Президентское дело: ответственность депутата Порошенко

Петр Порошенко

Вызовы пятого президента Украины Петра Порошенко на допросы в Государственное бюро расследований (ГБР) стали в последние несколько месяцев регулярно повторяющимся мотивом новостных лент. Соратники и сторонники Петра Алексеевича привычно именуют попытки снять с него показания «политическим давлением» или даже «политическим преследованием», противники же отставного хозяина Банковой столь же привычно злорадствуют и изнемогают в ожидании подробностей официальных обвинений.

Обвинений, однако, нет, вместо них есть только пульсирующий эхом медийный шум. «Президентское дело», появления которого вожделеет публика на обеих трибунах — и болеющих «за», и болеющих «против», — все никак не соберется во вменяемый документ, без которого все слишком и не слишком доброжелательные комментарии остаются лишь не вполне свежими испарениями над вечной рябью киевских политтехнологических болот.

Между тем, за всеми этими вызовами на допросы, доставленными и недоставленными повестками и сопровождающим их информационным пыхтением не просматривается ничего, кроме унылой регламентной рутины. Госбюро расследований по закону обязано контролировать деятельность именно политиков и госслужащих, включая работу президента страны, это его штатная функция как государственного органа. И (если ГБР в нынешнем его состоянии действительно способно эту функцию выполнять) в интересе Бюро к предыдущему президенту в принципе нет ничего удивительного. Вопросы к деятельности Порошенко, по которым требуется официальное разъяснение в части их соответствия закону, были и в период его президентства, и остаются сейчас. Эти вопросы по понятным причинам откладывались до неизбежного момента, когда Петр Алексеевич перейдет из статуса действующего президента в статус президента почетного. Этот момент настал, после чего отложенные вопросы вполне закономерно начали задаваться.

Петр Порошенко
Петр Порошенко

А больше ничего примечательного, в сущности, и не происходит. За время своего президентства Петр Алексеевич не раз и не два заявлял, что несет полную ответственность за свои действия и решения в тех рамках, что предусмотрены Конституцией Украины для его высокого поста. Эти его действия и решения, а также связанная с ними ответственность, никуда не делись и после того, как Порошенко покинул кабинет на Банковой и перебрался на место лидера одной из оппозиционных парламентских фракций. И раз уж Петр Алексеевич эту ответственность так ясно и публично осознает, то и вопросы следователей ГБР в рамках законной компетенции Бюро не должны его удивлять, а необходимость отвечать на эти вопросы — тяготить.

В этом контексте крайне поучительно наблюдать, откуда вообще появляется информация о повестках, присылаемых на имя Порошенко. И если первоисточником оказывается его пресс-служба или пресс-служба «Европейской солидарности», то трудно отделаться от впечатления, что это просто политтехнологические попытки «монетизировать» чисто бюрократический процесс и использовать его для создания «Евросолидарности» имиджа партии политически преследуемой.

Совершенно не сомневаюсь, что если (вдруг и внезапно) против пятого президента действительно будет сформулировано внятное и обоснованное официальное обвинение, узнаем мы об этом точно не от пресс-службы его фракции. Но пока, вроде бы, такого обвинения не было. Зато были бурные обсуждения того, правильно или неправильно была доставлена повестка, пришлось или не пришлось Порошенко сдавать из-за вызова в ГБР билет и отменять поездку, пришел Прошенко на допрос или не пришел, а также дебаты вокруг вопроса запредельно важного и для хейтеров, и хайперов — за какую сумму ГБР купил Портнов и у кого именно.

Причиной всего этого бурления страстей я считаю то грустное обстоятельство, что национальная правоохранительная система в целом — включая и ГБР — привычно воспринимается обывателем (он же избиратель) как механизм карательный, а не юстициарный. И раз уж кому-то выписана повестка, так не для того, чтобы получить у вызываемого ответы на заданные под протокол вопросы, а для того, чтобы сразу отправить его на эшафот. В том же обывательском восприятии массовые казни вызванных повестками в ГБР политиков пока не происходят по единственной причине: система так паршиво выстроена, что не способна обеспечить даже простую доставку повестки. А без этого никакая казнь состояться, понятное дело, не может.

