Заповедник для антикоррупции

Для начала напомню: создание украинского реестра (государственного) электронных деклараций было профинансировано из бюджета Дании в размере чуть меньше 100 тысяч евро. Всего-то. Реестр был принят заказчиком и запущен в рабочем режиме, несмотря на прямой саботаж украинского политикума (и частично, извините, техникума).

Масштабы, согласитесь, для наших чиновников какие-то непривычные. Поэтому вскоре на поддержку и экстренное обновление реестра (код+железо) из бюджета Украины было с плачем и истериками вытребовано тогдашним руководством НАЗК 60 миллионов гривень — в 20 раз больше, чем Дания выделила на его создание. Но несмотря на «экстренность и насущную необходимость», возможности пустить в дело выцыганенные украинские деньги у чиновников тогда так и не нашлось. И реестр как-то продолжил работать без них.

Для продолжения напомню, что примерно тогда же случилась история с «банкой судьи Чауса», в которой тот закопал 150 тысяч долларов в кэше. В полтора раза больше, чем весь выделенный Данией бюджет разработки реестра электронных деклараций. Чаус успешно сбежал и ныне для украинской безрукой фемиды недоступен, но его кейс выгодно оттеняет тот факт, что на коррупционный доход одного только не самого «топового» украинского судьи вполне можно построить вполне устойчивый к саботажу государственный электронный реестр для борьбы с той же коррупцией. И опять же оцените разницу в масштабах.

При этом судей вроде Чауса в Украине много, а реестр таки один. И за четыре года он не только пережил все попытки чиновников и депутатов его дискредитировать (включая его знаменитый «взлом» Антоном Геращенко), но даже выжил после недавней атаки аж самого Конституционного суда.

Приходится, однако, с грустью констатировать, что в целом антикоррупционная инфраструктура в Украине, несмотря на устойчивость реестра деклараций, по-прежнему несопоставима по масштабам с инфраструктурой коррупционной. Да, антикоррупционный суд работает, и даже выносит приговоры, но ощущения, что это хоть как-то изменило общую ситуацию, как не было, так и нет. ВАКС можно демонстрировать как достижение европейским партнерам, но для юстиции Украины он как был, так и остаётся мелким чужеродным (буквально) элементом в огромном механизме государственной юстиции, идеально отлаженном не для привлечения к ответственности, а для выведения из-под неё.

Это можно подтвердить и тем, что украинская коррупция в целом смирилась с работой публичного реестра электронных деклараций — ибо публичность по-прежнему никак не связана с реальной ответственностью. Практика показала, что от одних только скандальных и разоблачительных публикаций по материалам реестра, где бы эти публикации ни выходили, пойманным за декларацию не становится ни жарко и ни холодно. Институт репутации у нас не работает — точнее, работает, но наоборот. Если в Европе ущерб для репутации политика чреват наступлением ответственности, — политической, карьерной или юридической, — у нас этот ущерб, скорее, пишется в плюс. Если он не сопровождается реальной ответственностью, то просто повышает медийную узнаваемость персонажа, а это при доминировании «теневого государства» над «нетеневым» означает больше полезных связей и больше живых денег. Депутат Мосийчук от хронического состояния своей репутации, помнится, нисколько не пострадал. Госслужащий Насиров вообще выдвинулся кандидатом на выборах в президенты, что тоже вполне наглядно показывает, насколько репутация ему не жмёт. Другой отличный пример — история с Татаровым, которая на всех этапах убедительно доказывает, что никакая публичная репутация никакого деятеля ни для какого ОПУ не имеет никакого значения.

Вместо системной антикоррупционной реформы мы организовали внесистемный антикоррупционный заповедник, в который можно водить на экскурсии «западных партнеров».

Да, системную реформу с чего-то нужно начинать. Хотя бы с создания такого «заповедника». Но предъявлять его как этапное достижение можно только на фоне скорбного отсутствия достижений реальных.

