Тактика выжженных медиа

[ Колонка опубликована на Liga.net ]


Суета перед поражением

«Стратегия без тактики — самый медленный путь к победе, тактика без стратегии — просто суета перед поражением».

Эту сентенцию часто приписывают Сунь-Цзы, хотя в его сохранившихся текстах ничего похожего нет. Нет, возможно, потому, что Сунь-Цзы прекрасно понимал: отсутствие стратегии — это тоже вариант стратегии, и при умелом применении он может создать противнику множество проблем, помешать ему реализовать его планы и даже привести к его поражению — не обязательно, правда, приведя при этом к победе вас самого. Скажем, если вы утонете в болоте, утащив врага с собой, победителей в вашей схватке не будет.

Так почему бы таким подходом не воспользоваться в ситуации, в которой победить в принципе невозможно? Кстати, именно эта идея — гарантированное взаимное уничтожение, — была положена в основу знаменитой доктрины ядерного сдерживания.

Однако методы, которые сейчас применяет в информационной войне Россия, происходят вовсе не из времен «холодной войны». Тогда ставка (причем предельно убедительная) делалась ее участниками на собственную силу. Теперь же Россия делает ставку на слабость. Она (что бы ни утверждала ее пропаганда) сознает, что у нее нет собственных ресурсов (военных, технических, политических, экономических) для путинского победного марш-броска ни на Вашингтон, ни на Берлин, ни даже на внеблоковый (пока) Хельсинки. Те ресурсы, которые у нее есть, никак не получается сравнивать с возможностями стран НАТО. Прямое противостояние с ними для России невозможно и самоубийственно.

Но вот непрямое — не только возможно, но и заманчиво. Собственно, его Россия даже не скрывает, хотя и отрицает. «Это были силы самообороны». «Ихтамнет». «РФ не является стороной конфликта». «Доказательств, что это Россия, нет». И вообще: «нет у вас методов против Кости Сапрыкина».

Все это выстраивается в довольно стройную концепцию (не столько рационально-политологическую, сколько психологически-художественную), если допустить, что для России в созданной ею ситуации стратегия победы просто не нужна. Как минимум на подсознательном уровне она уже смирилась и сжилась с ролью страны-изгоя, цивилизационного лузера и недоучки. Зацикленность на «славном прошлом» именно потому и нарастает, что «славное будущее» не просматривается ни в какой бинокль.

Но даже если Россия и не может победить, то испортить жизнь другим ей все-таки вполне по силам. На то, чтобы создать ситуацию, в которой шансы на проигрыш поднимутся у всех, ей ресурсов хватит. Ломать ведь не строить, а гадить — дешевле, чем ломать.

И здесь вступает в игру вторая слабость, на которую Россия делает ставку — слабость глобальная, порожденная информационной революцией.

 

Контузия от информационного взрыва 

Появление интернета быстро уничтожило все прежние преграды между пишущими и читающими. Для того, чтобы вас начали читать, больше не нужны ни издатели, ни редакторы. Если в эпоху «бумажной» прессы без них обойтись было нельзя, то теперь достаточно сделать пост в фейсбуке или в блоге — и все, вас уже читают.

Число доступных публикаций стремительно возросло, а их средняя содержательность столь же стремительно упала. Громко высказываться привыкли даже те, кому для этого трагически не хватает навыков и ума (и какие, собственно, к этому могут быть претензии, в сети все равны). Поэтому за два десятилетия бурного развития интернета в нем выросли не только бастионы компетентности и здравого смысла, но и поражающие воображение масштабами и апломбом информационные помойки. Грандиозные водопады интеллектуальных отходов, которые прежде вынужденно оставались в личном пользовании самозабвенных графоманов, недоучек с манией величия и озлобленных на весь мир лузеров, хлынули во внешний мир.

Мир оказался трагически не готов противостоять этому грязевому потоку. И главным пострадавшим от этого селя оказался институт репутации. Авторитет.

