Лояльность авторитарным законам как грех российского либерализма

epa05183632 People participate with a banner 'Russia will be free' during a memorial march for Boris Nemtsov to mark the murder's first anniversary, in Moscow, Russia, 27 February 2016. Boris Nemtsov, liberal opposition leader and sharp critic of president Putin, was killed on 27 February 2015 by a group of Chechen military servicemen. Five were arrested, one was killed during detention, and one of organizers is still wanted.  EPA/YURI KOCHETKOV

Фото: Юрий Кочетков / EPA

Как современные операционные системы не могут работать на конвейерном центральном процессоре советской вычислительной машины БЭСМ-6, так и либеральная парадигма не может работать на платформе авторитарного государства.

Фейсбучный диалог лидера оппозиционной «Открытой России» Михаила Ходорковского и замгендиректора телеканала АТР Айдера Муждабаева о том, как видит проблему деоккупации Крыма российская либеральная оппозиция, интересен не только потому что этот обмен мнениями в очередной раз выявил расхождения во взглядах российского и украинского либерализма. Важно отметить, что именно специфически понимаемый либерализм гарантирует лояльность «антипутинской» оппозиции существующему в России режиму.
У любой социальной идеологии есть границы, в которых она применима. Для либерализма эти границы довольно четко определены. Одним из важнейших либеральных принципов является верховенство закона и равенство перед ним всех граждан. Только в том случае, если этот принцип уже реализован и защищен, либерализм можно считать по-настоящему внедренным в общественную практику. До тех пор, пока это условие не выполнено, либерализм существует в обществе лишь как более-менее абстрактная философская концепция. Он может вдохновлять, давать ориентир для общественного развития, но не может быть по-настоящему действенным инструментом общественного устройства. В авторитарных государствах даже либеральные перемены или вводятся привычным авторитарным путем (как это было с реформами Александра II в 1860-х годах), или случаются после того, как режим схлопывается и воодушевленные либералы успевают втянуться в вакуум, образовавшийся на месте прежней власти (как это ненадолго произошло в Петрограде в феврале 1917 года)… [ Дальше ]

Когда молчание — это победа

Знаете, как выглядит успешная операция разведки или контрразведки?

Она выглядит вот так:

Это не ошибка, после двоеточия действительно пустая строка. Даже точки нет. Потому что по-настоящему успешную и профессионально проведенную операцию разведки или контрразведки публика не увидит. А что ей видеть? Взрыв предотвращен, покушение не состоялось, утечка разведданных пресечена, попытка вербовки не удалась — этих событий не было, а потому и сообщений о них на новостных лентах нет и быть не может. Исполнители диверсии или агенты раскрыты, взяты и находятся в разработке, но сообщать об этом прессе — все равно что сообщать об этом противнику. Но с какой стати давать ему такую информацию? Если профессионал узнает, что против него были применены эффективные контрмеры, он сможет эти контрмеры реконструировать, а это даст ему возможность более тщательно спланировать следующую операцию. Если противник знает, что его агенты раскрыты, и их уже нельзя будет перевербовать. Да и в любом случае все равно лучше держать противника в неведении относительно того, что именно произошло: для выяснения обстоятельств провала ему придется потратить драгоценное время, новые ресурсы, привлечь дополнительную агентуру, которая таким образом может быть выявлена.

Для профессиональной разведслужбы любое сообщение ее пресс-службы — та же спецоперация, для которой тщательно просчитывается возможная реакция противника. В том числе и то, что противник вовсе не идиот и понимает, что любое такое сообщение, скорее всего, представляет собой изощренную дезинформацию.

И вообще: профессионально работающей разведслужбе не нужен пиар, он нужен только политикам. Политики хотят предъявить публике успехи разведслужб. Понятно, что разведслужбы вынуждены периодически с этим соглашаться, но каждый раз такой пиар означает, что в распубликованной операции ставится точка и варианты ее развития более не рассматриваются.