Реестр родил реестр: три года электронных деклараций

В начале ноября 2016 года официально завершился первый этап наполнения реестра электронных деклараций, и в Украине началась «эпоха прозрачности». Точнее, не «прозрачности», а «прозрачностей». Потому что их было как минимум две.

Первая «прозрачность» – это, собственно, сам факт появления в публичном доступе отчетов госслужащих об их имуществе и доходах. Тут «прозрачность» выражалась в том, что каждый получил возможность предметно задать вопрос – дядя (или тетя): а откуда у тебя вообще взялся вот этот обозначенный в твоей декларации штангенциркуль на восьми поршнях с инкрустацией изумрудами от Картье и полезной площадью в полтора Майдана?

Второй «прозрачностью» стала абсолютная проницаемость созданной в Украине системы предотвращения и преследования коррупции для подробных вопросов. Вопросы, как бы громко они ни звучали, пролетали сквозь эту систему, как нейтрино над Парижем: не снижая скорости, не встречая препятствий и не вызывая практически никакой доступной для наблюдения реакции. Это было красиво, но для общественности (и украинской, и международной) огорчительно, потому что общественность ожидала наблюдать не парад чиновнического тщеславия, а торжество правосудия.

Торжества, однако, так не случилось. И сегодня, три года спустя, вполне четко видно, что вторая «прозрачность» была не ошибкой или недостатком создававшейся системы, а фундаментальной инженерной идеей. Реестр электронных деклараций, который проектировался, как «карта сокровищ украинской коррупции», сам по себе вполне удался, но карта – это не сами сокровища, а указание на них. Даже самую подробную карту нужно хотеть и уметь использовать. А Национальное агентство по предотвращению коррупции (НАПК), в ведении которого «карта коррупции» находилась, пользоваться ею то ли не хотело, то ли не умело, то ли свое нехотение и неумение более чем убедительно изображало.

Делалось это разными способами – от чисто административных до глубоко технических. Некоторые из применявшихся приемов стали очевидны для наблюдения практически сразу.

Например, темой одного из тогдашних протяжных плачей было то, что реестр электронных деклараций не был сопряжен с другими государственными базами данных. Без такого сопряжения анализ достоверности деклараций превращался из минутного и приятного действия в многодневный квест. Например, указанный в декларации чиновника средней руки скромный трехэтажный шато в Конче-Заспе должен быть связан с соответствующей записью в реестре недвижимости (где, кстати, могут обнаружиться и другие скромные шато того же чиновника по какой-нибудь небрежности им в декларации не упомянутые). Без автоматического сопряжения реестров вместо того, чтобы обнаружить такое соответствие или несоответствие буквально в один клик с выводом результатов исследования на виртуальный принтер, аналитик НАПК должен вручную провести полноценные многочасовые информационно-буровые работы и потом зафиксировать их результаты в подробном формальном отчете.

«Ручные» проверки деклараций практически гарантировали, что через процедуры полной верификации пройдут лишь единичные декларации, а не все, как было предусмотрено законом. Для проверки всех деклараций необходим был запуск аналитического модуля. Для написания такого модуля нужна была фундаментальная математическая модель, которая связывала бы воедино данные разных реестров и была способна обнаруживать в них явные несоответствия, а в идеале и неявные обстоятельства.

Была ли такая модель создана в тайных исследовательских лабораториях НАПК? Науке это пока неизвестно. Инсайдеры утверждают, что работа прототипа аналитического модуля была показана узкому кругу посвященных еще до официального открытия реестра деклараций, но никаких следов его практического применения на живом реестре не обнаружено до сих пор.

Даже после того, как базу деклараций удалось связать с довольно большим количеством имущественных и других госреестров, мы по-прежнему не можем рационально объяснить, как сочетается, например, ошеломительная по составу коллекция антиквариата декларанта с предельно скромным состоянием его банковского счета.

