Привычка к безнаказанности

Пол Манафорт, заключенный

Колонка опубликована на LIGA.net

Следующий судебный процесс по делу Манафорта будет посвящен нарушениям закона, связанным с его работой в Украине. Проходить процесс будет, естественно, в США, где есть не только понимание, что такое нарушения закона, но и понимание, что такое ответственность граждан перед законом, а также работающие механизмы привлечения к ответственности.

Мы же в Украине пока успешно избегаем и понимания, и ответственности, и механизмов. Первого мы не обрели, второго не добились, а третье так и не построили. Мы привычно выбираем — для себя самих, что характерно, не для кого-то — мэрами, депутатами и президентами людей с репутациями воров и коррупционеров, потому что им так хочется, а нам (большинству) все равно. Мы сами (большинство) даем им иммунитет. Мы сами (большинство) разрешаем им плевать на закон, корежить его в свою пользу и так переклепывать судебную систему, чтобы она как можно дольше оставалась неэффективной. Мы сами (большинство) гарантируем им уклонение от ответственности. И даже когда они откровенно борзеют, мы (большинство) лишь разводим руками и с готовностью демонстрируем выученную беспомощность, повторяя мантры «ничего не поделаешь» и «могло же быть и хуже».

Пол Манафорт, заключенный
Пол Манафорт, заключенный

А пока мы вытираем сопли, в Америке судят Манафорта за преступления, которые он совершил тут, у нас. И мы издали завидуем этой эффективности. Издали и исподволь, потому что готовимся (в большинстве) снова пойти на выборы и снова дать иммунитет уже известным и привычным ворам и коррупционерам, потому что раз эффективного суда в стране нет, то куда же их еще? Только во власть. А уж они обеспечат, чтобы такой суд не появился и в будущем.

Потом, конечно, наши «легитимные» окончательно потеряют берега, получат от нас (от большинства? или все еще от меньшинства?) покрышками по физиономии и радостно поедут в Ростов, навстречу новой безнаказанности. Потому что работающего и заслужившего общественное доверие суда в стране по-прежнему нет, штатно привлечь высокопоставленных негодяев к ответственности невозможно, а без этого новый Майдан — только вопрос времени. Потому что резьбу непременно сорвет снова. И тогда у нас снова появится реальный шанс на решительные реформы — и не менее реальный шанс эту возможность снова упустить и расслабленно оставить все как есть. И черт его знает, каким из этих двух шансов мы (большинство) воспользуемся с большей охотой. Возможно, это будет зависеть от того, сколько крови прольется в следующий раз.

А может, и не будет зависеть. И тогда через десять лет мы все так же будем исподтишка завидовать американской судебной системе, которая, — вот ведь! — способна вынести приговоры Лазаренко и Манафорту. Но даже завидуя, мы все так же будем трусливо уклоняться от ответственности за свою собственную жизнь и свою собственную страну.

Если она у нас еще будет.

AQŞAM/Вечір. Україні – 27: здобутки і втрати української держави. Гості Віктор Ягун і Сергій Бережний. 24.08.18

Сергей Бережной
Сергей Бережной
AQŞAM/Вечір. Україні – 27: здобутки і втрати української держави. Гості Віктор Ягун і Сергій Бережний. 24.08.18

Ответственные: где и как их найти

Дж. Бернард Шоу

Читаю в комментах: «почему вы все время хотите найти ответственных?»

Во-первых, чего их искать, если в предвыборные месяцы все города были обклеены портретами лиц, страстно желающих стать ответственными. И после того, как за их избрание проголосовали и они вступили в должности, искать ответственных уже незачем. Они и так есть, без всяких поисков. Вот же списки, прямо на сайте ЦВК.

Во-вторых, раз они так эту ответственность хотели, что аж выборы ради этого выиграли (а кто не выборы, тот конкурсы) — пусть эту ответственность несут и не ноют. Люди голосовали, между прочим, не за их нытье.

В-третьих, — да, очень хочется, чтобы были именно ответственные. Безответственные могут сразу идти куда подальше. Свободно и беспрепятственно. Это просто: сказал «я не хочу нести ответственность» — и пошел. А если не идешь — значит, несешь ответственность и не ноешь.

В-четвертых, повторюсь, только социально неразвитые инфантилы путают категории ответственности и виновности. Виновность устанавливает суд. Ответственность человек принимает на себя сам. И потом опять же ее несет. И не ноет. А хочет поныть — см. третий пункт.