Поэтому когда вы читаете новость об успешном освобождении Ильи Богданова — перешедшего на строну Украины офицера ФСБ — вы читаете не только историю успеха (похищенного человека спасли, агентов противника обезвредили), но и, в какой-то степени, историю провала… [ Дальше ]

Разрушитель стратегий: Дональд Трамп как новый фактор

epa05623797 US President-elect Donald Trump (R) speaks next to Vice President-elect Mike Pence (L) as he delivers a speech on stage at his 2016 US presidential Election Night event as votes continue to be counted at the New York Hilton Midtown in New York, New York, USA, 08 November 2016. US businessman Republican Donald Trump has won the US presidential election. Americans voted on Election Day to choose the 45th President of the United States of America to serve from 2017 through 2020. EPA/SHAWN THEW

Photo EPA/SHAWN THEW

У Айзека Азимова в знаменитом фантастическом цикле «Foundation» есть персонаж по прозвищу Мул, человек-мутант с уникальными способностями. Ученый Хари Селдон, который спрогнозировал по созданной им методологии развитие галактической цивилизации на несколько веков вперед, конечно, не мог учесть в своих расчетах все возможные статистические флуктуации. Поэтому после того, как Мул (который и оказался такой флуктуацией) захватывает власть в своем секторе Галактики, «план Селдона» сыплется.

Реакция персонажей, которые вовлечены в романе в реализацию «плана Селдона», очень напоминает реакцию политических элит на победу Дональда Трампа. Перефразируя Стругацких, «благородные доны поражены в пятку». У них была такая ясная и понятная политическая «дорожная карта» на случай победы Клинтон, и теперь вся эта благодать оказалась ни к чему и может отправляться на свалку.

А вот на случай победы Трампа у них ничего не было. Никакой «дорожной карты». И вовсе не потому, что они ленивые олухи или вообще не хотели что бы то ни было планировать на этот случай. Они, может, и хотели, но ни у кого не было данных для обоснованного планирования. Потому что — «ху из мистер Трамп?» Как бизнесмена политические элиты его знают (причем его репутация в бизнесе вовсе не безупречна), как плейбоя и коллекционера всякой безвкусицы — тоже знают, даже как медийная фигура он известен и понятен. А вот как политик — нет. Только его предвыборные заявления, по которым достоверно спрогнозировать его будущий курс не получается.

По этим заявлениям видно, что систематических знаний в области политики (что внутренней, что внешней) у него нет, а его тезисы через один противоречат друг другу. Видно, что для сложных проблем он предлагает топорные решения, которые вызывают у опытных политиков разве что тошноту. Такое же впечатление вызвал бы доктор, который при вывихе пальца рекомендовал бы ампутировать руку по локоть, а обезболивание пациента проводил бы дедовской киянкой. Какой политик, ценящий свою репутацию, рискнет строить политические стратегии исходя из такой дикой архаики? И что это были бы за стратегии, если бы их все-таки попытались выстроить?… [ Дальше ]

 

 

Михаил Саакашвили и следующая глава из «Дон Кихота»

Сирано: Глава о мельницах!

Де Гиш: Глава полезна эта.
Да, в битве с мельницей случается легко,
Что крылья сильные забросят далеко:
Того, кто с ней осмелится сражаться,
Она отбросит в грязь!..

Сирано: А вдруг — за облака?..

Эдмон Ростан,
«Сирано де Бержерак»

Отставка Михаила Саакашвили — отличный и наглядный кейс оценки работы политиков и госадминистраторов. Только по результатам. Только хардкор. Намерения не считаются — ни благие, ни прочие. Дорогу Одесса-Рени мостят не ими.

Если нет востребованного результата, для заказчика-избирателя-гражданина нет никакой разницы между «хотел, но не смог» и «даже пальцем не пошевелил». Не имеет значения, почему и из-за чего прекратил работу новый центр госуслуг — его нет, он закрыт, и людям важно только это. Жителей города не интересует, враги Саакашвили его саботировали или соратники тему недотянули. Результат обнулен, и это значит, что стратегии Саакашвили не сработали.

Это первый очевидный итог.

Второй очевидный итог: принятые командой Саакашвили стратегии провалились. Расчет оказался неверен.

Полководец может сколько угодно объяснять свой проигрыш происками врагов, но это во всех случаях выглядит смешно. «Мы бы обязательно победили, если бы враги не сопротивлялись» — это ведь и правда смешно. Мастерство полководца в том и заключается, чтобы не дать осуществиться стратегиям врага и гарантировать реализацию собственных стратегий.

При этом одно из главных требований к стратегии — ее адекватность, совместимость с практикой. Реальность — самый страшный враг для неадекватной стратегии, она мешает ее осуществлению самим своим существованием. В своем выступлении Саакашвили фактически признал именно это: его стратегии не сработали, потому что были неадекватны реальному положению дел. Он рассчитывал на поддержку президента — и получил ее только на словах. Он сделал ставку на стратегически важный для него ресурс, которого у него не было, и получить который в свое распоряжение он не сумел. В результате его стратегии рухнули. Реальность без всяких сантиментов пристрелила необоснованно завышенные ожидания.