Стоит признать, что в последнем наблюдении есть рациональное зерно. Нынешняя правоохранительная и судебная система действительно выстроена из рук вон плохо, и даже то, что в ней когда-то работало, господин Портнов и его духовные предшественники и последователи привели в удручающее и максимально дырявое состояние. Удобное только для паразитирующих на этой дырявой системе крыс, которым нужна не ее работоспособность, а лишь знание доступных только им ходов и нор, благодаря которому они так успешно «решают дела» и создают убедительное для публики впечатление своей вездесущности, эффективности и незаменимости — даже при полностью раздолбанном механизме.

Кстати, один из вопросов, который (без всякой повестки) стоит задать Порошенко: почему он за время своей каденции так и не решился — на деле, а не на словах, — залатать дыры в правоохранительной и судебной системах и навсегда выгнать приватизировавших ее паразитов? Желания не было? Способности не нашлось? Политической воли? Или целью было именно сохранение системы в состоянии, в котором она никого из «политического крупняка» не способна потребовать ответственности? Или реформы успешно состоялись, и только из-за происков недругов и злопыхателей этого никто не заметил?

Как бы то ни было, именно эта система, дырявая или нет, сейчас один за другим шлет пятому президенту призывные сигналы.

Ответьте ей, Петр Алексеевич, что-нибудь по существу имеющихся вопросов. Сами же говорили, что готовы ответственность нести. Вот, пожалуйте. Это она и есть.

[ Колонка опубликована на портале Слово і Діло ]

Право на рабство

В ноябре 2016 года я приехал в нашу опустевшую севастопольскую квартиру, чтобы похоронить маму. Потом вернулся туда еще раз, через три месяца, для соблюдения последних печальных формальностей.

С тех пор оккупированный Крым как-то обходился без меня. Со старыми знакомыми, оставшимися на полуострове, я общался через интернет, иногда звонил на стационарные и мобильные телефоны, но по скайпу. Обычным звонком туда было не достучаться — смена национальных кодов для крымских номеров на российские корректно обрабатывалась при вызове только российскими АТС. А для скайпа нашлась хитрость — набираешь в нем вместо российского национального кода украинский, потом номер абонента — и говори. Слава Украине.

И с тех самых пор, с тяжелой для меня осени шестнадцатого года, я все перекатываю по извилинам два наблюдения, две темы, раз за разом всплывавшие в разговорах с теми севастопольцами, которые аннексию с готовностью признали и приход России на полуостров искренне приветствовали. Обе эти темы вызывали у них один и тот же когнитивный диссонанс, для пророссийского мировосприятия почти неразрешимый.

Первая тема обычно начиналась со вступления «как же так». «Как же так», — говорили они, — «мы же вывели Севастополь из Украины, чтобы избавиться от бесстыжего ворья, которое Киев нам насовал в городскую власть. Почему же наша любимая Россия оставила большинство воров на прежних должностях?»

Советский человек (а обобщенный севастополец, как показала недавняя история, остается одним из самых точных воплощений человека советского) свои отношения с властью строит через упование. Он на власть надеется и уповает, но самого себя с властью не ассоциирует. Для него власть одновременно находится недосягаемо выше его реальности, но при этом (почему-то) его реальности много чего должна. Например, защиту от «нападений бандеровских бронепоездов» должна обеспечить, и оборону от наколотых либеральными идеологическими наркотиками апельсинов. Или вот материальное благополучие обязана выписать, особенно пенсии. Или честных чиновников насовать повсюду вместо прежнего бесстыжего ворья.

Но если от воображаемых бандеровцев Путин севастопольцев еще в состоянии оказался защитить, то от реальной местной казнокрадии — увы. Тут упования на власть внезапно оказались тщетны.

