Заплатите за кефир: Балагановское жульничество и Антикоррупционный суд

(Колонка впервые опубликована на LIGA.net)

Шура Балаганов — один из самых симпатичных персонажей «Золотого теленка». Бывший босяк, которому бывалый Остап Бендер покровительствует с высоты своего жульнического опыта. Мелкий карманник, которого Остап пытается приучить к мысли, что есть и другой масштаб — вот Рио-де-Жанейро за горизонтом, а вот в Черноморске подпольный миллионер Корейко, которого можно по-крупному вскрыть, не возбуждая при этом интерес уголовного розыска, а вот вам, Шура, ваша доля добычи — пятьдесят тысяч, как вы и просили, и ни в чем себе не отказывайте. Только заплатите за кефир.

Но Балаганов этого нового масштаба упорно не видит и не понимает — и через пару страниц попадается на мелкой трамвайной краже. Он просто не понимает, как можно не залезть в сумочку к неосторожной гражданке. Даже имея в кармане весьма круглую сумму. Такая уж у него судьба. И такое уж у него восприятие мира и своего места в нем.

- Скажите, Шура, сколько вам денег нужно для счастья?

— Скажите, Шура, сколько вам денег нужно для счастья?..

Очень похоже, что точно такое же простодушное восприятие мира (и своего места в нем) царило среди авторов законопроекта «О Высшем антикоррупционном суде», который президент Порошенко на днях внес в Верховную Раду.

Не будем углубляться в историю того, как Банковая не желала создавать специализированный антикоррупционный суд и как многообразно она пыталась от этой задачи уклониться — вплоть до того, что и президент, и генеральный прокурор, и другие государственные мужи (дьюрабилите!) и дамы (шарман!) прямым текстом, оставшимся в истории, провозглашали, что надо бы без этого как-нибудь обойтись.

Но обойтись не удалось. И, как водится, когда с чем-то власть не может справиться, она пытается это что-то возглавить. Поэтому когда стало ясно, что антикоррупционный суд создавать все-таки придется, на Банковой было принято ответственное решение взять процесс под полный контроль. Законопроект об антикоррупциионном суде, прошедший экспертизу суровой Венецианской комиссии, к тому времени уже довольно долго лежал в Раде, но, конечно, для администрации президента он совершенно не годился — по той простой и понятной причине, что исходил не от нее. Поэтому (мало ли что там говорила пресловутая Венецианская комиссия) нужно было снять его с рассмотрения (оформим это как отдельный квест) и вместо него внести свой. Правильный. С учетом всех нюансов.

После того, как вчера текст президентского законопроекта появился на сайте Верховной Рады, стало вполне очевидно, в чем эти нюансы заключаются. И главный нюанс мы уже озвучили: мало ли что там говорила пресловутая Венецианская комиссия. Ну и что, что среди ее требований было право международного экспертного совета безусловно отклонять кандидатуры претендентов на должности антикоррупционных судей, если у этих кандидатур обнаружатся темные пятна в биографии. Конечно, нужно сделать строго наоборот — сделать это право из безусловного вполне условным. Прямо в проект закона внести: квалификационная комиссия по отбору судей вольна мнение международного экспертного совета при голосовании проигнорировать. И пусть Евросоюз утрется со своими требованиями. Не забыть бы только публично заявить, что при этом внесенный законопроект всем требованиям в полной мере соответствует. Может, пронесет.

Ситуация с роковой балагановской карманной кражей повторяется с полнейшей художественной убедительностью, и даже более того: все происходит практически в прямом эфире. Вот, господа присяжные заседатели, наш герой, Шура Балаганов, едет в трамвае. Вот его внимание привлекает сумочка неосторожной гражданки. Вот Шура протягивает руку и отстегивает застежку сумочки. Вот его рука погружается в сумочку и — кульминация! — появляется оттуда с кошельком, в котором лежат три рубля с мелочью.

А потом гражданка поднимает крик и Балаганова на следующей остановке сдают милиционеру. Балаганов при этом ошарашен — как же так, он же не специально, он же машинально! За что же в милицию?

Действительно, господа присяжные заседатели — за что?

Так ведь за кражу. За ту самую, которую вы только что видели в прямой трансляции. И Балаганова при этом совершенно не извиняет то, что правонарушение могло быть (или действительно было) совершено на чистых рефлексах, без включения сознания, без продуманного намерения и, тем более, без осознания возможных последствий.

Вот вы можете себе представить, чтобы на Банковой не понимали, что проект все равно должен пройти экспертизу пресловутой Венецианской комиссии — и по очевидным причинам пресловутая Венецианская комиссия потребует обеспечить выполнение своих уже известных (пресловутых) требований? Понимали, конечно. Но ничего не могли с собой поделать. Это же рефлексы. Безусловные. Они же срабатывают сами. Без участия сознания.

Науке, впрочем, известны способы выработки не только вредных, но и полезных рефлексов. Академик Павлов много и плодотворно работал в этом направлении. Впрочем, даже без академиков задача вполне решаема — например, широко известно, как приучить котенка гадить именно в лоток, а не где попало. Наказание и поощрение. И снова, и еще раз. Пока рефлекс не выработается.