Это второй видимый итог.

Но это еще ни в коем случае не конец сюжета. Потому что выстраивание рациональных стратегий — это инструмент для достижения цели, но не сама цель. А цель, как ее заявляет Михаил Саакашвили — победа в Украине радикального реформаторского курса. Именно такой результат он сам согласен считать для себя итоговым, и если прежние его стратегии оказались для этого непригодными, нужно просто создать и начать реализовывать новые.

Поэтому в сюжете с Саакашвили мы наблюдаем не финал, а, скорее, переход к следующей главе «Дон Кихота».

Г. Коржев. Дон Кихот и Санчо Панса

Г. Коржев. Дон Кихот и Санчо Панса

Сравнение с романом Сервантеса (пусть даже двусмысленное и рискованное, ибо болезненно-отрицательных черт у этого персонажа не меньше, чем черт положительных) удивительно уместно именно для истории одесского губернаторства Саакашвили, и именно сейчас, когда это губернаторство закончилось.

Роман ясно и многобразно показывает, что Дон Кихотам категорически не стоит рассчитывать на помощь «сверху» (да и вообще им не на кого рассчитывать, кроме как на самих себя). Они не должны верить ничьим обещаниям и посулам, даже если очень хочется в них верить. Потому что каждый раз, когда Дон Кихоты соглашаются недельку поприживалить при дворе какого-нибудь синьора, это заканчивается насмешками, изгнанием и позором. Эпизод известный и печальный, довольно точно повторенный сегодня в Одессе.

Но это ни в коем случае нельзя считать поражением.

Никто не заставит Дон Кихота поверить, будто он — а с ним и весь мир — может в конечном итоге проиграть. Потому что мир или стремится стать лучше, или в нем не появляются Дон Кихоты.

Неизбежность победы настоящего Дон Кихота в том, что он всегда смотрит выше, чем позволяют себе приземленные циники и прагматики. В том, что он готов бороться и менять мир к лучшему, когда они эту способность утратили. В том, что он видит свою победу и готов рисковать просто потому, что верит в цель, а не в то, что она легко достижима. В том, что поражения воспринимаются как переходящие досадные недоразумения и никогда не останавливают его поход.

Если его стратегии проваливаются, он будет создавать и воплощать новые — до тех пор, пока пока не добьется своего или пока не погибнет.

Вопрос только в том, можно ли Михаила Саакашвили считать настоящим Дон Кихотом.

Но это читатель узнает из следующей главы.

Вскрытие показало. Первые итоги электронного декларирования

 

[ Колонка опубликована на LIGA.net ]

Вплоть до последней недели октября ситуация с электронным декларированием оставалась неопределенной. Чиновники и депутаты сдавали информацию медленно и нехотя. С одной стороны, заполнение декларации — дело неприятное и муторное, его все время хочется отложить «на когда-нибудь». Покупать красивые машины гораздо интереснее. С другой стороны, оставалась надежда, что вся эта муторность может вдруг развеяться, расточиться и вообще оказаться политической галлюцинацией. Вот сейчас внесем закон, который отменит все эти сложности — и вздохнем свободно и беспечно, как всегда вздыхали.

Не срослось.

Антикоррупционные активисты, медиа и гражданские организации и общественные люстрационные комитеты в защите системы электронного декларирования доходили до истерики, которая хоть и выглядела со стороны чрезмерной, но работала именно так, как нужно. С их подачи попытки «закрыть» или «уронить» систему е-декларирования начали на вполне официальном уровне привычно квалифицировать как прямой саботаж, и опасность оказаться в рядах саботажников стала для некоторых нелюбителей политической открытости достаточно реальной перспективой. Ту же линию гнули западные партнеры, терпение которых истончилось, а риторика стала заметно жестче.

Читать дальше

Причем здесь Грузия, или Синдром выученной беспомощности

Сергей Бережной

(Колонка впервые опубликована на LIGA.net)

Внимание украинской аудитории к прошедшим в Грузии выборам до отвращения красноречиво. Состав своего парламента на следующую каденцию определяет пусть союзная, но все-таки другая держава, а наши граждане отслеживают результаты голосования так, будто в грузинском ЦИК решается их собственная судьба. Для сравнения: можно не сомневаться, что выборы в Армении или в Латвии не привлекут настолько заинтересованное внимание нашего электората и не будут сопровождаться таким информационным дребезгом в украинских медиа.