«Но почему?» — говорили и говорят мои знакомые севастопольцы. — «Почему за несколько лет нельзя убрать прежних украинских, по уши замазавшихся в коррупции, и прислать новых, чистых, российских, проверенных?» — «Погодите, это же большей частью местные деятели, вы сами за них на выборах голосовали», — говорил я. — «Ты что, тупой,» — отвечали мне без вопросительного знака. — «Кого сверху назначили, за тех и голосовали, у нас как везде. По другому нигде и не бывает, вся эта демократия для того и устроена, чтобы власть правильных людей на места назначала».

У меня-то как раз бывало и «по другому», но у меня и реальность была какая-то другая. Не крымская. Не севастопольская.

И примерно на этом этапе общения вполне логично возникала вторая тема. Она обычно содержала рефрен «а что мы можем», хотя и не в первых строках. Первые строки были прямым продолжением предыдущей темы.

«Но некоторых же все-таки присылали сюда прямо из Кремля», — говорил я. — «Губернаторов вам в Севастополь назначали, еще много кого. Все, как вы и хотели. Не понравилось?» — «Так нам не тех присылали! Нам честных было нужно, компетентных! И чтобы любили Севастополь! Не таких, как раньше ставили из Киева! Правильных!» — «Ну и?..» — «Ну так а что мы можем… Кого прислали, того и прислали…»

Идея «Россия придет — порядок наведет» была одним из столпов севастопольского обывательского менталитета. Но Россия пришла, не наведя при этом ожидавшегося порядка. И мало того, что по всему Крыму она оставила сидеть в креслах предыдущих циничных рвачей, так вдобавок прислала еще и своих, куда более наглых. Вместо страстно ожидаемых севастопольским обывателем добрых и умелых путинских сподвижников.

Такой поворот не вписывался в сложившийся у обывателя миропорядок, рвал шаблоны. Россия оказалась как будто не совсем такой прекрасной, как мечталось в 2014 году. Жизненная практика трагически разошлась с привычными пропагандистскими клише. А ведь не должна была? Правда? Не должна была ведь?

И на фоне этого совершенно когнитивного диссонанса всплывало то самое привычное «ну так а что мы можем». Яркий симптом выученной беспомощности, привычной и неодолимой. Четко показывающий, что никакого «мы вывели Севастополь из Украины» не было, а было «нас вывели из Украины». И, чтобы не сомневаться в этом выводе, с такой естественной для севастопольского уха пассивной зависимостью от чужих решений: «нам прислали», «нам навязали», «спустили сверху», «пусть нам дадут» и так далее.

Симптомы гражданского инфантилизма, мечты о политическом папочке, который всем послушным сделает хорошо, а всех непослушных показательно выпорет. Сон о добром номенклатурном барине. Совок души.

Человек, конечно, имеет полное право оставаться в зависимости. От государства, от идеологии, от хозяина, от чужого мнения. Этого ему никто не может запретить, раз уж ему так комфортнее.

В Украине таких тоже полно, недостатка не чувствуется. Но в Украине, уж так сложилось, стыдно быть чьим-то добровольным рабом. Не запрещено, но так же позорно, как из чистой трусости сдаться в плен.

А мой родной Севастополь — сдался. Без обороны. Потому что, во-первых, давно хотелось, а во-вторых, «ну а что мы могли поделать».

И, я думаю, не в последний раз. В недавнем телефонном разговоре: «Когда ты в следующий раз приедешь?» — «После деоккупации.» — «После чего?!.»

После деоккупации. Учите новое слово, земляки. Пригодится.

[ Колонка опубликована на Крым.Реалии ]

«Диджитализация»: реальная реформа или виртуальная показуха?

Идея «государства в смартфоне» и связанное с нею понятие «диджитализация государства» стали одним из главных публичных трендов пришедшей к власти в Украине «команды Зеленского». Но пока остается без ответа важнейший вопрос: о чем на самом деле идет речь? О глубокой системной реформе принятых у нас технологий государственного управления и народовластия — или же просто о косметической «оцифровке» отношений между требующим перемен обществом и государством, которое не может (а часто и не хочет) вылезти из привычной архаики?

«Быть демократией» или «казаться демократией»

Во многих постсоветских странах вопрос «быть или казаться» стал до отвращения государствообразующим.