Нынешняя технологическая революция, увеличив на несколько порядков объем легко доступной информации, пока не создала удобных инструментов для взвешивания ее авторитетности и достоверности — или, если можно так сказать, «качества». На эту тему есть известная шутка — «на любой вопрос в интернете можно найти любой ответ». Пользователь действительно может практически всегда найти такой вариант ответа, который ему понравится, хотя этот вариант вовсе не обязательно будет «качественным». Но пользователю он будет адекватен, и этого ему будет достаточно.

Одновременно информационная революция совершенно изменила отношения между экспертами и потребителями экспертных мнений. Авторитет эксперта требует постоянного подтверждения (иначе он обесценивается), и в «доинтернетовскую» эпоху система такого подтверждения работала более-менее надежно на основе принципов рациональной полемики. Оппонентам приходилось оформлять возражения в виде предназначенных для публикации текстов и снабжать их взвешенными доводами. Теперь же вполне обычными стали «возражения» типа «что автор курил, когда писал эту чушь». Такая пролетарская лапидарность, конечно, не воспринимается в профессиональной среде наравне с рациональной полемикой, однако трудно отрицать, что массовая сетевая аудитория на такую развесистость охотно ведется, а это приводит к «разложению» в ее восприятии даже самых устойчивых репутаций.

Но репутации — это не только люди, но еще и принципы и концепции, которые они создали или поддерживают. Это идеи, а часто даже идеалы, которые связаны с такими авторитетами. И атака на авторитет может быть легко превращена в атаку на эти идеи.

Именно поэтому прием «разложения» репутаций стал активно использоваться как один из методов информационной войны. «Пост-правда», например, выросла именно на этом удобрении. На нем же цветет и политический популизм.

И печально эффективная российская пропаганда — тоже.

 

Путь обмана

В том, что знаменитый афоризм «война есть путь обмана», принадлежит именно Сунь-Цзы, не сомневается никто: эту фразу легко найти в первой главе его «Искусства войны». Там же, в главе о планировании нападения, Сунь-Цзы формулирует еще один принцип, важный для нашей темы: «Самая лучшая победа — разбить замыслы противника». И только если это не удалось, нужно разбивать его союзы, войска, и лишь в самом крайнем случае — осаждать его крепости.

Уничтожить чужую стратегию, сделать ее неработоспособной или ошибочной — вот идеальная победа.

В противостоянии с Западом Россия выбрала именно такой путь. Сознательный это выбор или административно-рефлекторный — не так уж важно, главное, что тенденция прослеживается достаточно четко.

Главным инструментом для решения этой задачи были выбраны максимальное зашумление информационного пространства и параллельная атака на основные авторитеты и принципы. Интернет-революция изменила характер общественных дискуссий и отменила необходимость отвечать оппоненту по существу? Как удобно! Поехали.

У вас свобода высказываний — священный принцип? Отлично. Вот вам армия троллей, внимайте бреду, который они вам будут нести. Дебатировать с ними бесполезно, они не собираются вас слушать. Их задача — влить в ваш прежде адекватный дискурс цистерну очевидной и вопиющей неадекватности и потребовать, чтобы к ней отнеслись как проявлению священной свободы слова. Приняли на равных. А если нет, вам тут же будет указано, что вы предаете ваши же собственные принципы. Лицемеры.

Вы всерьез считаете СМИ «четвертой властью»? Ладно, вот вам наши СМИ в вашу «четвертую власть» с главной идеей (вполне открыто заявленной), что объективных медиа нет и быть не может. Мы еще и ваших популярных ведущих приглашаем на работу, чтобы вы лучше поняли, что даже ваши самые-самые ничем не лучше, чем мы. Смотрите, мы же от вас ничем не отличаемся, просто мы гоним свою волну помоев навстречу вашей, русофобской. Теперь не только мы пахнем, но и вы. Все про себя поняли? Приятного аппетита.

Говорите, выборы у нас ненастоящие? А у вас? Сейчас посмотрим. Ай-я-яй, что ж это на ноуте из вашего демократического предвыборного штаба творится! Смотрите, что Викиликс там раскопал. Ну что, как теперь ваши выборы, лучше стали? Свободнее? А что это вы так расстроились, это же документы. Какое-такое вмешательство? Какое может быть вмешательство, у вас же выборы настоящие, не то что у некоторых. Как вы вообще могли подумать, что кто-то способен влезть в вашу идеальную избирательную систему — вот так с ногами? Конечно, это не мы. Привет Хиллари.