И раз уж речь зашла о выработке рефлексов, то следует ожидать, что примерно такой же подход Евросоюз предпримет в отношении выявленной (не впервые, но на этот раз очень уж наглядно) вредной привычки Банковой гадить в законопроектах. Наказание и поощрение. Не давать очередной транш МВФ, пока не будет очевиден прогресс. Предложить преференции, если прогресс проявится. Отменить безвиз, если пациент будет упорствовать. Показать новые блистающие перспективы, которые помогут убедить электорат переизбрать вас на второй срок. В общем, все то же самое, что и с котятами.

Конечно, такой подход западных партнеров подчеркнуто оскорбителен для власти нашей суверенной страны. Но когда тебя поймали за руку на очередном жульничестве (пусть даже балагановско-машинальном, без участия сознания), прилет канделябра в табло не должен считаться совсем уж внезапным сюрпризом. Предупреждения были. И сознание о такой возможности помнило. А вот рефлексы — нет.

Выбор, на самом деле, невелик: или сознание берет рефлексы под контроль и занимается воспитанием своевольного организма, или искоренением этих рефлексов займется кто-то извне. Несмотря на возмущение и сопротивление. Потому что перспектива все-таки есть, только над ней придется поработать. Конечно, лучше над этой перспективой будем работать мы сами, чем Евросоюз, но у нас самих пока получается плохо. Наш административный котенок продолжает легкомысленно гадить мимо лотка, а наш политический Балаганов продолжает рефлекторно тырить трешки.

Именно для исправления этого порока нам и нужен эффективный и независимый антикоррупционный суд, и именно поэтому рефлексы Банковой так очевидно срабатывают именно на этой теме.

В завершение, господа присяжные заседатели, хочу сказать, что впереди у нас длительный и непростой процесс — установление над всеми этими рефлексами сознательного контроля. Политическое воспитание власти. Создание и закрепление в ней сдерживающих обратных связей.

И это наша задача. Решать ее придется нам. А Европа нам только поможет.

Если, конечно, мы сами этого захотим.

 

 

Самодельный враг

(Колонка опубликована на LIGA.net)

Полтора года назад, вдоволь понаблюдав за выступлениями политиков во время тогдашнего коалиционного кризиса, я саркастически написал, что боязнь депутатов оказаться в оппозиции сродни страху блатных стать «опущенными», и что к представителям оппозиции в Верховной Раде относятся как к потерявшим право подавать голос в присутствии по-настоящему авторитетных людей. Их демонстративно терпят, но столь же демонстративно не принимают в расчет. Например, того же оппозиционного Егора Соболева как руководителя комитета по противодействию коррупции на согласительном совете Рады могли и выслушать, но это была лишь утомительная формальность, а настоящее значение для принятия решений фракциями коалиции имело то, что говорил по тому же поводу нигде не выступавший Грановский.

Это положение — прямое следствие чисто совкового восприятия оппозиции как врага власти. Такое восприятие является совершенно обычным в авторитарных государствах, но при демократии оно выглядит как безусловная дикость. Потому что при демократии любые правящие партии ясно сознают, что оппозиция — это они сами в предыдущем избирательном цикле (а также, с высокой вероятностью, в следующем), а потому любое ущемление оппозиции очень скоро аукнется и им самим. А вот при авторитаризме власть воспринимается как собственность, а претензия на нее оппозиции — как попытка эту собственность отнять. Именно  отсюда вытекают идиотский (по европейским меркам) тезис о том, что протест против неэффективности и коррумпированности власти — это «подрыв государственности», и представление о государственной коррупции (даже во время войны) как об осуждаемой на словах, но на практике простительной мелкой шалости, к которой принято относиться снисходительно и с пониманием. Потому что нужно же как-то пользоваться властью, раз она собственность.

Такая «притоптанность» оппозиции полностью исключает ее влияние на системный политический процесс и закрепляет за ней лишь две политические возможности.

Первая возможность — пассивная: просчитанный популизм, который должен помочь удержаться на плаву и на следующих выборах снова получить голоса для политического торга с провластными фракциями. Это вариант Юлии Тимошенко и, с некоторыми оговорками, Оппоблока и его сателлитов.

Второй вариант — активный: апелляция к массовым протестам как к фактически единственному способу поддержки своей программы. Этот вариант остался единственным для тех оппозиционных политических сил, которых действующая власть назначила «врагами», и основным требованием которых по удивительному (на самом деле нет) совпадению является выстраивание эффективных демократических процедур вместо имитационных (новый закон о выборах, судебная реформа, а также предусмотренный Конституцией, но до сих пор не принятый закон о полномочиях президента и порядке их прекращения) и последовательная борьба с разъедающей страну коррупцией.