В-пятых, все сказанное выше, конечно, пока не имеет отношения к наблюдаемой реальности. Вся тема возникла и живет именно потому, что ответственности госслужащих как действенного фактора в Украине просто нет. Здесь политик или чиновник может без всякого вреда для должностной эффективности и личной репутации публично брать на себя обязательства — и не выполнять их. Принимать на себя ответственность — и тут же давать понять, что он ни за что не отвечает. А зачем отвечать-то, если можно не отвечать? Что, кто-то из предшественников за что-то ответил? Нет? Так что мы от нынешних-то ждем? С чего им вдруг становиться по-настоящему ответственными? Потому что их уволят? Так они восстановятся по суду, стоит только захотеть. Потому что мы не изберем их снова? Еще как изберем — посмотрите соцопросы и убедитесь. В суд их потащат? Да пусть тащат, это еще никому не повредило, — ни Януковичу, ни Насирову, ни Кернесу, ни Труханову, ни Онищенко. Вон Тимошенко и Луценко заказные отсидки вообще пошли в карьерный плюс. Никому наш суд не может повредить. Даже заживо осужденному в США Лазаренко наш украинский суд ничем не повредил, хотя воровал Лазаренко именно тут, а там только отмывал. У нас по-настоящему, не на словах, привлекать его к ответственности никому не сдалось, потому что в принципе не было понимания — к чему привлекать-то?!

Никто из прежних не наказан, поэтому никто из нынешних не боится.

И, как следствие, ни за что не собирается отвечать.

Дж. Бернард Шоу
Дж. Бернард Шоу

Пропаганда как способ самоуничтожения

[ Колонка опубликована на Liga.net ]

Пропаганда убивает — и не только тех, против кого она направлена. Это стало такой же банальностью, как и упоминание в этом контексте казни в 1946 году по приговору Нюрнбергского трибунала Юлиуса Штрейхера, редактора нацистской газеты «Der Stürmer». Штрейхер был единственным из подсудимых, которого трибунал приговорил к смерти не за военные преступления, а за печтаную пропаганду. 

«Der Stürmer» Штрейхера был мощнейшим генератором ненависти к евреям — ненависти настолько разнузданной, что временами это даже вынуждало рейхсминистра пропаганды Геббельса возвращать его в «более разумные» границы (и это при том, что Геббельс и сам был законченным антисемитом). Выступая в суде, Штрейхер говорил, что он действительно призывал к уничтожению еврейского народа (учитывая приобщенные к делу подшивки его газеты, это было невозможно отрицать), «но вовсе не к буквальному уничтожению», и что он не может отвечать за то, что кто-то понял его статьи как прямое руководство к действию. Как известно, трибунал его аргументы во внимание не принял, и признал деятельность Штрейхера преступлением, заслуживающим смертной казни. 

Юлиус Штрейхер во время Нюрнбергского трибунала

Стоя под виселицей, Штрейхер несколько раз крикнул «хайль Гитлер» — в последний раз уже с мешком на голове и петлей на шее. Никто из подсудимых, кроме него, такой преданности фюреру перед смертью не продемонстрировал. Пропагандист Штрейхер в этом смысле оказался большим нацистом, чем они все.   

И это вовсе не удивительно. Штрейхер свято верил во все, что он писал. Он был мерзким типом — еще в 1930-е годы он совершенно не скрывал своей аморальности, чем вызвал брезгливое к себе отношение многих высших чинов рейха, мнивших себя аристократами, — но при этом лживым фарисеем он не был. Мир для него выглядел именно таким, каким он его описывал в статьях и выступлениях — с «высшими» и «низшими» расами, «всемирным заговором евреев» против Германии и фюрером как «единоличной вершиной человеческой истории».

Нацистская пропаганда в какой-то момент стала для Штрейхера единственно возможным мировоззрением. Он был не только «толкачом» идеологической дури, но постоянным ее потребителем. 

В разных вариациях этот же сюжет — пропагандист, который «подсаживается» на распространяемое им вранье, даже если изначально относится к нему иронически, — повторялся затем многократно.

Еще более наглядно этот эффект виден на примере государства, для которого инструментом актуальной политики становятся информационные манипуляции и прямые фальсификации. Российские сетевые «фабрики троллей», например, имитируют в промышленных масштабах поддержку совершенно не соотносящихся с реальностью идеологических тезисов — вроде засилия «либерального фашизма» в Европе, «российского нравственного превосходства» над «загнивающим Западом» или развала СССР из-за «антироссийского мирового сговора». Те же самые темы разгоняет российская телевизионная и прочая медийная пропаганда. Режим, который поддерживает распространение таких тезисов, так или иначе оказывается вынужден брать их в расчет для самого себя — как реальные и значимые факторы (как минимум во внутренней политике). И фальшивая реальность пропаганды становится для него основанием для принятия практических решений. 