Или вот сбитый малазийский «Боинг». Смотрите, сколько мы версий вам сразу предложили — штук пятьдесят, все разные, но ведь буквально каждая гораздо лучше, чем ваша. Какая из них правильная? Да все правильные. Кроме вашей. Знаете почему? Потому что у вас версия всего одна, а у нас их аж пятьдесят. Так кто более профессионально подходит к делу? Учитесь, салаги.


Тактика выжженных медиа

Задумка, в общем, была по-пацански бесхитростна: если Россия с ее «русским миром» оказалась неконкурентоспособна по сравнению с другими цивилизационными проектами и восстановить свою конкурентоспособность у нее никак не получается, то нужно постараться снизить конкурентоспособность всех остальных. В игре с нулевой суммой это можно считать чем-то вроде выигрыша. Хоть какое-то утешение.

А поскольку практически все политические стратегии реализуются через медиа-среду, для снижения эффективности этих стратегий достаточно эту среду дискредитировать, качественно ухудшить. Загадить откровенным шлаком. Завалить невразумительным контентом. Сломать доверие к авторитетам. Поощрять любые фейковые новости, даже безобидное «первое апреля», потому что они подрывают доверие к информации вообще. Даешь «первое апреля» круглый год. Ну а че. Пусть люди привыкнут думать, что все новости лгут, что эксперты продаются и покупаются везде, а не только в авторитарных и коррумпированных странах, что авторитетов — нет нигде. Есть только циничная джинса и «что автор курил, когда писал эту чушь». Все.

Попробуйте после этого реализовать в такой медиа-среде ваши либеральненькие стратегии, построенные на доверии людей. У вас просто не будет этого доверия. Даже если вы его заслужили, такая медиа-среда его съест. И вы проиграете.

Именно так Россия попыталась «разбить замыслы противника», и, нужно признать, ей удивительно многое удалось. Западные институты и службы безопасности спохватились только тогда, когда кризис доверия к авторитетам и принципам развернулся во всю ширь и дал метастазы в избирательные урны. То, что кризис был вызван не Россией, а неизбежным разрывом между слишком быстрым развитием информационной среды и недостаточно быстрым созданием инструментов для ее цельности, ничего по сути не меняет: именно Россия, обнаружив эту слабость, использовала ее для диверсии.

После этого вопрос противодействия ее диверсии и вопрос создания инструментов для определения достоверности и адекватности публикуемой информации слились, а их актуальность была доказана ущербом от развязанной Россией информационной войны. Поэтому легко допустить, что уже довольно скоро мы увидим что-то вроде автоматического «измерителя достоверности» сетевых публикаций, в котором понятия «Заслуживает доверия» и «Россия» будут находиться на противоположных краях шкалы.

Либеральная идея со слезами «Дождя»

Телеканал Дождь

Отключение «Дождя» от украинских кабельных сетей — хороший повод обсудить политику санкций в отношении российских медиа.

В новостной ленте агентства, в котором я имею честь работать, публикация об этом событии была озаглавлена «В Украине запретили российский телеканал Дождь».  Аналогичные сообщения о том, что «Дождь» в Украине «запрещен», вышли на многих новостных ресурсах и на многих языках.

Я называю это «проклятием заголовка». Есть у новостников такое почти неизбежное и вполне обыденное профессиональное зло. Для заголовка действительное содержание новости приходится паковать в одну довольно короткую строку, и при такой упаковке редко удается обойтись без потери или искажения смысла того, о чем нужно сообщить. Даже если в самой новости все написано правильно, венчающий ее заголовок все равно успевает читателя дезориентировать или даже обмануть. И все это отягощается тем, что далеко не все и не всегда читают новости дальше заголовка.

