Следующий судебный процесс по делу Манафорта будет посвящен нарушениям закона, связанным с его работой в Украине. Проходить процесс будет, естественно, в США, где есть не только понимание, что такое нарушения закона, но и понимание, что такое ответственность граждан перед законом, а также работающие механизмы привлечения к ответственности.
Мы же в Украине пока успешно избегаем и понимания, и ответственности, и механизмов. Первого мы не обрели, второго не добились, а третье так и не построили. Мы привычно выбираем — для себя самих, что характерно, не для кого-то — мэрами, депутатами и президентами людей с репутациями воров и коррупционеров, потому что им так хочется, а нам (большинству) все равно. Мы сами (большинство) даем им иммунитет. Мы сами (большинство) разрешаем им плевать на закон, корежить его в свою пользу и так переклепывать судебную систему, чтобы она как можно дольше оставалась неэффективной. Мы сами (большинство) гарантируем им уклонение от ответственности. И даже когда они откровенно борзеют, мы (большинство) лишь разводим руками и с готовностью демонстрируем выученную беспомощность, повторяя мантры «ничего не поделаешь» и «могло же быть и хуже».
Пол Манафорт, заключенный
А пока мы вытираем сопли, в Америке судят Манафорта за преступления,
которые он совершил тут, у нас. И мы издали завидуем этой эффективности.
Издали и исподволь, потому что готовимся (в большинстве) снова пойти на
выборы и снова дать иммунитет уже известным и привычным ворам и
коррупционерам, потому что раз эффективного суда в стране нет, то куда
же их еще? Только во власть. А уж они обеспечат, чтобы такой суд не
появился и в будущем.
Потом, конечно, наши «легитимные»
окончательно потеряют берега, получат от нас (от большинства? или все
еще от меньшинства?) покрышками по физиономии и радостно поедут в
Ростов, навстречу новой безнаказанности. Потому что работающего и
заслужившего общественное доверие суда в стране по-прежнему нет, штатно
привлечь высокопоставленных негодяев к ответственности невозможно, а без
этого новый Майдан — только вопрос времени. Потому что резьбу
непременно сорвет снова. И тогда у нас снова появится реальный шанс на
решительные реформы — и не менее реальный шанс эту возможность снова
упустить и расслабленно оставить все как есть. И черт его знает, каким
из этих двух шансов мы (большинство) воспользуемся с большей охотой.
Возможно, это будет зависеть от того, сколько крови прольется в
следующий раз.
А может, и не будет зависеть. И тогда через десять
лет мы все так же будем исподтишка завидовать американской судебной
системе, которая, — вот ведь! — способна вынести приговоры Лазаренко
и Манафорту. Но даже завидуя, мы все так же будем трусливо уклоняться
от ответственности за свою собственную жизнь и свою собственную страну.
Читаю в комментах: «почему вы все время хотите найти ответственных?»
Во-первых, чего их искать, если в предвыборные месяцы все города были обклеены портретами лиц, страстно желающих стать ответственными. И после того, как за их избрание проголосовали и они вступили в должности, искать ответственных уже незачем. Они и так есть, без всяких поисков. Вот же списки, прямо на сайте ЦВК.
Во-вторых, раз они так эту ответственность хотели, что аж выборы ради этого выиграли (а кто не выборы, тот конкурсы) — пусть эту ответственность несут и не ноют. Люди голосовали, между прочим, не за их нытье.
В-третьих, — да, очень хочется, чтобы были именно ответственные. Безответственные могут сразу идти куда подальше. Свободно и беспрепятственно. Это просто: сказал «я не хочу нести ответственность» — и пошел. А если не идешь — значит, несешь ответственность и не ноешь.
В-четвертых, повторюсь, только социально неразвитые инфантилы путают категории ответственности и виновности. Виновность устанавливает суд. Ответственность человек принимает на себя сам. И потом опять же ее несет. И не ноет. А хочет поныть — см. третий пункт.
В-пятых, все сказанное выше, конечно, пока не имеет отношения к наблюдаемой реальности. Вся тема возникла и живет именно потому, что ответственности госслужащих как действенного фактора в Украине просто нет. Здесь политик или чиновник может без всякого вреда для должностной эффективности и личной репутации публично брать на себя обязательства — и не выполнять их. Принимать на себя ответственность — и тут же давать понять, что он ни за что не отвечает. А зачем отвечать-то, если можно не отвечать? Что, кто-то из предшественников за что-то ответил? Нет? Так что мы от нынешних-то ждем? С чего им вдруг становиться по-настоящему ответственными? Потому что их уволят? Так они восстановятся по суду, стоит только захотеть. Потому что мы не изберем их снова? Еще как изберем — посмотрите соцопросы и убедитесь. В суд их потащат? Да пусть тащат, это еще никому не повредило, — ни Януковичу, ни Насирову, ни Кернесу, ни Труханову, ни Онищенко. Вон Тимошенко и Луценко заказные отсидки вообще пошли в карьерный плюс. Никому наш суд не может повредить. Даже заживо осужденному в США Лазаренко наш украинский суд ничем не повредил, хотя воровал Лазаренко именно тут, а там только отмывал. У нас по-настоящему, не на словах, привлекать его к ответственности никому не сдалось, потому что в принципе не было понимания — к чему привлекать-то?!