Причем вся эта информационная архитектура должна была даже не сформировать основания для конкретных судебных дел, а просто предложить направления для гипотетических антикоррупционных расследований. Следствие же, а тем более вынесение приговора по делам о коррупции, является прерогативой совсем других институций, которые могут действовать, в принципе, и не опираясь на декларации. Однако с удобной для использования «картой коррупции» им, конечно, работать было бы проще. И то, что «карту» удавалось три года оставлять неудобной, во многом предопределило относительно скромное количество закрытых антикоррупционных дел.

Реестр деклараций, как бы ни был он объемен, остается лишь одним из компонентов гораздо более внушительной системы борьбы с коррупцией. И для общества принципиально важна работоспособность и эффективность всей этой системы в целом: от «прозрачности» деклараций госслужащих на входе до предельной внятности приговоров антикоррупционного суда на выходе. И если в этой системе на любом этапе – даже предварительном – идут серьезные структурные сбои, то какого результата мы от нее можем ожидать?

«Реформа НАПК», начатая новым правительством, пока ограничилась кадровыми и административными решениями и никак не затронула технические аспекты работы реестра деклараций и их анализа. Если перестройка и достройка информационной архитектуры этой системы и ведется, то происходит это как-то слишком тихо. Так, на некоторых старых домах строительные леса прячут идущий на фасадах ремонт, а на некоторых – его отсутствие.

Три года ручных проверок одними чиновниками деклараций других чиновников дали украинскому обществу только усталость. И это не тот итог, на который люди надеялись. Формальная «прозрачность» давно уже никому не нужна. Необходима реальная и гарантированная ответственность. И работающая система, которая заточена именно на ее обеспечение.

[ Колонка опубликована в издании Слово і Діло ]

Всё для удобства крыс

(Колонка опубликована на LIGA.net)

Самыми памятными результатами борьбы с высокопоставленной коррупцией в Украине остаются вынесенный в 2006 году в США приговор бывшему премьеру Павлу Лазаренко и бегство из Украины в 2016 году народного депутата Александра Онищенко. Оба кейса вполне наглядны.

Лазаренко настигло американское правосудие по обвинениям в мошенничестве и отмывании средств, а в самой Украине расследование его коррупционной активности ведется до сих пор и о предъявлении бывшему премьеру предметных обвинений пока ничего не слышно. С тех пор, как в 1999 году Лазаренко покинул страну, а Верховная Рада в виде прощального привета лишила беглеца парламентской неприкосновенности и дала вполне бессмысленное в тех обстоятельствах согласие на его арест, времени собрать материалы для передачи в суд так и не нашлось.

История Александра Онищенко в этом смысле начинается и развивается очень похоже: Верховная Рада лишает его парламентской неприкосновенности и дает согласие на его арест тоже в виде прощального привета, потому что народный депутат в этот момент уже покидает страну. Правда, в отличие от Лазаренко, Онищенко так и остается народным депутатом, разве что из фракции его стыдливо исключают. Даже обязанности заместителя главы комитета по вопросам топливно-энергетического комплекса парламент за ним сохраняет, видимо, признавая его немалые заслуги и высокую компетентность в этой отрасли. Второе отличие: делом Онищенко пока не занимаются зарубежные юрисдикции, а потому ожидать, что перелетный депутат где-то скоро сядет, никаких оснований нет.

Повторяемость этого сюжета, в общем, совершенно не удивительна. Правоохранительная система Украины в целом выстроена с максимальными удобствами для высокопоставленных и финансово оборудованных деятелей, у которых может возникнуть внезапная потребность уклониться от ответственности. Для этого много что предусмотрено.