Например, чтобы снять с себя ответственность за сбитый российским БУКом над Донбассом пассажирский рейс, российская пропаганда породила множество фейковых версий этой трагедии. Ни одна из этих версий даже отдаленно не претендовала на достоверность, основной их задачей было, видимо, максимальное засорение темы для внутренней аудитории, чтобы вскрытые следствием реальные обстоятельства трагедии просто «утонули» в информационном шуме. Но прямым следствием этой «операции информационного прикрытия» стало то, что для России стало невозможно дать официальное согласие на участие в работе международной комиссии по расследованию. Заинтересованность в сохранении фейковой реальности сделала для Кремля недоступными варианты, наиболее адекватные реальности настоящей. Идиотский поступок Путина, который под запись показал Оливеру Стоуну заведомо фейковую видеозапись как «доказательство», в этом контексте даже не выглядит чем-то заслуживающим особого удивления — это лишь частное проявление куда более общей картины добровольного самообмана российского государства.   

Само собой, невозможно принимать адекватные практические решения, основывая их на неадекватном восприятии реальности (пример Третьего Рейха в этом смысле чертовски нагляден). Осознавая это, режим, пытаясь ослабить эффект такой неадекватности, будет пытаться грести сразу в двух направлениях — одной рукой генерить с «идеологической» целью все больше фейков и пропагандистских манипуляций, а другой — цепляться за реальность, которая этим фейкам откровенно противоречит. Напряжение между фейками и реальностью при этом неизбежно будет нарастать — пока, в конце концов, дело не кончится конфликтом этих двух мировосприятий. Конфликтом, по итогам которого Россия вынуждна будет отказаться или от фейков (как это уже было в 1991 году с СССР), или от реальности (как это произошло с Северной Кореей). 

До тех пор речь, в сущности, будет идти о медийном самоотравлении российской власти (про информационное здоровье населения страны говорить уже трагически поздно). Неадекватное восприятие Кремлем реальности его оппонеты могут, конечно, расценивать как стратегическое преимущество (хорошо, когда противник теярет способность выстраивать рациональные стратегии), однако потерявший связь с реальностью тролль с ядерной дубиной — это крайне серьезная угроза, которой ни в коем случае нельзя пренебрегать. 

С Третьим Рейхом в этом смысле истории повезло — рассказывают, что разработку ядерного оружия Гитлер запретил именно из-за неадекватного мировосприятия: фюрер опасался, что ядерная реакция может растопить «мировой лед», внутри которого, согласно принятым в нацистской верхушке мистическим возрениям, якобы находится наш мир. 

И последнее, на закуску. В 2017 году проходивший в Москве Всероссийский съезд в защиту прав человека учредил «антипремию» имени того самого Юлиуса Штрейхера. Ее будут присуждать представителям российских СМИ, «внесшим наибольший вклад в атмосферу ненависти и лжи». Жест, конечно, символический, но сил на что-то более действенное у страны, отравленной собственной пропагандой, уже нет.





Будущие президентские: как прокачать чужой рейтинг

Грядущие президентские выборы обкатают одну интересную модель (пока не технологию, но это именно пока): утилизацию негативного рейтинга кандидатов.

Кандидаты с глубоким негативным рейтингом из избирательной гонки не выходят, вкладываются в рекламу, навязчиво присутствуют в информационном поле. Окей. Поскольку их воспринимают негативно, каждое их появление в медиа раздраженную ими аудиторию раздражает еще больше. Но если накапливается раздражение относительно одного из кандидатов, то у других участников гонки шансы так или иначе растут — к ним в какой-то степени перетекают даже не симпатии избирателей, а надежды, что вот другие-то не будут так доставать, если их выбрать. И если таких раздражающих кандидатов много (а у нас их много), их усиленная медийная активность может очень прилично «подкачать» шансы… кому? Кандидатам с минимальным уровнем негативного восприятия. Новичкам. Такие кандидаты могут не обладать выдающимися достоинствами, не иметь мощного политического бэкграунда, даже не особо активничать в ходе избирательной кампании — им достаточно быть просто узнаваемыми. Их главным козырем становится то, что они значительно меньше раздражают избирателя, и что на них не распространяется общее разочарование электората скорбным состоянием нынешнего политикума, его пресловутой коррумпированностью и неэффективностью.

Погуглите, как и почему президентом Гватемалы стал телевизионный комик Джимми Моралес — это тот самый кейс.

Собственно, моделька сводится к тому, что усиленная политическая реклама кандидатов с отрицательным рейтингом с определенного момента работает для них самих «в минус», и при этом теоретически дает возможность относительно новым политическим игрокам получать на таком «понижении политического курса» неплохие дивиденды. Переломной ситуация станет, когда раздражение электората прежними элитами превысит некий критический порог. Пока он не достигнут, но чем больше денег за политическую рекламу хлынет в медиа, тем больше шансов, что мы этот порог перейдем.