Причины этой зависимости от «грузинской темы» очевидны и описываются двумя словами: реформы и Саакашвили. Для украинцев итоги выборов в Грузии будут означать, что сбудется одна из двух надежд, которые вот уже несколько месяцев подпитывают жар медийных вулканов. Одни граждане надеются, что Саакашвили и его грузинская команда останутся в Украине — и, может быть, каким-нибудь внезапным волшебством дадут новый импульс буксующим реформам. Другие граждане, напротив, не менее горячо надеются, что «гастролеры», наконец, уедут — и без них сразу установится никем пока неизведанный уровень общественной благодати. И та, и другая надежды неоднократно звучали во множестве публичных заявлений (и даже во время «фестиваля летающих стаканов» на Раде реформ) и мало кого удивляют.

И это правильно, потому что удивляться поздно — впору хвататься за голову. Потому что все вышеописанное — симптомы тяжелого и хронического социального недуга. Не бывает здоровым общество, в котором люди привычно увязывают надежды на лучшее будущее с чьим угодно выбором, но только не со своим собственным. Не может быть здоровым общество, в котором люди привыкли, что никакой их собственный выбор не улучшает ситуацию. Не просто осознали, а привыкли к этому. И эта привычка порождена не только наблюдаемыми результатами выборов в парламент и местные советы, но и общим интуитивным ощущением все большего «заболачивания» украинской политической среды. Понятно, что избиратели пытаются найти какую-то альтернативу этой унылой безнадеге — и (что неудивительно) находят Михаила Николозовича, в котором парадоксально сочетаются крайне либеральный modus vivendi с предельно авторитарным modus operandi. Плюс успешные реформы, проведенные, правда, в совсем другой стране и с совсем другим комплектом полномочий.

Да, Саакашвили одних безмерно раздражает (поводы для раздражения находятся всегда), а других заставляет испытывать малообоснованные надежды (впрочем, для надежд даже повод не всегда нужен). Но как бы ни были эти чувства противоположны по эмоциональному тону, их объединяет иррациональное представление, что ситуация зависит от одного конкретного человека. И дело даже не в том, что в фокусе этой зависимости оказался именно Саакашвили — это мог бы быть любой другой более-менее яркий политик или общественный деятель. Дело не в конкретном имени, дело в том, что избиратель считает нормальным ставить свою судьбу в зависимость от решений медийного персонажа.

«Пусть он останется и тогда все наладится». Или: «Пусть он уедет и тогда все наладится». Между этими пожеланиями, в сущности, нет никакой разницы, обе они об одном: «пусть ОН сделает». Это позиция беспомощного ничтожества, подсознательно стремящегося переложить ответственность принятия решения на кого-то другого. Пусть все сделает кто-то, но не я. Пусть кто-то другой за все отвечает.

В 1967 году американский психолог Мартин Селигман описал феномен, который с тех пор носит название «выученная беспомощность». Этим термином обозначается состояние человека, в котором тот не предпринимает ничего, чтобы улучшить свое состояние, даже когда имеет такую возможность. Выученная беспомощность — это, например, когда человек за месяцы заключения привык к мысли, что из камеры ему не выйти, и не чувствует желания ее покидать даже после того, как дверь оставляют открытой настежь. «Ничего сделать нельзя», «все равно ничего хорошего не получится», «пусть уж все идет, как идет» — это именно она, выученная беспомощность. Ее типичные спутники — неверие в собственные силы, в возможность перемен к лучшему и нарастающая депрессия. Ее обычными проявлениями становятся не только потеря чувства свободы, но также утрата ощущения необходимости этой свободы.

Часть украинского общества, которая с гипертрофированным вниманием следит за результатами грузинских выборов, потеряв надежду на позитивные результаты собственной электоральной активности, дает нам типичную клиническую картину выученной беспомощности. И эта часть слишком велика, чтобы считать проблему незначительной и легко исправимой.

Если в стране, где каждый политик считает своим долгом ежедневно спеть хотя бы одну арию о реформах, не происходят хоть сколько-нибудь заметные для человека перемены к лучшему, люди теряют веру в саму возможность перемен. Следом приходит убеждение в бессмысленности и напрасности любых реформ. Затем теряются остатки веры в собственную способность что бы то ни было изменить. Потом депрессия. Все глубже и глубже. До полной темноты.