Во-первых, суть и формулировка обвинения обычно становится известна подозреваемым еще до того, как эта суть и формулировка окончательно утверждаются (утечки через «своих людей» в прокуратуре — это практически обязательная часть программы), а это позволяет им заблаговременно принять меры. Во-вторых, у большинства из них есть иммунитет, формальный или неформальный, за который можно еще побороться при искреннем содействии друзей и сочувствующих в Верховной Раде. В-третьих, даже если иммунитет будет снят, беспокойство может оказаться небольшим, поскольку обычай предусматривает большой ассортимент способов переложить формальную ответственность на каких-нибудь болванчиков, которые что-то когда-то неосторожно подписали, и по этой причине теперь рискуют принять на себя то, что не желает принимать на себя высокопоставленный негодяй. В-четвертых, высочайшая квалификация сотрудников следственных органов, подтвержденная целой серией экзаменов и сертификаций, позволяет им выстраивать дело так, чтобы его можно было легко развалить по формальным признакам. В-пятых, есть еще великолепная судебная система, которая даже пресловутого судью Чауса находит возможность уволить от должности не за вовлеченность в коррупцию (ее еще надо установить в ходе судебного следствия, для которого постоянно чего-то не хватает), а за прогулы. В-шестых, слушания могут не начинаться годами из-за высокой загруженности судей или по другой столь же уважительной причине, а до вынесения приговора вор имеет все основания считать себя честным человеком. И так далее.

В этом нет ничего неожиданного. «В течение 20 лет все делалось таким образом, чтобы окончательно разбалансировать работу прокуратуры и всей судебной системы, чтобы обеспечить олигархам такую свободу управления страной, как будто они управляют своим частным предприятием», — писал еще в 2014 году хорошо знакомый с нашими реалиями американец Люк Ванкраэн.

Но «разбалансировка», приведение системы в неработоспособное состояние, — это еще не все. Вы, возможно, не задумывались, сколько в национальном законодательстве и в судебной практике организовано «крысиных нор», которыми высокопоставленный вор может при необходимости воспользоваться, чтобы не отвечать за содеянное. Чтобы осознать масштабы этого виртуального «метро», достаточно вспомнить число вынесенных в Украине приговоров по крупным коррупционным делам. Или то, сколько приговоров удалось вынести Януковичу и его подельникам по итогам расследований их хищений и по событиям времен Революции Достоинства. Вспомнили?

Хотим мы того или нет, реальность заставляет признать неприятный факт: мы живем в стране, в которой закон на практике обеспечивает не привлечение к ответственности, а уклонение от нее для всех, кто «знает ходы». И после Майдана, несмотря на громадные ожидания, решительные требования и громогласные обещания, в этом смысле почти ничего не изменилось. Каждое реформаторское усилие гарантированно сопровождается массовым подковерным строительством новых «крысиных ходов», а попытки заткнуть уже найденные дыры натыкаются на прямой саботаж или отсутствие политической воли. Не верите? Спросите хоть у Александра Онищенко.

Если следить за тем, как развивается сюжет с Анной Соломатиной, которая рискнула рассказать о вопиющей некомпетентности НАПК и ее подконтрольности Банковой, можно заметить, что оппоненты не слишком-то пытаются возражать ей по существу. Усилия прилагаются лишь для того, чтобы на формальных основаниях не дать хода независимому расследованию ее заявлений. И сейчас это легко: формальных оснований для этого в «крысиных ходах» можно найти сколько угодно. А если не будет расследования, для фигурантов разоблачений не наступит и формальная ответственность. И можно будет по-прежнему с гордостью предъявлять в качестве реального достижения сотню (из полутора миллионов) проверенных за год деклараций госслужащих. «Проделана большая работа». То, что результат этой работы издевательски ничтожен, никого, по большому счету, не беспокоит. Потому что, судя по тому же результату, настоящей целью этой работы было обеспечить не привлечение кого-то к ответственности, а, наоборот, уклонение от нее.

И эта задача пока что решена блестяще.

