет чистая лотерея. Рулетка. Можно делать ставки от балды, можно играть по системе, но решение все равно будет принимать не закон, и даже не избиратель, а шарик, скачущий с красного на черное и застревающий в итоге на каком-нибудь «зеро». Спасибо за игру, Банковая сорвана, выигрыш забирает казино. 

Хорошо, конечно, что вслед за чисто лотерейным первым туром последует куда более компактный второй. Там будет выбор всего из двух кандидатов. Из двух зол выбирать проще, чем из нескольких десятков.

Но во второй тур еще нужно попасть — через ту самую непредсказуемую рулетку. 

Делайте ваши ставки

Среда, в которой значение структуры меньше, чем влияние случайности и стохастики, называется вырожденной.

Политическую среду, в которой пройдут выборы 2019 года, можно почти без натяжек считать именно таковой. В этой среде нет устойчивого и работающего юридического фундамента, в ней не созданы (или созданы с подкупающе откровенной формальностью) структурирующие надстройки — внятные и доступные для избирателя политические платформы, по которым «расходятся» позиции кандидатов, а также выдерживающие рациональный анализ кандидатские программы — краткосрочные и долгосрочные. В ней не предусмотрены механизмы практической ответственности, в том числе для кандидатов, так что они могут свободно нести любую ересь, не опасаясь, что за сказанное придется отвечать.

Конечно, в этой среде остались все прежние структурирующие ее ништяки — злоупотребление админресурсом, неразборчивость в средствах воздействия на избирателей, практическая безнаказанность для нарушителей, заряженная во все места «гречка» и вассальные клятвы с мест наверх — клятвы, которые будут тем более легко нарушены, чем больше за них было заплачено авансом. Договорнячки — они такие…

И есть еще полное непонимание, как весь этот откровенный совок может сочетаться с принципами и идеями европейского выбора для Украины.

И, конечно, есть война. Победа в которой заведомо важнее того, кого именно вытолкнет на Банковую наш стремительно набирающий обороты Генератор Случайных Президентов. 

Прививка от лицемерия. Личная история коррупционных связей

Летом 1984 года я закончил школу и готовился поступать в Севастопольский приборостроительный институт. Мама тогда в очередной раз увлеклась неортодоксальной, мягко говоря, медициной. А я незадолго до того более-менее успешно (до состояния сезонного гастрита) залечил язву, заработанную за десятилетие советского школьного питания. И эти звёзды сошлись: мамой овладела идея отвезти меня в Москву и проконсультироваться по поводу моей язвы в тамошней гомеопатической клинике.

Поехали. Пришли в клинику. Не знаю уж, как в годы социалистической медицины все оформлялось, но клиника была, вроде бы, государственная, хотя и при платном приеме: я помню, что мама, выстояв начальную очередь в регистратуре, вполне официально заплатила за талон со временем и номером кабинета. Дождавшись приема, мы получили консультацию гомеопата (который меня даже не осматривал) и выписанные им рецепты в гомеопатическую аптеку.

После чего мама, не особо скрываясь, дала врачу сто рублей, а он их принял так, как будто это само собой разумелось.

Дело было даже не в том, что по тогдашним временам сто рублей были фантастическими деньгами (работая библиотекарем в школе, мама получала в месяц меньше). Дело было в том, что она многие годы учила меня, как важно быть честным, порядочным и принципиальным. И до того момента у меня ни разу не было очевидного повода подозревать, что она говорит это неискренне. Я ей верил. И тут вдруг оказалось, что сама она вовсе не считает эти принципы для себя обязательными.

Это был удар. Тяжелый. Я тогда рухнул в какую-то трясину, вязкую бездну, в которой мне слышались лишь отзвуки обиды несчастного Артура из «Овода»: «Я верил в вас, как в бога, а вы мне лгали всю жизнь». Я не мог заставить себя заговорить с мамой несколько дней. Она же искренне не понимала, что случилось. Потом она пыталась объяснить, что это все ради меня, моего здоровья, что родительская любовь иногда вынуждает людей поступать вопреки их убеждениям.

Я мог бы, наверное, все это понять и принять на рациональном уровне, но эмоционально я был этой историей просто убит. Советский теленок, по уши напичканный педагогическим ханжеством, лицемерием «кодекса строителя коммунизма» и безоговорочно принимавший их за чистую монету, совершенно не был готов к столкновению с реальностью, которая за этим ханжеством стояла. И когда столкновение произошло (а оно не могло не произойти), я получил прямо в лоб свой честно заработанный психологический комплекс. Тяжелейший. Который, вероятно, так и не долечил, раз уж рассказываю вам эту историю.

Маме пришлось еще хуже. Я тогда только учился залечивать синяки, полученные от столкновений с реальностью, она же, взрослый советский человек, привыкла, что она точно знает, как все устроено и как нужно наставлять окружающих на путь истинный. И она до конца жизни не понимала, как так могло получиться, что ее по определению не подлежащая сомнению правота привела к тому, что наши с ней отношения развалились. Ей это было очень больно. Всю оставшуюся жизнь.