«Казаться» — это строить демократический фасад, оставаясь по природе жесткой совковой автократией (как Беларусь) или даже клептократической клановой диктатурой (как Россия). На фасадах таких режимов вывешены напоказ чучела «демократических выборов» и «верховенства права», в то время как за фасадом госаппарат старательно обеспечивает полную управляемость и первым, и вторым в своих шкурных интересах (причем совершенно искренне не различает свой интерес и «интересы государства»). То есть, вместо собственно демократии создается карго-культ, дикарское подражание, имитирующее форму без понимания содержания.

«Быть» — это строить демократические институты по-настоящему, а не напоказ. Гнать карго-культ отовсюду, где он пытается застрять. Не давать государственному аппарату подменять своими интересами интересы избирателя. На деле обеспечить эффективность механизмов и народовластия, и общественного контроля за работой государства, и верховенство права, и принципиальное сочетание набора защищенных прав граждан в комплекте с гарантированной ответственностью за злоупотребление этими правами.

Украинское государство на протяжении почти трех последних десятилетий оставалась убежденным приверженцем принципа «казаться». Даже после Революции Достоинства, к которой привело как раз нежелание общества мириться со все более откровенными потугами выдавать насквозь проеденную коррупцией имитацию за настоящую демократию, государственный аппарат так и не смог осознать необходимость и неизбежность перехода от «казаться» к «быть». Выдавать пиар реформы судебной системы за настоящую реформу некоторое время можно, но создать таким пиаром эффективную (в терминах демократических, а не коррупционных) систему правосудия нельзя. И то, что наша судебная власть после пяти лет «решительных реформ» так и осталась в состоянии прежнего полного убожества, ясно говорит, насколько «решительными» были эти «реформы».

Привычка к «потемкинским» реформам

Побочным (на самом деле — прямым) эффектом неспособности власти отойти от «имитационного» подхода стало то, что в украинском обществе еще более закрепилось отношение к институтам власти как к гнездилищу всяческого жульничества, пустопорожнего трепа, показухи и прочего арапства. Сделать иные выводы, более комплиментарные для правящих элит, практика не позволяет ну никак.

Как и следовало ожидать, когда Владимир Зеленский сменил в президентском офисе Петра Порошенко, он унаследовал от предшественника и этот самый общественный скептицизм — теперь уже обращенный на него как на первое лицо государства, которое (государство, не лицо) на деле и неоднократно доказало, что доверия не заслуживает.

Вернуть доверие к государству Зеленский может, видимо, единственным способом — проведением результативных (с точки зрения избирателей) реформ, способных изменить сложившее у общества отношение к госаппарату. Понятно, что это задача не на один президентский срок, но за свою первую и последнюю каденцию Зеленский может хотя бы запустить этот процесс. И даже если мы допустим, что его намерения именно таковы, то выбор в качестве одного из ключевых направлений именно «диджитализации» государства мгновенно возвращает нас к вопросу «быть или казаться».

Потому что «государство в смартфоне» — это концепция реформирования не государства ткак такового, а только интерфейса к нему.

Витрина без магазина

Тут нужен наглядный пример.

Вспомните Amazon.com. (Для тех немногих, кто сам не вспомнит — это один из первых в мире интернет-сервисов, который начал продавать реальные товары исключительно через интернет). Для абсолютного большинства пользователей Амазон — это в первую очередь web-сайт, на котором можно оформить покупку. Но для тех, кто знает, как устроена интернет-торговля, Амазон — это сочетание глобальной сети складских терминалов, транспортной, финансовой и информационной логистики, детально проработанных регламентов платежей миллионам партнеров и уплаты налогов, инструментов подготовки, упорядочивания и отображения данных, алгоритмов сбора, хранения и анализа информации о предпочтениях пользователей, сети проектных групп, которые разрабатывают перспективные направления (от «экологической среды» для электронных книг до собственной автоматической доставки товаров с использованием дронов) — и еще много чего. Web-сайт в этой системе, конечно, тоже есть — как интерфейс, через который пользователь получает доступ к предлагаемым товарам и сервисам.