Вам нравится такая перспектива? Нет? Тогда попробуйте осознать, что результаты выборов президента США для успеха украинских реформ значат еще меньше, чем результаты выборов в Грузии, и уж точно значительно меньше, чем взбадривающие процедуры, которые вы в состоянии сейчас же прописать ближайшим к вам представителям всех трех ветвей власти.

И прекратите бурить на Саакашвили. Он не будет делать вашу работу за вас, и он совсем не тот рычаг, которым повернется к лучшему ваша жизнь. Нужный вам рычаг вы начнете проектировать и строить сами и прямо сейчас.

Впрочем, некоторым нравится быть неудачниками, лелеять собственную беспомощность (выученную или врожденную).

Пожелаем им успеха.

Больной перед смертью потел и другие хорошие новости

На «круглом столе» по судебной реформе в Bendukidze Free Market Center опять прозвучало (от судей, что характерно) сообщение, что недоверие масс к судебной системе вызвано нехваткой позитивных публикаций в медиа. Надо освещать все, а не только резонансные процессы. Потому что позитива на самом деле много.

Заметьте: сколько медиа ни публикуют вполне позитивных новостей о судебных решениях (а таких публикаций полно, проверьте), судьи тоже замечают в основном новости негативные. Потому что они люди и даже свою профессиональную область воспринимают точно так же, как и все остальные: что болит, на то внимание и обращают. Какой толк радоваться, что у тебя хороший желудок, если одновременно болят зубы, правый глаз слепнет, цирроз жрет печень и подозрение на рак двенадцатиперстной. Желудок при этом честно и искренне говорит, что ему все нормуль. По-человечески я его понимаю, у него свой фронт работ и свои обязанности он выполняет честно. Напишите об этом в прессе.

Но помирать-то ему придётся не потому, что конкретно он плохо работал, а потому что весь пациент кончился.

«Больной перед смерть потел? — Да, доктор. — Вот и хорошо! Чему же вы так огорчаетесь, не пойму?»

Можно сто новостей дать о том, как судьи нормально делают свою работу, а мнение о судебной системе все равно будет формироваться по сообщениям, что один судья выпустил Садовника, другой прикопал на огороде жбан с валютой, а третий сдуру открыл стрельбу по детективам. Потому что это у людей болит.

В суд, кстати, не обращаются с тем, что вот все у нас хорошо, рассудите нас. И в Раду новые законы вносятся не потому, что прежних хватает. И исполнительная власть начинает шевелиться не там, где все и так работает.

Но пресса, конечно, должна концентрировать внимание публики преимущественно на позитиве. На том, что больной перед смертью все-таки потел.

(Из Facebook)

Приднестровье: козырь десятилетней выдержки

Одна из главных проблем пропаганды в том, что в нее верят.

Россия много лет и на полном серьезе сообщает внешнему миру о своем духовном, экономическом и политическом величии, о своем праве быть наследницей трагически умученного врагами СССР, о своих грандиозных природных богатствах, которым другим странам предлагается безнадежно завидовать и вожделеть их до потери связи с реальностью. Хотя внешний мир большей частью просто принимает это вещание к сведению, есть категория слушателей (часто это бывшие советские люди), которые в эту картинку верят.

Казалось бы, для пропагандистов это успех. Однако случается и так, что образ безоблачно могущественной Империи, созданный пропагандистами в удаленном массовом сознании, начинает жить собственной жизнью и наносит реальной России чувствительный урон. 

Люди, понимаете ли, ждут от Империи свершений, а она даже данное слово не держит.

Чем дальше выдумка от реальности, тем сложнее реальности этой выдумке соответствовать. Рано или поздно в их связке что-нибудь да треснет, и тогда могущественная иллюзия расточится, завеса падет и вместо поднебесного храма откроет изумленным взыскующим взглядам вполне бытовой вид пригородного общежития с хронически облупившимся фасадом и удобствами во дворе.

Десятилетиями некоторые верили, что идеальная Россия рано или поздно придет и принесет им долгожданное счастье. Но у реальной России, когда она все-таки приходила, в изобилии находились для страждущих только оружие, бесхозяйственность и прозябание. Это вполне наглядно видно на примерах Абхазии, Южной Осетии и Донбасса. Пример Крыма тоже пока не выглядит убедительным тому опровержением — впрочем, а вдруг?.. Люди же верят.