Никто и никому не запрещал смотреть «Дождь» в Украине. Сайт телеканала и трансляция на нем для украинцев не заблокированы и доступны каждому желающему — плати за подписку и смотри на здоровье. В постановлении Национального совета по телевидению и радиовещанию шла речь о том, что «Дождь» должен быть изъят только из пакетов украинских кабельных каналов. Это неприятно, это сокращает выбор контента для пользователей и лишает «Дождь» некоторой части его доходов. Но это не запрет, это санкции. «Поражением в доходах» и ограничением распространения канал оказался вынужден заплатить за то, что он, по мнению Нацсовета по телерадиовещанию, нарушил законодательство Украины.

Это решение Нацсовета ничем (ни уровнем обоснований, ни характером ограничений) не выделялось бы в ряду десятков других, снижающих доступ к российским электронным СМИ и медиа-продуктам для зрителей в Украине, если бы не касалось телеканала, который в России считается либеральным и оппозиционным. Для публики это оказалось, скажем так, ново. Под санкции попал медиа-ресурс, который по мере скромных возможностей поддерживает антипутинские силы и даже демонстрирует чуть ли не проукраинские настроения. Выглядит так, будто Нацсовет надавал по голове «своим».

Перед нами как раз тот грустный случай, когда все участники события — и «Дождь», и Нацсовет, — откровенно подставились и подлежат публичной порке.

«Дождь» подставился потому, что находится в юрисдикции России и вынужден выполнять действующие там законы. Госдума РФ, когда эти законы принимала, меньше всего заботилась об их согласовании с международными нормами; как следствие, некоторые из этих законов введены в действие в прямом противоречии с законами других стран (в том числе Украины) и международными соглашениями, подписанными самой РФ. Поэтому, выполняя российские законы, «Дождь» тем самым неизбежно нарушает законы, например, Украины. Это очаровательное обстоятельство делает формально наказуемым за пределами России упоминание в эфире Крыма в качестве легитимной части территории России. И формальная наказуемость в этот раз (вполне закономерно) стала поводом для реальных санкций.

Конечно, «Дождь» в этой ситуации вовсе не одинок и разделяет горькую судьбу всех остальных СМИ, работающих в юрисдикции РФ — все они рано или поздно будут вынуждены или нарушить законы России, или подставиться под зарубежные санкции, вроде тех, что штампует украинский Нацсовет по телерадиовещанию. Сочувствую тем, кто не прекращает в России дышать с такой затягивающейся на горле юридической удавкой, но их удивление тем, что санкции против них все-таки вводятся, мне кажется несколько чрезмерным. 

Ребята, вы сознательно выбрали меньшее из наказаний и получили именно то, что выбрали. Чему удивляться-то?

Теперь давайте займемся поркой Национального совета Украины по телевидению и радиовещанию. Как орган, уполномоченный производить ограничения и санкции, производством оных Нацсовет занимается с великолепной последовательностью и самозабвенностью. Смысл такой деятельности, впрочем, обнаруживается разве что в области медийной экономики. Украинская аудитория давала, по разным подсчетам, от 15 до 30% сборов для российских фильмов и сериалов, и закрытие для них нашего рынка — видимо, самое рациональное обоснование для подобных рестрикций. Вклад Украины в этом смысле, правда, меньше, чем отзыв из российского эфира рекламных бюджетов группы компаний Procter & Gamble, но уж чем можем, тем и ограничиваем. (Остается, правда, вопрос, почему Нацсовет выдал приоритет именно нищему и частному «Дождю» — возможно, потому, что все остальные российские медийные игроки уже санкциями обслужены?)