Национальное агентство по уговариванию коррупции

Реестр деклараций - ошибкаПосле того, как скандал с ушедшим в глубокую кому Реестром деклараций все-таки стал достоянием гласности, глава НАПК Наталья Корчак без всяких обиняков заявила, что агентство пыталось добиться реакции от госпредприятия «Украинские специальные системы» (ответственного за работоспособность Реестра), закидывая его бумажными запросами, а к помощи общественности не обращалось, чтобы «не устраивать телевизионные шоу».

Уважаемая Наталья Николаевна. Общественная поддержка — ваш единственный ресурс, если вы действительно намерены как-то участвовать в борьбе с коррупцией. Единственный. Бумажками удобно клопов давить, а не коррупцию. Коррупция на бумажках только жиреет. Помимо дееспособной судебной системы (которой в Украине пока нет), для коррупции реально опасна только огласка. «Их оружие — тайна, следовательно, наше оружие — гласность». Та самая, которой вы сознательно пренебрегаете. Только огласка дает возможность общественным силам вмешаться в ситуацию и помочь.

Но вы такой помощи не хотите. Вы хотите играть по правилам бюрократии. На практике это означает, что в смысле противодействия коррупции вы не добьетесь ровным счётом ничего. У вас нет хватки и возможностей Ли Кван Ю и у вас нет китайской расстрельной команды. У вас есть только система документооборота, которая вам приятна, но которая, как показала история с падением реестра, не дает никакого результата, — и есть публичное внимание к работе НАПК, которое вам, похоже, неприятно, но без которого вам даже с работающим реестром ничего не удастся сделать.

Да, активисты — люди напористые, для чиновников неприятные, для некомпетентных функционеров какие-то уж слишком некомплиментарные, да еще и постоянно требуют больше, чем вы в состоянии сделать. И не любят ждать ответа на вопросы все положенные по закону две недели. Но именно благодаря этой неделикатности их вмешательство способно дать результат, а ваши бумажки — нет.

Вам никто, ничто, ни один регламент не запрещал сделать тему с упавшим Реестром деклараций публичной после первых же отговорок «Украинских специальных систем». Вы этого сами не захотели. Последствия этого вашего решения мы и наблюдаем прямо сейчас.

Все же очень просто: чтобы забить гвоздь, можно взять молоток, а можно написать и отправить заявку в хозотдел. И первое можно делать даже в том случае, если регламент предусматривает второе. Вы постоянно выбираете второй вариант. Регламент соблюден. Гвоздь не забит.

Если это тот результат, который вы в НАПК считаете приемлемым, то большие огорчения неизбежны. Для всех.

Материал опубликован на LIGA.net

 

Государство как препятствие для работы государства

А еще мне страшно нравится, когда в фейсбук-запись про срыв электронного декларирования приходят общаться юзеры с тезисом «а при чем здесь вообще государство».

Да, родные. Я тоже так думаю. Оно не должно быть тут «при чем», учитывая его нынешнее скорбное состояние.

Но оно, к сожалению, «при чем». Тому що, наприклад, «НАЗК — орган виконавчої влади зі спеціальним статусом, який забезпечує формування та реалізує державну антикорупційну політику». Но при этом у него нет денег на аренду серверов для системы е-декларирования и за хостинг этой системы платит негосударственный Проект развития ООН.

А потом государственное предприятие «Украинские специальные системы», которому негосударственный ПРООН платит за хостинг, вдруг просит перенести этот проект куда-нибудь подальше. А Госспецсвязь, по случаю тоже государственная, за три дня до запуска системы обнаруживает, что сертифицировать систему не может, потому что система была разработана по заказу ПРООН частной компанией «Миранда» и ее код, как авторитетно заявил руководитель Госспецсвязи, «можно проткнуть пальцем».

Но и этот палец тоже был бы в порядке вещей, мало ли какие пальцы у руководства Госспецсвязи, и отказ в сертификации тоже не обернулся бы такой трагедией, если бы незадолго перед этим то же руководство Госспецсвязи не рапортовало уверенно премьеру Гройсману, что проблем с запуском системы не ожидается. Никаких. Сегодня на заседании Уряда премьер Гройсман очень страдал из-за этого обмана.