[ Из Facebook ]

Разговор только начинается

— У вас негативный подход. Это зря, все ж хорошо. 
— Что хорошо?
— Ну, мы же победили. 
— Кто «мы»?
— Мы, прогрессивные силы.
— Когда это мы победили?
— Когда вы нас выбрали в парламент. 
— А разве это победа? Мы-то думали, что это только предпосылки для изменения страны к лучшему. 
— Вообще-то да, но мы же уже изменили страну к лучшему.
— Где?!
— Ну вот же лучше стало. 
— Кому? 
— Гораздо лучше.
— Кому лучше?!
— А вы разе не чувствуете? 
— Нет. 
— Хм, странно, мы же столько законов приняли. 
— А сколько давно обещанного не приняли? Перечитайте ваше коалиционное соглашение. 
— Всему свое время. У вас слишком негативный подход. У нас и так много достижений. 
— Каких? 
— Экономика растет.
— На три процента в год при уровне инфляции в десять процентов? 
— Газовая независимость от России. Безвиз. НАБУ.
— А налоговая реформа? А избирательная реформа? А судебная реформа? Приговоров же нет по крупным делам. 
— Не все сразу. Надо подождать. Вот американцы сколько лет вели следствие по делу Лазаренко?
— Так они его вели, вели и довели до приговора, а здесь следствие начали и бросили. 
— Так это не мы бросили, это предшественники.
— А вы его возобновили? 
— Нет. 
— Почему?! 
— Потому что срок годности… то есть, давности. 
— А по делам о преступлениях во время Майдана где приговоры?
— Будут. Имейте терпение. Вот не нужно этого негативного подхода. 
— Так если реформы стоят — откуда взяться позитивному?
— Из безвиза.
— А еще? 
— А куда вы уже ездили?
— В Польшу.
— Съездите теперь в Чехию.
— На какие шиши? Я налоги заплатил, коммунальные заплатил, за зубы заплатил и теперь года два никуда поехать не смогу. 
— Вот это мы и называем негативным подходом.
— А мы это называем «жить по средствам». 
— Вот только не надо личных выпадов. 
— Каких личных? 
— Ну, вы же на этот новый «лексус» так намекаете? Так все задекларировано!
— Нет, я намекаю на то, что без реформ здесь мы все скоро уедем на заработки в Польшу, пока вы тут на «лексусах»… Кстати, а где уголовные дела по незаконному обогащению? Два года крутите шапито с декларациями — и практически никого за коррупцию не закрыли! 
— Это потому что у нас антикоррупционного суда не было! 
— А теперь есть?
— Теперь будет. 
— Когда будет?
— Не знаем. Но закон уже есть! Это большое достижение, эпохальное! 
— Достижение будет, когда он заработает и хоть кого-нибудь посадит. 
— Вот не нужно этих угроз. Вы же сами зарплату в конвертах получаете!
— Получаем. Потому что вы налоговую реформу спустили в унитаз. 
— На нее нет голосов.
— А на что у вас есть голоса? 
— И политической воли.
— А на что у вас есть политическая воля?
— Вот снова у вас негативный подход. На что надо, на то голоса найдутся. 
— На налоговую реформу не надо? 
— Надо, но не все сразу.
— На избирательную реформу надо?
— Пока нет. 
— Почему?!
— Потому что выборы скоро, а коней на переправе не меняют. 
— То есть, вы хотите еще и весь следующий созыв Рады ту же волынку тянуть?
— Почему «ту же»? Не ту же. 
— Неужели работать начнете?
— Обязательно. 
— А почему до сих пор не начали? 
— Да начали мы, просто у вас нет достаточной информации! 
— А почему ее нет? Куда нужно смотреть, чтобы ее получить?
— По нашим внутренним отчетам прогресс есть. 
— А почему они такие внутренние, если можно результатами похвастаться? 
— Так вы нам что, не верите?! 
— Нет, конечно! 
— Это очень, очень негативный подход. Обидный и несправедливый. 
— Сейчас еще обиднее будет. Не будем мы за вас на выборах голосовать. 
— А за кого тогда? Больше ж никого нету. 
— Если никого, кроме ворья и некомпетентных болтунов, нету, то ни за кого голосовать не будем. 
— Вот сейчас очень обидно было!
— Из-за «воров» или за «некомпетентных»?
— Нет, из-за того, что голосовать не будете. То есть… 
— То есть что?
— Мы же лучше, чем вы о нас думаете. Если без предвзятого отношения. 
— Как вы себя ведете, так мы к вам и относимся.
— Вы что, хотите оставить страну без власти во время войны?!
— Нет, мы хотим чтобы власть перестала воровать и саботировать реформы во время войны. И после войны. Чтобы она работала на победу и на страну, а не на себя. И чтобы она обновлялась.
— Это непатриотично как-то — так не уважать действующее руководство страны.
— Что-что?
— Нужно сплотиться вокруг власти.
— Вокруг достойной власти почему бы не сплотиться. 
— А мы разве недостойные?
— Дадите обещанный результат — будете достойные. 
— Достойнее нас никого нет!
— В стране сорок миллионов человек — и вы среди них самые достойные? Шутите. 
— Другие будут еще хуже!
— Будут хуже — и их тоже заменим. 
— Вы хотите устроить хаос и безвластие!
— Нет, мы хотим заставить власть профессионально работать. Хотя бы угрозами, если иначе не получается. Никто вас не будет гнать, если вы будете давать результат. 
— У вас нет реальной альтернативы!
— Янукович тоже так думал. 
— Мы все равно выиграем выборы!
— Янукович тоже выиграл выборы.
— Ну, погодите!
— Янукович тоже так говорил. 
— Разговор закончен!
— Разговор только начинается.