В то же время, в качестве контр-пропагандистской меры такие ограничения выглядят достойными лишь горькой усмешки. Закрытие проката и трансляции для пропагандистских российских фильмов, сериалов и телеканалов вовсе не означает, что на территории Украины желающие не могут все это смотреть. Тот, кто жаждет кушать российскую пропаганду, все равно найдет ее в интернете или через спутник, а тот, кто не хочет, и без указания Нацсовета не будет ее смотреть — ни в кинотеатре, ни в телетрансляции, ни в мечтах. Отказ от потребления пропаганды гарантируется не воображаемым госорганами забором между нею и зрителем, а здоровой брезгливостью самого зрителя, осознанным приобретением иммунитета. Пытаясь посадить человека в тепличные информационные условия, Нацсовет действует как излишне назойливая нянька, которая продолжает кормить с ложечки десятилетнего оболтуса. (Конечно, я знаю, что некоторые граждане сами буквально требуют, чтобы Нацсовет оградил их от пропагандистских соблазнов — видимо, совершенно не доверяя собственной способности этим соблазнам противостоять; но для таких идеальным решением стал бы личный надсмотрщик, профос с тяжелой линейкой, а Нацсовет для такой роли недостаточно близок и быстр — и не дай Бог, чтобы он когда-нибудь к такому «идеалу» приблизился.)

Отказ от потребления пропаганды гарантируется не воображаемым госорганами забором между пропагандой и зрителем, а здоровой брезгливостью самого зрителя, осознанным приобретением иммунитета 

И, наконец, мотив, который звучит вокруг этой темы постоянно, периодически переходя на полную громкость: как же так, либеральная Украина ограничивает свободу слова, да еще и для либерального канала. Этот упрек звучен в основном для тех, кто видит политическую реальность Украины издали и сквозь сторонние медиа. Увы. Либеральная Украина — это не сегодняшняя политическая реальность, это в лучшем случае перспектива полутора-двух десятилетий поступательного общественного развития. Это цель, которая была заявлена Майданом и подхвачена — в основном уже как лишенный всякого содержания лозунг — так и не обновленным до приличной кондиции украинским официозом. Пока что Украина крайне далека от реального либерализма. Это глубоко отягощенная авторитарным наследием пост-советская страна, народ которой, к счастью, осознал либерализм как возможность, но, к сожалению, еще даже не вполне представляет, что это такое. Из-за этого так медленно идет реформа судебной системы. Из-за этого так распространен оголтелый популизм среди парламентских партий. Из-за этого позорная гречка на выборах и Нацсовет по телерадиовещанию, который ставит в обоснование санкций против «Дождя» «непризнание территориальной целостности Украины»- и затем сразу «популяризацию правоохранительных органов государства-агрессора в фильмах «О чем еще говорят мужчины» и «Быстрее, чем кролики», совершенно не понимая, что тем самым уничтожает возможность серьезного отношения ко всей затее.

Тем не менее, упрек принимается. Мы обязательно его вспомним, когда Украина выйдет из войны, преодолеет советское проклятие (а может быть, даже «проклятие заголовка») и действительно станет либеральной страной. Мы приложим максимум усилий, чтобы это произошло как можно скорее.

Ребята из «Дождя», дотяните до этих времен. И не позволяйте себе самоубийственных компромиссов. А не то сгноите себя в пошлятине и пропаганде, как ваши предшественники с НТВ.

[ Колонка опубликована на LIGA.net ]

Разложение эфира

Савик Шустер

При доступе воздуха на свету простые эфиры 
образуют неустойчивые перекисные соединения, 
которые могут разлагаться со взрывом.

Химическая банальность

Телеканал Савика Шустера официально объявил, что с 1 января прекращает вещание.

Я надеялся, что все-таки пронесет и мне не придется писать, что медийное пространство в Украине буднично спускается на новый уровень деградации. И происходит это не потому, что канал Шустера слишком хорош для Украины (не слишком), а потому что в стране, по-моему, упал общественный запрос на актуальную тележурналистику.

Иначе, наверное, произойти и не могло. Черепаший (по сравнению с ожиданиями) ход реформ воспринимается людьми как победа реакции, как успех попыток окружения Порошенко заморозить перемены — или, что абсолютно равнозначно, как его неспособность обеспечить переменам внятный импульс. Это вызывает фрустрацию. Фрустрация ведет к потере желания наблюдать за процессом. Вы любите смотреть кино, которое вас утомляет и раздражает? Я тоже не люблю. Тележурналистика перестает быть актуальной, потому что из-за фрустрации аудитории актуальность для нее исчезала как таковая. Крючки, чтобы цеплять зрителя, есть, а вот петельки исчезли.