В то же самое до сих пор верят и в Приднестровье.

Почти ровно десять лет назад, 17 сентября 2006 года, в непризнанной Приднестровской Молдавской Республике (ПМР) был проведен референдум с двумя вопросами.

Первый вопрос звучал так: «Поддерживаете ли Вы курс на независимость Приднестровской Молдавской Республики и последующее свободное присоединение Приднестровья к Российской Федерации?» На этот вопрос около 98% участников голосования ответили «Да».

Формулировка второго вопроса предлагала ситуационную альтернативу первому: «Считаете ли Вы возможным отказ от независимости Приднестровской Молдавской Республики с последующим вхождением в состав Республики Молдова?» На второй вопрос около 97% голосовавших ответили «нет».

Несмотря на то, что 6 октября того же года результаты приднестровского референдума 2006 года были с триумфальным единогласием признаны российской Государственной Думой, никакие иные чаемые тираспольцами шаги со стороны России предприняты не были. Руководство РФ вполне устраивал подвешенный суверенитет непризнанного Приднестровья. Для сохранения эффективного российского влияния в ПМР более чем хватало присутствия оперативной группы российских войск и ежегодных финансовых дотаций (сопоставимых по объему со всей экономикой Приднестровья). Нет ничего удивительного и в том, что Россия так и не сочла нужным выполнить свои обязательства по итоговым документам Стамбульского совещания ОБСЕ 1999 года, согласно которым она обязалась еще до 2001 года вывести свои войска с территории ПМР.

Естественно, ни Молдова, ни Украина, ни страны ЕС результаты приднестровского референдума не признали. Это было ожидаемо. Позиция России тоже была традиционна: пока российское влияние в ПМР сохраняется, ничего менять не нужно, сойдет и так. При этом, естественно, считалось хорошим тоном постоянно приглашать всех к столу переговоров, но каждый раз подчеркивать, что сама Россия в этих переговорах готова участвовать не как одна из сторон, а как вроде бы старший брат Приднестровья, который младшенького ни за что молдавским фашистам на съедение все равно не отдаст, так что непонятно, о чем вообще там за столом говорить-то.

Во многом именно поэтому результаты референдума 2006 года так и не привели к серьезным политическим подвижкам. Все ограничилось публичной демонстрацией пророссийской ориентации Приднестровья. Принимать в себя еще один эксклав, с которым у нее не было общих границ, Россия не пожелала. Мало ли где какой референдум, действительно.

Тогдашний президент ПМР Игорь Смирнов, правда, энергично заявил после референдума, что его команда будет приводить законодательство Приднестровья к высоким российским стандартам, но после выигранных перевыборов реформаторский спазм его несколько поотпустил и тема была надолго заброшена.

Внезапно накативший февраль 2014 года принес приднестровцам вдохновляющий образ Крыма, который стремительно аншлюссировал в состав Российской Федерации на основании референдума, подозрительно похожего на приднестровский 2006 года и по формулировкам вопросов, и по проценту правильно на них ответивших. Со всей серьезностью встал вопрос: почему Крыму можно за две недели, а Приднестровью нельзя даже за двадцать лет? 18 марта 2014 года спикер Верховного совета Приднестровья даже направил спикеру Госдумы письмо, в котором довольно прозрачно намекал, что кроме Крыма есть в мире и другие территориальные образования, которые хотят слиться с Россией в политическом экстазе, и что хорошо бы на основании крымского кейса прописать для такого слияния какую-никакую дорожную карту. А 16 апреля того же года официальное обращение к российским властям со сходными по смыслу намеками принял и Верховный совет ПМР.

Однако — вотще. Сияющая кремлевская утопия продолжала призывно манить к себе истинно верующих в нее через две границы, но решительно отказывалась становиться для приднестровцев явью.

Приднестровские власти два года с ревностью следили за потоком безоблачного счастья, которое захлестнуло крымчан, а потом решили взять инициативу в свои руки.

7 сентября президент ПМР Евгений Шевчук подписал указ о начале подготовки к присоединению Приднестровья к России (точнее, о приведении законодательства Приднестровья к высоким российским стандартам, на которое так и не сподвигся его предшественник Игорь Смирнов). При этом Шевчук обосновал свой указ результатами референдума 2006 года, которые все прошедшее десятилетие без особой пользы отлеживались в политических запасниках.