Внимание, новое правило: кто играет по правилам, тот лох

Kim & Trump

В демократических странах политики боятся нанести ущерб своей репутации и из-за этого потерять поддержку избирателей.

В авторитарных странах политики боятся потерять благосклонность лидера и из-за этого потерять бонусы и привилегии.

При диктатуре все как при авторитаризме, только бонусом при ней является сохранение жизни и свободы.

Президенты США прежде не встречались с Кимами не потому, что им нечего было обсуждать (было что), а во многом из-за того, что их избиратель просто не понял бы: это как — сначала без обиняков называть кого-то кровавым диктатором, а потом с ним же по-дружески ручкаться. А вот у Трампа избиратель совсем другой, он одинаково гордится и тем, что Трамп прежде без обиняков называл Кима кровавым диктатором, и тем, что сразу после этого Трамп поехал (хоть и на neutral ground, но сам поехал!) с ним ручкаться. Как с равным. Авторитарист с диктатором всегда договориться сможет. Realpolitik!

Kim & Trump

А как же репутация? Репутация заботит слабака Обаму, настоящие-то парни фигачат вообще все, что хотят и как хотят, ни на кого не оглядываясь. Аннексируют Крым, например. Гнут под себя судебную власть. Фальсифицируют выборы. Ракетами пуляют от широты души. А международное партнерство, верховенство закона и прочая либеральная муть — это для умников и еврофраеров, которые по понятиям базарить не умеют.

Выборы в премьер-лиге: Гройсман играет на опережение

Владимир Гройсман

[Колонка впервые опубликована на LIGA.net]

С какой стороны ни рассматривай заявление Владимира Гройсмана о том, что он готов уйти в отставку, если закон об антикоррупционном суде не будет принят, выглядит оно как уверенный и продуманный старт самостоятельной предвыборной кампании. Продуманный — потому что выгодные для премьера сценарии легко просматриваются для всех трех основных вариантов развития событий.

Владимир Гройсман

Владимир Гройсман

Сценарий первый: фракции и Банковая утрясли все (или почти все) предъявленные депутатами сомнения и отговорки и закон об антикоррупционном суде наберет необходимые 226 голосов. В этом случае заявление Гройсмана делает его косвенно причастным к этому достижению (хотя по действующим процедурам никакого участия премьера для этого, в общем, и не нужно), и Гройсман не только остается в премьерском кресле и возглавляет освоение перечисляемого МВФ кредитного транша, который позволяет стране и дальше работать на внешних финансовых рынках, но и получает свою долю медийного позитива. К тому же, сделанное заявление даст ему дополнительные основания включить антикоррупционные лозунги в будущую предвыборную риторику. Прежде их можно было опереть только на безрезультатную грызню с НАПК, которая выглядела крайне уныло и которую в актив все равно записать было нельзя. А вот то, что премьер как бы поучаствовал в «додавливании» депутатов перед голосованием — можно. 

Сценарий второй: закон пройдет, но без удовлетворения всех необходимых требований Венецианской комиссии (даже при том, что большинство депутатов вроде бы понимают, что такой поворот приведет к политическому кризису и будет означать большие проблемы для украинской дипломатии и лично для Порошенко, но трусость, некомпетентность и кое-какерство никто ведь не отменял). В этом случае МВФ откладывает привязанный к принятию этого закона транш экономической помощи и Украину с высокой вероятностью ждут проблемы на внешних финансовых рынках. В такой ситуации Гройсману действительно удобнее заявить об уходе в отставку (или спрятаться за статусом «временно испольняющего обязанности»), чтобы не возглавлять правительство в период эскалации кризиса, для купирования которого в бюджете просто не будет средств. При этом, естественно, вся ответственность за кризис будет подчеркнуто возложена на Верховную Раду, а Гройсман, наоборот, покажет себя политиком ответственным и не боящимся решительных шагов, что опять же хорошо для его грядущего участия в выборах.