Сегодня меня ничто не пугает так же глубоко, как мысль, что я мог бы вот так же рухнуть в глазах близких мне людей. Этот ужас живет во мне давно, и многократно усилился после рождения дочери. Ужас изменить себе и из-за этого потерять тех, кто тебе дорог. А изменить себе оказалось изумительно просто — достаточно было обыденно дать на лапу.

У меня в жизни были случаи, когда я откупался — от ментов, возбуждавшихся в питерском метро на мой украинский паспорт, от погранцов на въезде в Украину, которые двадцать лет назад находили коммерчески многообещающей мою тогдашнюю питерскую прописку, от миграционного контроля в Пулково, которому не нравился просроченный миграционный талон. Всякое бывало. Ни от чего не отрекаюсь. Виновен. Благодаря этому я знаю, что чем омерзительнее устроено государство, тем чаще оно ставит людей перед тошнотворной реальностью чиновничьей и бытовой продажности — и перед их собственной готовностью в эту реальность влиться.

И я не хочу больше чувствовать это омерзение и эту тошноту.

Колонка была написана в 2017 году
в рамках акции #IDontBribe

 

Кризис 1993-го и последний упущенный шанс России

Москва, октябрь 1993 года

…К началу осени 1993 года конфликт между президентом и парламентом России стал настолько острым, что стороны перестали верить в какую бы то ни было возможность конструктивных переговоров. Политическая ситуация зашла в глухой тупик. Бывшие соратники, за два года до этого поздравлявшие друг друга с победой демократии, превратились в непримиримых врагов.

Тот кризис оказался короче (и кровавее), чем ожидали и оптимисты, и пессимисты. Гражданская война 1993 года в России началась и закончилась всего за пару недель.

21 сентября 1993 года президент Борис Ельцин подписал указ № 1400 «О поэтапной конституционной реформе в Российской Федерации», который прекращал деятельность прежнего Верховного Совета и назначал выборы в новый законодательный орган — Федеральное собрание. Конституционный суд нашел текст указа противоречащим российской конституции и заявил, что это является основанием для отрешения президента от должности. Верховный Совет тут же принял постановление о прекращении полномочий Ельцина и о передаче их вице-президенту. Однако Ельцин в тот момент контролировал все основные госструктуры и выполнять решение парламента, который он считал «распущенным», не собирался.

Противостояние переросло в вооруженные столкновения и 3 октября Ельцин ввел в Москве чрезвычайное положение. На следующий день, после танковых выстрелов по парламенту и гибели из-за стрельбы в городе сотен людей, ситуация была взята под контроль. Ельцин остался президентом, а его противники из Верховного Совета были арестованы. Никто из депутатов, кстати, в ходе боевых действий убит не был.

С тех пор о российском «конституционном кризисе» 1993 года написано достаточно, чтобы сделать неутешительный вывод — ситуацию совместными усилиями утопили в политическом напалме обе стороны, и ни та, ни другая впоследствии так и не нашли в себе мужества это признать. Ельцин в тот момент пользовался большей поддержкой общественности, чем парламент, но конституционных способов использовать эту поддержку он не нашел — вероятно, и не искал. Указ № 1400 был воспринят россиянами как «прагматическая санкция» — выходящее за любые рамки (в том числе конституционные) средство разрулить невыносимое положение. И Ельцин в итоге это положение действительно разрулил. 

Но ключевым моментом в этой истории представляется мне вовсе не победа Ельцина над противниками, а решение, которое он принял сразу после нее.

Что было до того? Для преодоления кризиса Ельцин решил действовать вразрез с конституцией своей страны. Нарушил президентскую присягу. Применил недопустимые средства. И даже то, что сделано это было (по его мнению) для предотвращения вполне вероятной катастрофы, совершенно не снимало с него политической и человеческой ответственности за то, как именно эта катастрофа была предотвращена.

И вместо того, чтобы эту ответственность признать, Ельцин решил от нее уклониться. Именно это решение всего за 25 лет превратило Россию из перспективной недореспублики в издыхающую недоимперию.

Москва, октябрь 1993 года
Москва, октябрь 1993 года

Могло ли быть иначе?

