[Колонка опубликована на LIGA.net]
Появление романа Яна Валетова «1917» именно сейчас, через сто лет после гибели и российской монархии, и пытавшейся обустроиться на ее руинах первой российской демократии, удивительно для меня только одним обстоятельством — мне непонятно, почему этот проект выглядит на полках книжных магазинов так одиноко и изолированно. По-моему, беллетристика на тему событий 1917 года, написанная добросовестно и с хорошим знанием исторического материала, должна сейчас насчитываться десятками названий.
Должна — но не насчитываются. Исторические труды есть, специальные и популярные. Мемуары современников есть. Публикации архивных материалов есть. А в разделе «современная художественная литература» — почти пусто.
И это тем более поразительно, что основополагающая идея романа Валетова подчеркнуто проста: автор взялся расшатать укоренившиеся за время советской власти идеологические мифы и показать события 1917 года такими, какими они предстают после знакомства с историческими источниками, а не только с тенденциозным «Кратким курсом истории ВКП(б)» и фильмом Михаила Ромма «Ленин в Октябре». Что может быть проще-то?
Жизнь, однако, показала, что «миссия» эта почти невыполнима.
Александр Солженицын со свойственным ему эпическим замахом пытался выполнить ее «Красным Колесом», но результат его трудов оказался в равной степени неполным (задуманная эпопея не была завершена даже наполовину) и сокрушительным (автор намеревался одним текстом взять слишком много крупных художественных, публицистических и исторических проблем, но, на мой взгляд, органично свести это воедино у него так и не получилось).
К счастью (и, но уже по другим причинам, к сожалению) Ян Валетов совершенно не Солженицын, и хотя роман «1917» внушителен по объему, для его прочтения от первой страницы до справочного раздела читателю не обязательно на полгода умирать для всей прочей обитаемой вселенной. Кроме того, хотя роман Валетова, как и «Красное колесо», это «книга с миссией», но при этом автор не позволяет себе этой миссией совершенно увлечься.
А увлечься было легко. Любой пишущий об истории тех лет знает, какое неимоверное в ней было количество персонажей и событий, не упомянуть о которых, если ты о них знаешь, кажется немыслимым. Но если этому соблазну поддаться, то книгу не удастся закончить никогда — или она окажется, мягко говоря, нечитабельна. И в том, и в другом случае, авторская «миссия» будет провалена. Поэтому нет смысла допрашивать Валетова о том, почему он не уделил в романе достойного внимания скандальному делу полковника Мясоедова или почему он не раскрыл выдающуюся роль бывшего обер-прокурора Священного Синода Владимира Львова в окончательном разрыве между Керенским и Корниловым — это, безусловно, важные эпизоды, и каждый из них достоин своего отдельного романа. Но по сравнению с этими романами у «1917» есть одно генеральное преимущество: он написан, издан и уже поэтому свою «миссию» способен выполнять.
Так вот: одной из важнейших тем романа «1917» стала тема благого либерального намерения, которое его носители оказываются не в состоянии воплотить в жизнь.
Первый состав Временного правительства. Март 1917 года
В феврале 1917 года Временное правительство, составленное в основном из более-менее либерально настроенных депутатов Государственной Думы, внезапно получило возможность воплотить в реальность все требования, которые выдвигались прогрессивными силами Российской империи: создание «правительства народного доверия», проведение демократически созданного Учредительного собрания для определения конституционного облика новой России, отмена монархических привилегий императорской семьи, новое избирательное право, пересоздание правосудия и местного самоуправления, свободы совести, собраний и слова — и так далее. Политические, экономические, гуманитарные, национальные и прочие идеалы давно были выработаны, внесены в программы партий, многократно обсуждены и согласованы. Казалось, для их воплощения все готово — оставалось только взять и сделать.
И именно здесь крылась закавыка: новое правительство России знало, что делать, но совершенно не знало — как. Его практическая некомпетеность вылилась в несколько пламенных деклараций, за которыми последовали столь же выразительная неспособность справиться с нахально перехватившим «революционную инициативу» Петросоветом (тогда еще во главе с меньшевиками), в затягивании (по причине продолжения разорительной войны) давно востребованных реформ и в неспособности противостоять энергичному эгоцентризму Керенского, который привел к потере его поддержки Ставкой после «корниловского мятежа» и широко открыл двери для большевистского переворота. Недееспособность Временного правительства привела к первому правительственному кризису уже в мае, всего через пару месяцев после его формирования, но исправить дело министерскими перестановками так и не удалось до самого конца.
В романе Валетова эта тема раскрыта «от противного», через образ центрального персонажа — промышленника Михаила Терещенко, сначала министра финансов, а затем министра иностранных дел Временного правительства. Терещенко был в правительстве одним из немногих деятелей, которые были способны по-настоящему компетентно формулировать и решать сложнейшие проблемы, которые вставали перед страной.
Но усилий этих «немногих» оказалось тогда, в 1917 году, совершенно недостаточно. Поэтому горькие романные монологи, которые постаревший Терещенко произносит в эмиграции, значительно больше сосредоточены не на результате (которого добиться не удалось), а на намерении.
Терещенко говорит о несбывшемся, о гибели либеральной иллюзии, которую, как оказалось, нужно было не только лелеять в мечтах, но и воплощать в законах и трудных решениях, оплачивать реформы чужими кредитными деньгами и своим добрым именем и отвечать с совсем нелиберальной жесткостью на заговоры бывших «соратников по революционной борьбе».
Потому что иначе все придет к тому, что произошло в действительности: к ежедневным расстрелам во дворе ЧК, изгнанию философов и массовой эмиграции, репрессиям, к колоссальному интеллектуальному и духовному опустошению страны и цивилизационному провалу, последствия которого мы ощущаем на себе даже сто лет спустя.
Последствия, которые мы рискуем передать и следующему поколению — если будем с той же отвратительной цикличностью воспроизводить практическую реформаторскую несостоятельность Временного правительства.
В сущности, именно поэтому роман Валетова и его «миссия» настолько актуальны.
Не потому, что вековой юбилей. А потому, что за эти сто лет люди и власть слишком мало изменились.