Можно только догадываться о том, как страдал государственный человек Петр Алексеевич Порошенко, который публично заявил, что не хочет и слышать о другой дате запуска системы, кроме 15 августа, но был столь же публично проигнорирован всеми участниками процесса.

Заключительным аккордом стала грандиозная история со «взломом» системы декларирования с помощью ключа, который выдал неустановленным лицам, как установила проведенная государственным НАЗК служебная проверка, аккредитованный центр сертификации ключей уже знакомого нам госпредприятия «Украинские специальные системы».

Не знаю, как вас, а лично меня все это в высшей степени убеждает, что государство здесь категорически не должно быть «при чем».

Но — увы. Оно таки да.

(Из фейсбука)

Только бы не заработало

 [ Колонка опубликована на LIGA.net ]

Похоже, нынешний политический август в Украине упорно сводит себя к одной смысловой доминанте: «Только бы оно вдруг не заработало». Такие вот большие надежды больших людей.

Срыв запуска системы электронного декларирования, которая должна была работать согласно принятым ранее законам и международным обязательствам 15 августа, выявил этот очаровательный подход во всей его красе.

Для понимания контекста. Отрасль информационных технологий считается в современном мире одной из самых организационно стройных. Подготовка, разработка, запуск и поддержка проектов для IT-компаний давно уже стали элементами отлаженного производственного процесса. Если для проекта написано внятное техническое задание, если заказчик продукта хорошо понимает, какая система ему нужна, по-настоящему заинтересован в результате, держит руку на пульсе разработки и с ним можно оперативно обсудить и снять возникающие в ходе реализации проекта вопросы, реализация такого проекта становится буквально делом техники. Индустрия отлажена до такой степени, что для 99% проблем, которые могут возникнуть при реализации проекта, даже самого сложного, известны стандартные решения, которые полностью оправдывают себя в 99% случаев. Для простого проекта (а система электронного декларирования, никому не в обиду будет сказано, проект по меркам IT-индустрии совсем несложный) это означает практически полную гарантию его соответствия всем мыслимым стандартам, включая стандарты защиты данных. Вообще, безопасность — любимый бог IT-разработчиков. Как только речь заходит о безопасности, они мгновенно превращаются в законченных параноиков, потому что малейший провал в сфере безопасности при создании проекта означает для них профессиональную катастрофу: компании, которые такое допускают, просто перестают существовать для заказчиков.

edecl_komitet

Однако любой проект все-таки может быть завален несмотря даже на самую высокую квалификацию разработчиков. Это непременно произойдет в том случае, если работающий проект на самом деле заказчику не нужен. Если будущему пользователю системы действительно важно, чтобы она заработала, контроль за ее созданием ведется постоянно, плотно, на всех этапах и во всех мыслимых аспектах, проблемы выявляются вовремя и исправляются заблаговременно. Если же проблемы реализации выявляются только перед запуском, это в 99% случаев означает, что заказчик в действительности не был озабочен реальным мониторингом состояния проекта, что у него не было и нет необходимого для работы с проектом уровня компетентности и что работающая в соответствии с техническим заданием система ему на самом деле не нужна.

Именно так и произошло. Национальное агентство по противодействию коррупции (НАПК), для которого система электронного декларирования должна стать основным рабочим инструментом, проявило просто фантастическую незаинтересованность в этом проекте. Лишь перед самым запуском НАПК обнаружило, что для системы не готова аппаратная база, что Госспецсвязь не успевает или не хочет выдать для системы обязательный сертификат безопасности, что существуют претензии к полноте реализации системы по сравнению техническим заданием и что все это делает штатный запуск электронного декларирования в намеченные законом сроки невозможным.