Никто из прежних не наказан, поэтому никто из нынешних не боится.
И, как следствие, ни за что не собирается отвечать.
1. Если человек заявляет «Ты мой враг!», принимайте его заявление со здоровым скепсисом. Вам вовсе не обязательно соответствовать всему, что о вас заявляют. Ишь чего захотели. Перебьются.
2. Если человек заявляет «Я твой враг!» — это уже серьёзнее. Человек говорит о себе, а не о вас, и про себя он всё знает заведомо лучше других. Однако то, что он действительно вам враг, вовсе не означает, что обратное тоже верно. Над этим можно плодотворно поразмыслить, пока он не начал кидаться (чем-нибудь или с чем-нибудь).
3. Вообще, когда человек говорит о себе глупости и гадости, безопаснее ему верить. Когда он безудержно себя восхваляет – дело другое, тут сдержанный скептицизм уместен. Но если он сам характеризует себя, например, «отмороженным энтузиастом без сдерживающих центров» или «депутатом прошлого созыва», лучше принять его заявление к сведению и своевременно прикинуть меры предосторожности, чтобы клиент в состоянии самовозбуждённой вражды кому-нибудь (в том числе себе) не повредил.
4. Если человек заявляет «Ты враг всего прогрессивного человечества!», не стоит требовать от него показать выданные упомянутым человечеством полномочия на заявления от его имени. Таких полномочий у него нет. Говоря «всё прогрессивное человечество», он имеет в виду себя и только себя. Поэтому см. пункт первый.
5. Если человек заявляет, что намерен сесть на берегу ближайшей реки и сидеть, пока мимо не проплывёт ваш труп, не нужно его в этом намерении поощрять. Но и отговаривать тоже не надо. Пусть сидит, целее будет.
6. Если человек заявляет «Либо ты, либо я!», немедленно соглашайтесь расстаться с ним навсегда. Пусть это «либо» станет, наконец, для каждого из вас явью, а не давно лелеемой мечтой.
7. Если человек заявляет «Либо он, либо я!», это следует воспринимать как однозначное пожелание, чтобы был выбран «он», кто бы «он» ни был. А с «оном» можно будет разобраться потом. Может, «он» окажется нормальным.
8. Если человек заявляет «Либо я, либо никто!», это также следует воспринимать как однозначное пожелание в пользу выбора «никто», с которым, опять же, можно будет разобраться потом. Кроме того, возникновение между вами и «никем» какого бы то ни было антагонизма крайне маловероятно.
9. Поскольку непреодолима только беспричинная вражда, при возникновении любой вражды срочно найдите для неё причину и враждуйте до тех пор, пока причина не преодолеется тем или иным способом. Потом сразу прекращайте, так как дальнейшая вражда снова окажется беспричинной, а потому непреодолимой.
10. И, наконец, главное. Враги (если они действительно враги) – не настолько ценное имущество, чтобы беспокоиться о его сохранности. Вспомните об этом, когда остальные советы вам не пригодятся.
Пропаганда убивает — и не только тех, против кого она направлена. Это стало такой же банальностью, как и упоминание в этом контексте казни в 1946 году по приговору Нюрнбергского трибунала Юлиуса Штрейхера, редактора нацистской газеты «Der Stürmer». Штрейхер был единственным из подсудимых, которого трибунал приговорил к смерти не за военные преступления, а за печтаную пропаганду.
«Der Stürmer» Штрейхера был мощнейшим генератором ненависти к евреям — ненависти настолько разнузданной, что временами это даже вынуждало рейхсминистра пропаганды Геббельса возвращать его в «более разумные» границы (и это при том, что Геббельс и сам был законченным антисемитом). Выступая в суде, Штрейхер говорил, что он действительно призывал к уничтожению еврейского народа (учитывая приобщенные к делу подшивки его газеты, это было невозможно отрицать), «но вовсе не к буквальному уничтожению», и что он не может отвечать за то, что кто-то понял его статьи как прямое руководство к действию. Как известно, трибунал его аргументы во внимание не принял, и признал деятельность Штрейхера преступлением, заслуживающим смертной казни.
Юлиус Штрейхер во время Нюрнбергского трибунала
Стоя под виселицей, Штрейхер несколько раз крикнул «хайль Гитлер» — в последний раз уже с мешком на голове и петлей на шее. Никто из подсудимых, кроме него, такой преданности фюреру перед смертью не продемонстрировал. Пропагандист Штрейхер в этом смысле оказался большим нацистом, чем они все.