Если учесть, что влияние Кремля на политику Тирасполя было и остается решающим, естественно предположить, что появление этого указа инициировано или одобрено Москвой. Однако такое предположение довольно трудно вписать в какие бы то ни было осмысленные стратегические сценарии, — кроме, разве что, сценария намеренной и стремительной политической дестабилизации региона с перспективой развязывания уже не гибридной, а открытой войны, причем не только на Донбассе. Аннексия Приднестровья даст России возможность резко усилить военное давление на Украину на Юго-Западном направлении, но в то же время неизбежно втянет ее в прямое противостояние с Молдовой, а через нее — с Румынией, Евросоюзом и НАТО. При таком сценарии неизбежен выход России из множества международных соглашений, резкое усиление уже действующих в ее отношении санкций, а также введение новых, включая наиболее жесткие из ранее обсуждавшихся.

Учитывая проблемное, мягко говоря, состояние российской экономики, такой вариант больше похож на добровольное самоубийство режима. Россия по-прежнему остается критически зависима от внешнеэкономических связей, и каких бы военных успехов ей ни удалось поначалу достичь, прямая агрессия эти важные для нее связи практически полностью прекратит, отправит страну в глухую международную изоляцию и спустит ее почти буквально на подножный корм. При том, что некоторые близкие к руководству РФ идеологи давно и громко о такой изоляции мечтают, этой идее резко противоречит хотя бы размещение Россией значительных государственных средств в зарубежных ценных бумагах.

Другой сценарий предполагает эскалацию региональной политической напряженности (без открытой военной фазы) для усиления переговорных позиций РФ. Например, Россия «успокаивает» Приднестровье, а взамен требует у Запада снятия санкций. Для Запада такой сценарий означает полную политическую капитуляцию и согласие на дальнейший шантаж, все возможности для которого Россия в этом варианте сохраняет за собой. Однако Россия уже испробовала такой вариант в Донбассе и никакого успеха не добилась, а в случае Приднестровья успех выглядит еще менее вероятным.

Не выглядит обоснованным и предположение, что Москва может попытаться использовать тему Приднестровья в своей  внутренней политике — например, в компании «Единой России» на выборах в Госдуму 18 сентября. За несколько оставшихся дней тему, возможно, и удастся развернуть, но сразу после выборов Кремлю все равно придется решать задачу ослабления санкций, а еще одно ловко устроенное региональное политическое обострение международный портрет Путина вовсе не осветлит. Возможные тактические преимущества оказываются слишком малы, а весьма вероятные стратегические потери — чрезмерно велики.

Как ни парадоксально, вероятнее всего в случае с указом Шевчука мы имеем дело с артефактом не российской политики, а российской пропаганды. Возможно, президент ПМР вслед за своим народом банально устал ждать, когда непогрешимая, но, увы, непограничная Небесная Империя обратит на него внимание, и решил таким образом напомнить о себе. Основания нашлись в референдуме десятилетней давности. В самом деле, давно пора было что-нибудь с ним сделать, нельзя же вечно откладывать такой сильный козырь на потом. В Крыму же он сыграл, верно? К тому же, по российскому телевидению постоянно говорят про «русский мир», который страстно стремится к воссоединению, и который Россия непременно в себя примет, как сакральный Крым. Нужно только сделать решительный мужественный шаг в могучие материнские объятия, а потом все будет безоблачно и чисто, как в СССР. И как в Крыму. И хоть камни с неба, в самом деле, потом-то чего бояться…

Это очень смешная и очень художественная версия, конечно, но в последнее время мы имели счастье наблюдать и более выдающиеся глупости даже от политиков с репутацией серьезных — вспомните, например, референдум о Brexit. А в случае с Приднестровьем речь идет о депрессивном псевдогосударстве на содержании, которое за двадцать пять лет привыкло жить созданными российской пропагандой иллюзиями, и на уровне безусловных рефлексов исходить из того, что эти иллюзии правдивы. И то, что желание этих людей воссоединиться с «русским миром» может Россию в ее действительной ситуации просто доконать, банально ими не осознается.

Как было сказано в самом начале, одна из главных проблем пропаганды в том, что в нее верят.

[ Колонка опубликована на LIGA.net ]

Основания для популизма

Ригоризм творит с людьми жуткие вещи.

Если медийный персонаж ригористам нравится, он им представляется практически святым. Безупречным и идеальным. И не смейте его критиковать, вы недостойны даже обрезка его ногтя. Как вам не стыдно говорить о его ошибках, если бы не он, было бы ещё хуже. Вы что, не понимаете, на чью мельницу воду льёте? И так далее.