В этой ситуации у НАПК было два выхода. Агентство могло отложить запуск системы до устранения недостатков и получения сертификата. Но это означало, что предусмотренные в законе и в международных обязательствах Украины сроки введения системы в действие будут сорваны, а грозное заявление президента Порошенко о том, что он «даже слышать не хочет о переносе» обернется пустым сотрясением воздуха. Поэтому НАПК предпочло запустить систему 15 августа, но «в тестовом режиме». Это позволяло сделать вид, что тем самым обязательства формально выполнены, — даже несмотря на то, что без сертификата безопасности система как инструмент антикоррупционного контроля лишалась всякого практического смысла.

Трудно представить себе более наглядную иллюстрацию для отношения официальных структур Украины к реформаторским задачам, которые они, вроде бы, взяли на себя обязательство решать. С одной стороны, формально инструмент для реформирования создан. С другой стороны, создан он таким, что использовать его невозможно.

Отдельно стоит сказать, что значительную долю ответственности за проявленную НАПК некомпетентность и неспособность обеспечить результат следует отнести на счет гражданского общества. Национальное агентство по предотвращению коррупции создавалось в значительной степени по его инициативе и под его давлением, но в процессе формирования НАПК эффективный контроль общественности за его работой так и не был установлен. В результате общественность потеряла НАПК как действенный инструмент и получила взамен нечто бессильное и, в этом составе, видимо, функционально бесполезное, нечто лишь формально имитирующее агентство для борьбы с коррупцией.

Эту схватку бюрократы пока что выиграли.

В отличие от гражданского общества, украинский политикум как система откровенно нацелен не на реальное реформирование системы, а на слегка прикрытую пошлым фарисейством имитацию реформ. Это выражается и в попытках выхолостить уже принятые антикоррупционные законы, и в фальсификации причин, по которым уже год не рассматриваются по существу «сверхсрочные» конституционные поправки о децентрализации власти, и в постоянных «опозданиях» с принятием решений о снятии депутатского и судейского иммунитета с выявленных коррупционеров всех мастей, и в вошедшем в привычку торможением судебной реформы и созданием Государственного бюро расследований.

И, конечно, курс на имитацию реформ вместо их практической реализации впрямую касается обострившегося несколько дней назад противостояния Национального антикоррупционного бюро с, скажем деликатно, некоторыми силами в Генеральной прокуратуре.

НАБУ (в связке со Специальной антикоррупционной прокуратурой) остается пока единственным государственным агентством, которое не растрачивает полученный кредит общественного доверия впустую, а, напротив, этот кредит худо-бедно пытается приумножать. Генеральная прокуратура, напротив, настолько давно и глубоко похоронила возлагавшиеся на нее надежды, что Юрию Луценко для эксгумации этих надежд придется использовать сверхглубокое бурение (и пока вообще непонятно, намерен он бурить всерьез или, согласно многолетнему обычаю, ограничится поверхностной имитацией этого процесса). Общество уже не способно впечатлиться обязательным для каждого нового генерального прокурора номером с оживлением дел о коррупции Януковича, потому что ни одно предыдущее оживление к осязаемому результату не привело. А раз так, объявленный номер привычно воспринимается как формальный и вполне бессодержательный ритуал. Будет результат — будет повод и для пересмотра этого восприятия. А до тех пор парадный фасад ГПУ будут определять дело «бриллиантовых прокуроров» и страстные, но сомнительные попытки начальника управления ГПУ по расследованию уголовных производств в сфере экономики Дмитрия Суса привлечь к своему отделу внимание СМИ.

Обидно провалив стратегически важную для экономики операцию по аресту квартиры у своего бывшего коллеги Виталия Касько, Дмитрий Сус переключился на конструктивное взаимодействие с коллегами-правоохранителями из НАБУ. На этом фронте его тоже ждали впечатляющие успехи. Для начала он провел обыск в офисе НАБУ. Участники событий расходятся в показаниях относительно экономического эффекта этого мероприятия, но как минимум определенный резонанс в прессе оно получило. Еще больший эффект вызвало обнаружение Дмитрием Сусом печального факта, что НАБУ осуществляет в отношении него следственные мероприятия. Поскольку каждому известно, что неприкосновенных для закона быть не должно, а господин Сус привык считать себя олицетворением закона, он предпринял ряд мер для защиты своей репутации, которые недоброжелатели из НАБУ охарактеризовали как захват заложников и применение к ним незаконных мер воздействия.