Сценарий третий: если с принятием закона никакой ясности по-прежнему нет и решающее голосование снова переносится, заявление Гройсмана все равно «срабатывает» — как предупреждение, которое может очень быстро превратиться в ультиматум. Дело в том, что если правительство действительно «отставится», то депутаты будут обязаны в течение двух месяцев сколотить новое, а при нынешней удручающе низкой способности парламента принимать решение это будет крайне непросто. И если срок в два месяца не будет выдержан, закон предусматривает автоматический роспуск Рады и назначение досрочных выборов, на которые Гройсман и его новая политическая сила выйдут «все в белом» — в отличие от всех остальных, которым вот только что публично не хватило не то нужного градуса политической воли от Банковой, не то голосов (и это при наличии «коалиции большинства»), не то просто ума, чтобы просчитать очевидные последствия своей коллективной трусости и безответственности.

Особенно достойно предполагаемая отставка Гройсмана будет выглядеть в сравнении с жалобно-торгашеским финалом премьерства Яценюка, который до последнего отказывался покидать премьерское кресло. И если отставка действительно состоится, можно практически не сомневаться в том, что Народный Фронт больше не будет для Гройсмана подходящим политическим ковчегом — эту партию он просто откровенно перерос. Поэтому сразу после решающего голосования по закону об антикоррупционном суде вполне можно ждать еще и объявления о создании новой политической силы — впрочем, и по существу, и по составу, такой же архаичной, как и прежние номенклатурные партии.

Зато Владимир Борисович сможет повторить на бис свой знаменитый номер и кинуть в массы горделивое «я вам покажу, как надо парламентские выборы выигрывать!» 

И после этого главным для него будет не слишком часто оглядываться назад, где осталась не вполне убедительная демонстрация умения управлять страной. Но об этом будет повод поговорить во время отчета правительства — неизбежного вне зависимости от того, состоится его отставка в ближайшее время или нет.

Многоточие в спину

Сергей Бережной и Аркадий Бабченко на акции памяти Павла Шеремета. Фото Дмитрия Шишкина

Этот текст был написан и опубликован на LIGA.net ночью после сообщения о том, что Аркадий Бабченко был убит. К счастью, вскоре было объявлено, что «убийство» было инсценировкой спецслужб, предпринятой для предотвращения настоящего покушения. Несмотря на то, что колонка была написана по поводу, которого на самом деле не было, я не вижу оснований что бы то ни было в ней менять. Там все на месте.

Писатель только тогда чего-то стоит, когда находит оголенный общественный нерв и способ его прижечь. Нерв, который нашел Бабченко, назывался «Война».

Так называлась самая известная (переведенная, кстати, на несколько языков) книга Аркадия Бабченко. Она была снайперски точна, как и многие из его других — некнижных — текстов. Она была резка, как отдача. Серия коротких рассказов, в большинстве которых ситуация исчерпывала сюжет, но зато была доведена до человеческого предела. Его «Война» обыденно раздевала войну и выставляла ее на всеобщее обозрение — настоящую, без телевизионного муара, мундирной парадности и идеологического силикона, залитого во все дырки. Какой Аркадий видел ее в Чечне, такой он ее и нарисовал.

Его «Война» была тем самым прижиганием обнаженного нерва всего российского социума — терапией, за которую больной начинает ненавидеть спасающего его врача. Такие книги читатели, мягко говоря, не любят. Времена, когда откровением могли стать «Севастопольские рассказы» Толстого и военная проза Гаршина, давно прошли. Честный реализм перестал осознаваться массами как достоинство. С некоторых пор его стали называть «чернухой» и разбавлять огромными дозами синтетических соплей.

Разбавлять ими войну у ботоксной империи получалось особенно удачно. Идеологически прокачанная война, в отличие от реальной,  получалась стерильной, гладкой и совершенно не вонючей (для придания ей запаха привычно использовался ладан). В таком виде она отично годилась для украшения сервантов и красных уголков. В ней не оставалось ничего, кроме ауры беспримерного героизма, так что оставалось только сделать ее национальной святыней. И ту великую войну, и любые другие (как ухудшенные, ко все же ее отражения).

«Война» Аркадия, живая и уродливая, честная до тошнотворности, шла вразрез любой наведенной сакральности. Силикон из-за нее начинал выглядеть именно силиконом, а не божественным сиянием, а пропагандистские метастазы становились наглядны до бесстыжести. Со стороны автора это было, безусловно, непростительное и святотатственное покушение на любимые населением миражи.

По мере того, как силикон заполнял все большее имперско-черепное пространство, его способность переносить столкновение с реальностью все более атрофировалось.

Но Аркадий продолжал снова и снова жечь этот силикон, чтобы вытащить из-под него реальность. Горящий силикон вонял нестерпимо, а спасенная из-под него реальность выглядела, увы, совсем не так красиво, как синтетическая обманка. И виноват в этом был, конечно, он — Аркадий. Точно так же в том, что весной из-под снега разом вытаивает все скопившееся за зиму собачье дерьмо, хозяева собак винят не себя самих, а весну.