Конечно, это явление временное. По мере того, как разочарование громады будет накапливаться, а возможности политиков коммуницировать с аудиторией будет снижаться (а они будут снижаться хотя бы из-за прекращения вещания каналом Шустера и снижения из-за фрустрации интереса к остальным телевизионным площадкам), конфликт будет нарастать и рано или поздно рванет. Если вы запаиваете в котле предохранительный клапан, потому что не хотите слышать противный свист стравливаемого пара, будьте готовы услышать другой звук, значительно более громкий и резкий. И тогда положение снова изменится — хотя не факт, что к лучшему (чем больше вырождается ситуация в стране, тем меньше остается механизмов, которые можно использовать для ее улучшения).

Савик Шустер

Это никак не отменяет того, что и 3s.tv, и другие каналы обязаны искать и находить адекватные ситуации стратегии. Адекватные — значит, успешные. В период нарастания реакции не работают подходы, которые работали в период революционного подъема или застойного уныния. Если привычные ходы себя не оправдывают, нужно находить новые. Других способов удержаться на плаву все равно нет.

И я могу только поздравить тех политиков, которые не делают ставку на телевизор и умеют коммуницировать с аудиторией без него. В сложившихся условиях это становится суперспособностью.

Больной перед смертью потел и другие хорошие новости

На «круглом столе» по судебной реформе в Bendukidze Free Market Center опять прозвучало (от судей, что характерно) сообщение, что недоверие масс к судебной системе вызвано нехваткой позитивных публикаций в медиа. Надо освещать все, а не только резонансные процессы. Потому что позитива на самом деле много.

Заметьте: сколько медиа ни публикуют вполне позитивных новостей о судебных решениях (а таких публикаций полно, проверьте), судьи тоже замечают в основном новости негативные. Потому что они люди и даже свою профессиональную область воспринимают точно так же, как и все остальные: что болит, на то внимание и обращают. Какой толк радоваться, что у тебя хороший желудок, если одновременно болят зубы, правый глаз слепнет, цирроз жрет печень и подозрение на рак двенадцатиперстной. Желудок при этом честно и искренне говорит, что ему все нормуль. По-человечески я его понимаю, у него свой фронт работ и свои обязанности он выполняет честно. Напишите об этом в прессе.

Но помирать-то ему придётся не потому, что конкретно он плохо работал, а потому что весь пациент кончился.

«Больной перед смерть потел? — Да, доктор. — Вот и хорошо! Чему же вы так огорчаетесь, не пойму?»

Можно сто новостей дать о том, как судьи нормально делают свою работу, а мнение о судебной системе все равно будет формироваться по сообщениям, что один судья выпустил Садовника, другой прикопал на огороде жбан с валютой, а третий сдуру открыл стрельбу по детективам. Потому что это у людей болит.

В суд, кстати, не обращаются с тем, что вот все у нас хорошо, рассудите нас. И в Раду новые законы вносятся не потому, что прежних хватает. И исполнительная власть начинает шевелиться не там, где все и так работает.

Но пресса, конечно, должна концентрировать внимание публики преимущественно на позитиве. На том, что больной перед смертью все-таки потел.

(Из Facebook)

«Четвертая власть» и «плохие новости»

В который раз услышал, что СМИ “программируют общественное мнение на негатив”. Из-за этого “программирования” представление людей о коррупции, например, не соответствует истинным масштабам распространения самой коррупции. Общество склонно преувеличивать. Потому что на практике сталкиваются со взяточничеством не так уж много людей, но социологические исследования показывают, что проблема волнует гораздо больший процент опрошенных.

Мнение это (я передал его с некоторыми вольностями, но за сохранение смысла ручаюсь) прозвучало (и даже не раз) во время презентации результатов социологического исследования “Кем мы себя считаем и кто мы на самом деле: Как меняется общество Новой Украины?” в Украинском кризисном медиа-центре. Исследование проводил Фонд “Демократические инициативы” совместно с Киевским международным институтом социологии и при поддержке Международного фонда “Возрождение”, и результаты его сами по себе чрезвычайно занимательны, но я хочу вырвать из общего контекста обсуждения именно ту мысль, с изложения которой начал этот текст.