Творческие мероприятия господина Суса не слишком повлияли на репутацию Генеральной прокуратуры, поскольку вполне соответствовали сложившимся в общественном мнении прискорбным стереотипам относительно ГПУ. Генеральный прокурор Юрий Луценко также не посчитал эксцесс достойным специального внимания, поскольку отложил публичную реакцию на него до возвращения из командировки. Можно предположить, что его рабочим девизом на ближайший период будет «неспешность и достоинство», и каждый раз, когда его подчиненные возьмутся укреплять стереотипы публики в отношении ГПУ, он будет молчаливо их в этом поощрять.

Если говорить серьезно, трудно отказаться от впечатления, что руками Суса власти пытаются наказать НАБУ за то, что Бюро несколько превзошло ожидания допустивших его создание государственных мужей. Вероятно, предполагалось, что Бюро удастся сделать таким же ручным и управляемым органом, как и прежние спецслужбы, и внезапная результативность связки НАБУ и САП оказалась для многих неприятным сюрпризом. Само собой, результативность эта пока весьма относительна, потому что конечным итогом по расследованиям НАБУ должны стать судебные приговоры, а с этим в стране традиционная задержка. Но еще до всяких приговоров некоторым влиятельным в администрации президента и в парламенте людям навязчивое внимание НАБУ стало настолько неприятно, что они предпочли покинуть пределы страны.

Для общественности, которая уже потеряла надежду на хоть какую-то результативность работы судов по громким делам, коррупционно-тараканьи бега стали своеобразным неформальным подтверждением качества работы Бюро. Основательность Верховной Рады и Генпрокуратуры, которые своей подчеркнутой неспешностью и скрупулезным вниманием к формальностям дают возможность скрыться депутату Онищенко и судье Чаусу, публика оценивает в других терминах. Ну не понимают люди важности соблюдения формальностей. Имитация правосудия их уже не устраивает. Им зачем-то нужен результат.

Подчеркнутое эффективностью НАБУ противоречие между работой на результат и формальной имитацией не может долго держаться на нынешнем уровне. Следует ожидать, что Банковая и Верховная Рада приложат максимум усилий к тому, чтобы НАБУ не получило новых затребованных полномочий (вроде права на самостоятельное прослушивание фигурантов коррупционных дел) и чтобы инициатива создания Специального антикоррупционного суда так и не прошла дальше парламентской канцелярии. Понятно, что попытки сделать из НАБУ управляемую и безопасную для коррупционеров структуру продолжатся — и эти попытки будут иметь реальные шансы на успех, если власти удастся ослабить пристальное внимание гражданского общества к тому, что происходит вокруг НАБУ.

Удручающая некомпетентность НАПК и позорный провал с запуском системы электронного декларирования ясно показывают, что нас в этом случае ждет.

Впрочем, все пока поправимо. Если электронные декларации действительно полноценно заработают 1 сентября, как утверждает глава НАПК, и станут основанием для антикоррупционных расследований, если вынесение приговоров по резонансным делам станет для украинских судов не исключением, а правилом, если депутатский и судейский иммунитет будут ограничены до такого уровня, что бегство коррупционеров перестанет быть еженедельным поводом для анекдотов, если Генеральная прокуратура заслужит результатами своей работы общественное признание, если в Верховной Раде вместо нынешней инертной депутатской массы появится осмысленное количество настоящих профессионалов…

Нет ни малейшей надежды, что это сделает кто-то за нас. Наши интересы отстаивать можем только мы сами.