«…Дорогие россияне! Законодательная и исполнительная власть, на которые вы возложили обязанность построить в России современную демократию, не справились. Хуже того — довели ситуацию до кровопролития и массовой гибели людей. Как президент, я осознаю и принимаю на себя ответственность и за трагическую эскалацию политического кризиса, и за чрезвычайные меры, на которые пришлось пойти для его преодоления. Из-за того, что кризис удалось разрешить такой страшной ценой, я не считаю для себя возможным и далее исполнять президентские обязанности. Я также требую назначить специальный трибунал для проведения всестороннего расследования произошедших событий и определения меры ответственности всех участников, в первую очередь — моей собственной. Любая моя попытка избежать этого была бы расценена как отступление от принципов новой, свободной и демократической России…»

Эта речь, конечно, произнесена не была, — она в принципе не могла бы возникнуть, потому что для такого подчеркнутого донкихотства и реальный Борис Николаевич Ельцин, и реальная Российская Федерация были слишком застарелыми совками. Демократического принципа ответственности Ельцин не понимал, к власти привычно относился как к собственности, за которую полагается держаться всеми силами и которую можно в крайнем случае передать по наследству какому-нибудь надежному человечку под определенные гарантии. Поэтому в 1993 году Ельцин воспринял как должное, что «победителя» не только не судят, но даже не осуждают, потому что — победитель, а значит, все прочее не имеет значения. Ему и в голову не приходило, что при настоящей демократии цель вовсе не оправдывает средства, что выигрыш вовсе не отменяет наказания за грязную игру, а признание эффективности «прагматической санкции» не делает вынужденное исключение привычным правилом.

Именно из-за этого непонимания он, только что победитель, через пару лет растерял былое доверие избирателей и едва не слил выборы запредельно — клейма некуда ставить — бессмысленному Зюганову. Именно неприятие ответственности логически привело его еще через три года к сдаче власти неприметному клерку, который типа умел делать дела и выглядел, по утверждению хитрована Березовского, предсказуемым и управляемым.

Именно поэтому Путин и получил в карман Россию, в которой власть воспринималась элитами (да и массами тоже) как собственность и в принципе не была связана с ответственностью.

Приднестровье, Чечня, Грузия, Крым, Донбасс — все это случилось из-за того, что в 1993 году бывший карьерный коммунист Ельцин поверил, что именно он — главное счастье и лучшее достижение новой России, что ему позволено все и ничего ему за это не будет. 

И упустил, возможно, последний реальный шанс России на модернизацию.

[ Колонка была опубликована на LIGA.net ]

Как очистить власть, если не работает репутация? А никак

(Колонка опубликована на LIGA.net)

Одна ошибка. Ровно столько, и не больше. Как у саперов. Один раз вляпался — и пропал навсегда. Так работает репутация.

Ответственность для человека может принимать разные формы, и репутация — одна их них. Она не заменяет ни уголовную, ни служебную, ни какую-то другую. Она даже не слишком впрямую с ними сочетается. Можно быть осужденным преступником, но при этом иметь безупречную репутацию. Например, человека осудили за превышение необходимой самообороны — защищал девушку и переусердствовал. Преступник? Да. Мерзавец? Нет.

Журналист может вляпаться, как и все люди, которые на виду. Способов и поводов всегда хватает. От безобидного уклонения от сложной темы до циничной фальсификации. Через джинсу и прочее пренебрежение принципами медиагигиены. И если профессиональная репутация в медиа-сообществе (и просто в обществе) работает, то после того, как журналист с чем-то таким публично вляпался, у него больше не будет шанса ошибиться. Его просто не возьмут в приличное издание. В неприличные — сколько угодно, в респектабельные — нет. Ни на один канал, ни на одну студию, ни в одну газету. Повторю: это если институт репутации работает.

Политик тоже может вляпаться. У него поводов и вариантов еще больше: заплатил служебной карточкой за такси, попался на участии в инсайдерской торговле, утаил российский паспорт, уводил деньги в офшор, схематозил с госзаказами, далее по списку. И если в политике институт репутации работает, как в Европе, то после первого же такого разоблачения для него наступают кранты. Политика закрыта, можете больше не звонить.

Если же институт репутации не работает, то все выглядит иначе. Выглядит как у нас — и как в России, где ни один чиновник крупнее коллежской крысы, ни один депутат из совета крупнее хуторского не может быть лишен почетного права повторно и публично вляпаться. На все более высоких постах. Вплоть до самого высокого уровня. У нас политик, даже если его поймали на горячем и вонючем, может безмятежно продолжать голосовать в Верховной Раде, и ему будут руки пожимать коллеги — без малейшего смущения. Еще и мучеником его будут считать.

Когда институт репутации не работает, начинает работать терпимость к коррупции, к некомпетентности, к злоупотреблениям, ко лжи, к пренебрежению профессиональными принципами, к неработоспособным судам. К откровенным насмешкам над теми, кто пытается эту ситуацию изменить. И чем дальше, тем больше.

Самая распространенная форма ответственности, которая у нас есть сейчас — безответственность. А если политику заведомо ни за что не придется отвечать, зачем ему заморачиваться репутацией? Зачем ему даже изображать порядочного, если он совершенно уверен, что в следующий парламентский созыв триумфально въедет на уже испытанной гречке или в партийном списке?

Без уже прокачанного института репутации, без выработанной привычки к принципу «одной ошибки», ни в Европу, ни у процветанию, ни к победе мы не придем. Придем на репутационную помойку, потому что ничего иного мы просто не будем достойны.