СМИ воздействуют на общественное мнение, публикуя “негатив”.

Думаете, буду возражать? Ничего подобного. Я согласен. Настоящие профессиональные СМИ действительно часто “поднимают” негатив, в подробностях описывает проблемы, причем именно для того, чтобы обратить на них внимание общества. И то, что общество этот сигнал воспринимает и поднятыми в СМИ проблемами озабочивается, говорит о том, что СМИ делают свою работу. Хорошо или плохо — другой вопрос. Но делают.

Не проходит и дня, чтобы кто-нибудь не напомнил СМИ об их ответственности и не назвал их “четвертой властью”. Истина от повторения не тускнеет, просто начинает раздражать. Да, “четвертая власть”. Потому что свободная пресса — естественный и проверенный временем способ держать под общественным контролем первые три. А “держать под контролем” — это вовсе не значит “сообщать о новых достижениях” (впрочем, и о них СМИ сообщают, но это совсем другая общественная задача). Это значит выявлять и выставлять на всеобщее обозрение глупость, некомпетентность и злоупотребления. То есть, как раз “негатив”.

Можно ставить это прессе в вину, почему бы и нет. При этом хорошо бы не забыть, что три главные ветви власти — судебная, законодательная и исполнительная — тоже ведь работают, в основном, с “негативом”. Суды разбирают конфликтные ситуации и наказывают нарушения законов — сплошной “негатив”. Законодатели закрывают выявленные в государственном устройстве “дыры” и латают прохудившиеся от долгого натягивания на взрослеющую реальность дряхлые установления — и здесь “негатив”. Для исполнительной власти сигналом к активному вмешательству в ситуацию тоже становятся провалы, нескладухи, неприятности, от административного недоустройства на местах до природных катастроф. Ведь пока все идет нормально, пока социальные и административные механизмы работают “штатно”, вмешиваться в их работу, в общем, незачем. И опять “негатив”, будь он неладен!

“Четвертая власть” безусловно виновна в том, что она постоянно оказывается “гонцом, который приносит дурные вести”.

Добрые вести тоже есть — новые истории успеха, изобретения, достижения, праздники. Вы не читаете о них в СМИ? Странно, я читаю. И в социальных сетях. И в маркетинговых публикациях. Но “дурных вестей” всё это не исключает.

Впрочем, есть ведь и другая пресса. Милая, добродушная, которая слушает не настроения общества, а предпочтения конкретного читателя. Новости о романах в голливудской тусовке. Гороскопы по пятницам. Будоражащие воображение сенсации типа “Меня похитил гигантский чебурек” и познавательные новости класса “Британские ученые открыли консервную банку”. И если читателю надоел вечный и неизбывный негатив “четвертой власти”, ему никто не запрещает окунуться в этот источник неиссякаемого позитива. И жить в мире, в котором нет коррупции, насилия, вооруженного сепаратизма, наркомании, нарушения гражданских прав, злоупотреблений на выборах и, самое главное, возмутительных СМИ, которые обо всех этих гадостях сообщают.

Жаль только, что это будет мир вымышленный — от начала и до конца. А может, и не жаль. Эскапизм нынче популярен. Как и во всякую эпоху быстрых перемен, к которым обычному человеку не так уж просто приспособиться.

Но если отдельный человек может существовать в отрыве от реальности довольно долго, то живое общество позволить себе такого не может. Оно слушает свой пульс — в том числе через СМИ. Оно чувствует, где у него болит. И если боль есть, она становится для общества тем большей темой, чем она сильнее.

Именно поэтому масштаб коррупции может быть значительно меньше, чем озабоченность общества этой темой, но тут имеет значение не пропорция, а то, что эта тема для общества очень больная. Потому и внимание к ней велико и постоянно, потому и пресса постоянно её поднимает, потому и социологические исследования показывают такие результаты.

И будут показывать, пока болячку не удастся, наконец, вылечить.

И тогда СМИ переключатся на следующую — ту, которая будет в тот момент на верхней точке на шкале общественной боли.