Но много бы стоил «виртуальный» сайт, если бы за ним «в реале» не крутилась отлаженная, как часы, и каждым действием доказывающая свою эффективность коммерческая машина? Ничего бы не стоил. Он был бы просто витриной без магазина, не более. Пустышкой. Фейком. Имитацией.

И точно так же — для того, чтобы «государство в смартфоне» стало чем-то осмысленным, необходимо прежде всего государство вне смартфона, но работающее хотя бы просто эффективно. Качественно выполняющее функции, которые на него возложены. Оборона и дипломатия. Финансы и экономика. Налоговое и таможенное регулирование. Юстиция и обеспечение верховенства права. Содействие реализации инфраструктурных проектов национального масштаба. Госуправление как таковое, в конце концов, включая реформирование государством своих собственных институций.

У нас это уже есть? Нет, мы только собираемся превратить наше государство в нечто эффективное. И пока что наше государство ощутимому результату предпочитает бесконечный процесс, а практическим переменам к лучшему — имитацию таких перемен.

Но во что превращаются «государство в смартфоне» и «диджитализация» без государства, эффективно работающего «в реале»? Правильно, в «виртуальную витрину», за стеклами которой нет вообще ничего полезного для избирателя.

Зато такая «витрина» — прекрасная новая площадка именно для показухи и имитации бурной деятельности. И если учесть усвоенные за десятилетия привычки нашего госаппарата, то именно показуху и имитацию мы в этой «витрине» и будем наблюдать в первую очередь. Репутация нашей системы государственного управления такова, что иного подхода в принципе не предполагает.

Государство на расстоянии посыла

На официальном сайте каждого министерства и любого крупного учреждения есть форма обратной связи — для запросов граждан и организаций, заявлений, всякого разного. Пару лет назад я воспользовался такой формой для отправки редакционного запроса, и, не получив от министерства ответ в положенный по закону срок, позвонил в пресс-службу. Дозвонился с трудом, но зато без всякого труда выяснил, что все обращения, которые направляются министерству через официальный сайт, в лучшем случае фильтруются как спам, а в худшем — вообще исчезают в никуда, поскольку для их получения назначен несуществующий адрес. Или — или. Точнее мне никто сказать не мог. Но зато все были уверены, что раз запросы через сайт никому не приходят и нигде не регистрируются (ну, так получилось), значит, и отвечать на них по закону не нужно, и что предельных сроков ответа для пропавшего запроса закон не предусматривает.

С электронными декларациями госслужащих историю помните? Все декларации в сети. Все состояния, поместья, вся наличка и понты в ассортименте. Все видно. И при этом все громко заданные вопросы «а на какие доходы вы так шикуете» эффективно отфильтровались в спам. Или ушли на несуществующий адрес.

Уверен, что нынешний чиновничий аппарат вполне способен наладить точно такой же обмен информацией не только с «государством в интернете», но и с «государством в смартфоне». Опыт есть. Ответственность не наступает — проверено.

Точно так же и у украинского избирателя есть опыт (и еще какой) держать государство с его инициативами, показухой и пиаром на расстоянии прямого посыла. Просто на всякий случай. Просто потому, что ничего иного от государства избиратель давно уже не получал, и ничего хорошего от него не ожидает.

И такое отношение Зеленский и его команда не сможет изменить, ограничившись модернизацией одной только «виртуальной» витрины. Без синхронной модернизации и решительного поднятия эффективности «реального» госаппарата никакая новая витрина не будет иметь смысла.

То обстоятельство, что акцент «команда Зе» делает именно на «витрине», а не на том, что будет (и будет ли вообще) работать за ней, разворачивает меня к крайне пессимистическим ожиданиям.

Хорошо, что я тоже избиратель, и тоже привык держать государство на расстоянии прямого посыла. Всегда готов, только дайте повод.

А ведь так хочется оптимизма. Рационального. Предметного. Обоснованного. Вдруг государству (в лице его лучших представителей) действительно надоест «казаться» — и оно предпочтет «быть»?

Ждем пока.

[ Опубликовано в издании Слово і Діло ]