Так Аркадий мало-помалу стал «предателем идеалов» и «врагом народа». Иначе и быть не могло. Да еще и информационная революция настала без предупреждения, так что сначала в «живом журнале», а потом и в фейсбуке Бабченко со своей неудобной прямотой оказался внезапно хорошо слышен (книги-то доходили не до всех, а фейсбук со временем поселился в каждом телефоне). Постепенно он наловчился выжигать имперский силикон на огромных площадях, причем не считаясь с тем, что кое-какие сорта перламутровой массы стали считаться более приличными, чем другие. Что о войне в Чечне, что о вторжении в Грузию, что о расстрелах на Майдане он писал с одним и тем же правом и достоинством очевидца. И без синтетических соплей.

Поэтому было совершенно неизбежно, что построенная в лживом силиконе империя рано или поздно перестанет Аркадия терпеть. И что однажды ему настоятельно намекнут покинуть территорию, подвластную тотальному силикону.

Но — помните? — мир изменился, и даже выйдя за сакральные границы, Аркадий не перестал быть в них хорошо слышим. Бабченко уехал, но не замолчал, и огонь его «Войны» по-прежнему безжалостно и прицельно жег и силикон, и оголенный нерв. Когда он в очередной раз в фейсбуке рассказывал, как Россия отреклась от очередного «ихтамнета», и расчехлял свое многозарядное «родина тебя бросит, сынок, всегда», — крыть было нечем. Нечем было крыть.

А когда родине нечем крыть, она всаживает тебе многоточие в спину. Не силиконовую имитацию, а вполне настоящее, металлическое многоточие.

Потому что это «Война». Потому что ты солдат. Потому что ты не сдался и не продался, когда тебе предлагали.

Здесь должна была быть какая-нибудь патетика, но к Аркадию никакую патетику пристроить невозможно. Он бы тебя просто оборжал с ног до головы. «Ты что, Серега, рубанулся? Какой, нах, «героизм»? Какая «вечная память»? Давай лучше еще по пиву. А вообще — хватит бухать! Всем ЗОЖ!»

И вот тут я бы не выдержал.

Сергей Бережной и Аркадий Бабченко на акции памяти Павла Шеремета. Фото Дмитрия Шишкина

Сергей Бережной и Аркадий Бабченко на акции памяти Павла Шеремета. Фото Дмитрия Шишкина

Городовой «бляха №148»: погром в головах

Жертвы кишенеского погрома 1903 года

[Колонка опубликована на LIGA.net]

Есть лишь два объяснения тому, почему власть не препятствует погрому: она не может (и какая она тогда власть) или не хочет (и тогда она преступна)

После погрома лагеря ромов на Лысой Горе стало до отвращения ясно, как недалеко наше общество ушло от дикости. Во многих аспектах совсем не ушло — если сравнивать произошедшие с аналогичными событиями более чем столетней давности. Параллели слишком очевидны.

В знаменитой истории Кишиневского еврейского погрома 1903 года есть персонаж, которого обессмертил Короленко в очерке «Дом №13». Персонаж этот именуется автором «городовой «бляха №148», и его поведение с удивительной откровенностью демонстрирует отношение тогдашней кишиневской власти и к подданным еврейской национальности, и к погромам как «выражению общественных настроений».

Кишиневские погромы начались 6 апреля, в аккурат с началом православной Пасхи. Поначалу дело ограничивалось разгромом еврейских лавок и грабежами. В этот день никого не убили, и даже побили не сильно. Полиция же вразумлять погромщиков не спешила, хотя и арестовала около полусотни нарушителей спокойствия. Но этого было, как оказалось, совершенно недостаточно. То же самое можно сказать про приказы губернатора фон Раабена — он хоть и распорядился вывести на улицы военные патрули, но никаких внятных приказов гарнизон от него не получил. Следовало ли им пресекать порывы «патриотической общественности»? А если следовало, то какими средствами? Бог весть, начальству недосуг. Говорили, что губернатор ждал каких-то распоряжений «сверху», но «наверху» тоже не спешили.

Обобщенный «городовой «бляха №148» появляется в очерке Короленко утром 7 апреля, перед второй волной погрома — появляется для того, чтобы предупредить обитателей еврейского квартала о приближении опасности, но не более. «Эй, жиды, — кричит он, — прячьтесь по домам и сидите тихо!» После чего, пишет Короленко, городовой «сел на тумбу, так как ему явно больше ничего не оставалось делать, и, говорят, просидел здесь все время в качестве незаменимой натуры для какого-нибудь скульптора, который бы желал изваять эмблему величайшего из христианских праздников в городе Кишиневе».