Потом с медийным персонажем происходит что-то, что ригористу не нравится — и персонаж переводится их святых в демоны. Хороших черт в нем больше нет, одна тьма. Прекратите хвалить этого негодяя. Что в нем может нравиться, он коррупционер и зрадник, по телевизору говорили, я сам слышал. Какие заслуги?! Он же вчера такое посмел сказать!

Надежда Савченко в этом смысле очень ригористам подходит. Порошенко, естественно. Юлия Владимировна в тюрьме была для ригористов просто-таки Девой Жанной, а потом как-то сразу стала моделью для карикатуристов.

Ригориста не устраивают полутона, он живёт контрастом. Повод может быть любым. Сергей Лещенко во мгновение ока переквалифицируется из идейно близкого в идеологически чуждого после уплаты налога не в том банке, какой ригорист бы для него предпочёл. Порошенко удачно выступает и становится «вот это, я понимаю, наш президент», неудачно — «кто вообще выбрал этого офшорного короля». Ющенко «без чинов» торгует вышиванками — он зая, а эпический слив первого Майдана уже не в счёт. Яценюк героически ездил после Майдана на метро и летал за рубеж регулярными рейсами, но через год закономерно стал главным врагом человечества. Примерам несть числа.

Но страшнее всех при этом выглядят не медийные персонажи, а сами реактивные ригористы. Они отвратительно управляемы. Они делают выводы по одной публикации, полностью игнорируя предшествующий контекст. Они по пустяковейшим обстоятельствам пересматривают свои оценки на противоположные. Они тасуют произвольные ярлыки и находят в этом глубокий смысл. Именно на ригористов рассчитывают свои кампании популистские партии. А кандидат, который попытается объяснить избирателям, что простых решений в сложной ситуации быть не может, получит от них бан и вылетит из первого же тура выборов.

Людям нужна определённость. Скажите им, плохой персонаж или хороший, святой он или демон. Середина не нужна. Полутона не воспринимаются. Мысль, что герой АТО может грабить и убивать инкассаторов, напрочь сносит их шкалу оценок. Они не верят, что одно может сочетаться с другим. Simple mind rules the World.

Ригоризм часто называют «большевизмом». Но это тоже упрощение. Ригоризм значительно более живуч и процветает вне зависимости от преобладающей идеологии. И победой над большевизмом массовый ригоризм не преодолеть.

Я бы скорее рассчитывал на образование, культуру, развитие навыков критического мышления. Идеализм, конечно. Впрочем, альтернатива всегда к нашим услугам.

Она называется «грабли».

(Из архива Facebook)

Крым и долгожданная стрижка «под ноль»

Я двадцать лет жил и работал в России. Я видел, как российское государство год за годом становились все менее эффективным там, где нужно было что-то строить, и все более эффективным в том, чтобы строить кого-то. Приводить к общему знаменателю. Без злобы, без ненависти, без эмоций вообще. На сухом автоматизме. Вжик-вжик. Самоходная машинка для стрижки газонов под ноль. С самонаведением на голос, на поступок и на текст. Обыски у крымскотатарских и проукраинских активистов и журналистов, административка для женщин в Беслане, которые посмели напомнить Путину о его ответственности, выдавливание из страны Гуриева и Пионтковского, которые публиковали неприятные для машинки тексты, «болотные» дела с реальными сроками за выход на площадь, психдиспансер для Умерова, убийство Немцова… И все это в режиме повседневной нормы, когда большинство считает, что так и должно быть.

Щёлк-щёлк, завтра будет новый день, новый обыск, новое дело, кто-то исчезнет, кто-то уедет, кто-то получит штраф и срок. Машинка работает. Хорошая машинка, годная.

Ну а что такого. Надо же как-то удовлетворить запросы тех, кто голосовал за присоединение к России, показать им результат. Запросы ведь были не только на мост, дороги и бюджетное счастье, но и на стрижку под ноль всяких несогласных. Вот как раз для выполнения такого запроса машинка и приспособлена. Как удачно. Шёлк-шёлк. Двадцать лет отладки. Без эмоций, без ненависти, на чистом автоматизме и советском керосине.

Наслаждайтесь доступным и не поднимайте головы.

Щёлк-щёлк. Вжик-вжик.

(Из архива Facebook)