И это вовсе не удивительно. Штрейхер свято верил во все, что он писал. Он был мерзким типом — еще в 1930-е годы он совершенно не скрывал своей аморальности, чем вызвал брезгливое к себе отношение многих высших чинов рейха, мнивших себя аристократами, — но при этом лживым фарисеем он не был. Мир для него выглядел именно таким, каким он его описывал в статьях и выступлениях — с «высшими» и «низшими» расами, «всемирным заговором евреев» против Германии и фюрером как «единоличной вершиной человеческой истории».
Нацистская пропаганда в какой-то момент стала для Штрейхера единственно возможным мировоззрением. Он был не только «толкачом» идеологической дури, но постоянным ее потребителем.
В разных вариациях этот же сюжет — пропагандист, который «подсаживается» на распространяемое им вранье, даже если изначально относится к нему иронически, — повторялся затем многократно.
Еще более наглядно этот эффект виден на примере государства, для которого инструментом актуальной политики становятся информационные манипуляции и прямые фальсификации. Российские сетевые «фабрики троллей», например, имитируют в промышленных масштабах поддержку совершенно не соотносящихся с реальностью идеологических тезисов — вроде засилия «либерального фашизма» в Европе, «российского нравственного превосходства» над «загнивающим Западом» или развала СССР из-за «антироссийского мирового сговора». Те же самые темы разгоняет российская телевизионная и прочая медийная пропаганда. Режим, который поддерживает распространение таких тезисов, так или иначе оказывается вынужден брать их в расчет для самого себя — как реальные и значимые факторы (как минимум во внутренней политике). И фальшивая реальность пропаганды становится для него основанием для принятия практических решений.
Например, чтобы снять с себя ответственность за сбитый российским БУКом над Донбассом пассажирский рейс, российская пропаганда породила множество фейковых версий этой трагедии. Ни одна из этих версий даже отдаленно не претендовала на достоверность, основной их задачей было, видимо, максимальное засорение темы для внутренней аудитории, чтобы вскрытые следствием реальные обстоятельства трагедии просто «утонули» в информационном шуме. Но прямым следствием этой «операции информационного прикрытия» стало то, что для России стало невозможно дать официальное согласие на участие в работе международной комиссии по расследованию. Заинтересованность в сохранении фейковой реальности сделала для Кремля недоступными варианты, наиболее адекватные реальности настоящей. Идиотский поступок Путина, который под запись показал Оливеру Стоуну заведомо фейковую видеозапись как «доказательство», в этом контексте даже не выглядит чем-то заслуживающим особого удивления — это лишь частное проявление куда более общей картины добровольного самообмана российского государства.
Само собой, невозможно принимать адекватные практические решения, основывая их на неадекватном восприятии реальности (пример Третьего Рейха в этом смысле чертовски нагляден). Осознавая это, режим, пытаясь ослабить эффект такой неадекватности, будет пытаться грести сразу в двух направлениях — одной рукой генерить с «идеологической» целью все больше фейков и пропагандистских манипуляций, а другой — цепляться за реальность, которая этим фейкам откровенно противоречит. Напряжение между фейками и реальностью при этом неизбежно будет нарастать — пока, в конце концов, дело не кончится конфликтом этих двух мировосприятий. Конфликтом, по итогам которого Россия вынуждна будет отказаться или от фейков (как это уже было в 1991 году с СССР), или от реальности (как это произошло с Северной Кореей).
До тех пор речь, в сущности, будет идти о медийном самоотравлении российской власти (про информационное здоровье населения страны говорить уже трагически поздно). Неадекватное восприятие Кремлем реальности его оппонеты могут, конечно, расценивать как стратегическое преимущество (хорошо, когда противник теярет способность выстраивать рациональные стратегии), однако потерявший связь с реальностью тролль с ядерной дубиной — это крайне серьезная угроза, которой ни в коем случае нельзя пренебрегать.
С Третьим Рейхом в этом смысле истории повезло — рассказывают, что разработку ядерного оружия Гитлер запретил именно из-за неадекватного мировосприятия: фюрер опасался, что ядерная реакция может растопить «мировой лед», внутри которого, согласно принятым в нацистской верхушке мистическим возрениям, якобы находится наш мир.
И последнее, на закуску. В 2017 году проходивший в Москве Всероссийский съезд в защиту прав человека учредил «антипремию» имени того самого Юлиуса Штрейхера. Ее будут присуждать представителям российских СМИ, «внесшим наибольший вклад в атмосферу ненависти и лжи». Жест, конечно, символический, но сил на что-то более действенное у страны, отравленной собственной пропагандой, уже нет.