Толпа погромщиков явилась в еврейские кварталы, что примечательно, в сопровождении военных патрулей, которые, однако, в события до получения приказа практически не вмешивались.

И поскольку власть не демонстрировала намерения ограничить «патриотический порыв» какими-то рамками законности, «православная общественность» за эти рамки естественным образом вышла.

Жертвы кишеневского погрома 1903 года

Жертвы кишеневского погрома 1903 года

В том погроме погибли около полусотни человек, в том числе дети, более полутысячи были ранены. Только во второй половине дня фон Раабен (вероятно, дождавшись-таки распоржения «сверху») приказал патрулям пресекать насилие. К тому времени толпа успела разгромить уже треть города — согласно отчетам, были разграблены не менее 1300 домов.

И над всем этим сияла «бляха №148» — сияла имперско-провинциальным равнодушием к судьбе «граждан второго сорта».

Именно в этом была главная предпосылка погрома и гибели людей. Без явного попустительства власти Кишиневский погром был бы просто невозможен в таких масштабах. Даже если бы он стихийно начался, власть вполне могла бы его локализовать и пресечь, сил для этого было достаточно. Но власти было все равно, и свободу рук погромщикам обеспечило именно это равнодушие. Да, потом последовали санкции, аресты, суды, увольнение от должности фон Раабена «за бездействие» — но все это с тем же оттенком имперского формализма и пренебрежения, и все это с опозданием, вослед, когда грохнул мировой резонанс и международное реноме империи отчетливо пошатнулось. Именно из-за Кишиневского погрома Россия не получила значительную часть иностранной поддержки во время войны с Японией — например, влиятельное еврейское лобби в США обеспечило военные кредиты не для царского правительства, а для правительства микадо.

И это была только часть цены, в которую обошлась ветшающей империи равнодушие «бляхи №148». Черносотенные погромы продолжались, и по горькому опыту Кишинева евреи знали, что рассчитывать на защиту властей они не могут. Поэтому в Одессе, Киеве и в других городах «черты оседлости» общины начали создавать вооруженные отряды самообороны. Еврейские мальчики учились защищать свои семьи. Знаменитое ныне израильское «это больше не повторится» начиналось вовсе не на Земле Обетованной, а в наших палестинах…

Отношение представителей власти к погрому в 2018 году фактически ничем не отличается от того, что демонстрировала «бляха №148» в году 1903. Вызванные ромами полицейские отказались их защитить. Глава полиции Киева заявил, что С14 не учинили погром, а провели «субботник», во время которого сожгли не палатки с имуществом людей, а «мусор». Но отвратительнее всего были многочисленные попытки погром оправдать — в основном тем, что цыгане промышляют жульничеством и разводят антисанитарию. И что раз полиция с этим не в состоянии справиться по закону, то ничего не остается, кроме как на закон положить с прибором и дать волю погромщикам.

Трудно спорить с тем, что полиция проявила выдающуюся импотентность — это просто наблюдаемый факт. Никакие бодрые рапорты о ее «реформировании» перекрыть это демонстративное бессилие не могут. Именно это бессилие и является главной предпосылкой того, что экстремистов сносит с катушек. Они же знают, что «бляха №148» вмешиваться не станет — и  потому, что чувствует с ними солидарность, и потому, что трус, и потому, что ему часто просто все равно.

При этом «бляха» откровенно не осознает, что такое сочетание «достоинств» делает ее профнепригодной. «Бляха» вообще не привыкла к ответственности. Ну, пожурят. Ну, выговор выпишут. Да хоть десять. Какие претензии, собственно? Приказа ж не было «субботник» пресекать. Следовало ли пресекать порывы «патриотической общественности»? А если следовало, то какими средствами? Бог весть, начальству недосуг. Вот и руководство на том же настаивает. Честь мундира, а как же. Вот и общественность считает, что правильно табор разогнали. Перефразируя Булгакова — погром не в таборе, погром в головах.

Между тем, ромы теперь не хуже кишеневских евреев осознали, что никакой защиты они от государства получить не смогут. Практикой проверено. И я совершенно не удивлюсь, если следующий ромский погром (а если попустительство власти таким и останется, он будет непременно) встретит вооруженный отпор. Ничего другого откровенное бессилие и равнодушие государства нам не обещает.

И, конечно, выводы о «приверженности новой власти Украины демократическим ценностям» сделают наши зарубежные партнеры. Уж слишком ярко мы демонстрируем отношение к принципам законности и правам человека, равно как и способность государства этих принципов придерживаться. Глупо было бы игнорировать такие наглядные демонстрации, как бы ни были расположены к нам союзники.

Ну, а гражданское общество внутри страны давно уже все осознало про «бляху». Тут, пожалуй, особых удивлений не будет.

Разве что власть все-таки соберет себя с пола и перестанет быть такой откровенно жидкой.