Реакция власти на эти требования достаточно показательна — оппозицию обвиняют в том, что она «подрывает государственность» и «действует по указке из Кремля». Однако если это правда, совершенно непонятно, куда смотрит СБУ, и почему это сотрудничество, настолько очевидное для провластных блогеров, не выявляют и не пресекают спецслужбы. Случай Михаила Саакашвили, которого ГПУ обвиняет в получении средств от Курченко, пока остается уникальным и еще должен быть поддержан судом; обвинения в адрес других своих критиков власть пока не в состоянии поддержать вообще ничем, хотя и демонстрирует неугасимое желание действовать в этом направлении.

Такие обвинения — проявление того самого атавистического отношения к оппозиции как к врагу, свойственного авторитаризму. Оппозиция обвиняет президента Порошенко в коррумированности и чрезмерной концентрации авторитарной власти, а он и возглавляемый им госаппарат пытаются отклонить от себя подозрения, действуя  описанным выше авторитарным методом, и тем самым фактически наглядно подтверждают обвинения вместо их опровержения. В условиях реального демократического государства это следовало бы расценить как серьезную политическую ошибку; в условиях трусливого авторитаризма, замаскированного под прозападную демократию, но лишенного работающих при демократии систем правосудия и обратной связи, это чуть ли единственный доступный ход — который, к сожалению, ведет только к дальнейшей общественной эскалации.

В целом же отношение власти к оппозиции не как к политическому оппоненту, с которым следует считаться, а как к врагу, которого полагается уничтожать, создает куда больше проблем для власти, чем для оппозиции (уроки Януковича в этом смысле совершенно не выучены). Кстати, Михаил Саакашвили такую подачу власти принимает с удовольствием и готовностью, потому что великолепно себя чувствует под силовым давлением и уже имел случай показать, что умеет в таких ситуациях добиваться успеха. То, что при этом репутационные потери несет и он сам, и его соратники, его не очень беспокоит — авторитарный противник, назначивший его любимым врагом, все равно теряет больше.

Вся эта ситуация довольно хорошо иллюстрирует, что политика в Украине — «игра с ненулевой суммой»: выигрывает в ней тот, кто меньше проиграл, но при этом сумел размазать свой проигрыш по всей стране. К сожалению, в условиях, когда значительное число украинских избирателей привычно воспринимает всех политиков как клоунов (за исключением «самого главного» политика, который воспринимается ими как «хозяин страны»), а политики искренне стремятся этому имиджу соответствовать, иного результата ожидать трудно.

Украинской политике все более остро нужна реальная модернизация, иначе проиграем мы все. И назначением оппозиции врагами государства эту проблему решить так или иначе не получится. 

Попытка задержания Саакашвили: эфир на ATR 5 декабря

Всё для удобства крыс

(Колонка опубликована на LIGA.net)

Самыми памятными результатами борьбы с высокопоставленной коррупцией в Украине остаются вынесенный в 2006 году в США приговор бывшему премьеру Павлу Лазаренко и бегство из Украины в 2016 году народного депутата Александра Онищенко. Оба кейса вполне наглядны.

Лазаренко настигло американское правосудие по обвинениям в мошенничестве и отмывании средств, а в самой Украине расследование его коррупционной активности ведется до сих пор и о предъявлении бывшему премьеру предметных обвинений пока ничего не слышно. С тех пор, как в 1999 году Лазаренко покинул страну, а Верховная Рада в виде прощального привета лишила беглеца парламентской неприкосновенности и дала вполне бессмысленное в тех обстоятельствах согласие на его арест, времени собрать материалы для передачи в суд так и не нашлось.

История Александра Онищенко в этом смысле начинается и развивается очень похоже: Верховная Рада лишает его парламентской неприкосновенности и дает согласие на его арест тоже в виде прощального привета, потому что народный депутат в этот момент уже покидает страну. Правда, в отличие от Лазаренко, Онищенко так и остается народным депутатом, разве что из фракции его стыдливо исключают. Даже обязанности заместителя главы комитета по вопросам топливно-энергетического комплекса парламент за ним сохраняет, видимо, признавая его немалые заслуги и высокую компетентность в этой отрасли. Второе отличие: делом Онищенко пока не занимаются зарубежные юрисдикции, а потому ожидать, что перелетный депутат где-то скоро сядет, никаких оснований нет.

Повторяемость этого сюжета, в общем, совершенно не удивительна. Правоохранительная система Украины в целом выстроена с максимальными удобствами для высокопоставленных и финансово оборудованных деятелей, у которых может возникнуть внезапная потребность уклониться от ответственности. Для этого много что предусмотрено.

Во-первых, суть и формулировка обвинения обычно становится известна подозреваемым еще до того, как эта суть и формулировка окончательно утверждаются (утечки через «своих людей» в прокуратуре — это практически обязательная часть программы), а это позволяет им заблаговременно принять меры. Во-вторых, у большинства из них есть иммунитет, формальный или неформальный, за который можно еще побороться при искреннем содействии друзей и сочувствующих в Верховной Раде. В-третьих, даже если иммунитет будет снят, беспокойство может оказаться небольшим, поскольку обычай предусматривает большой ассортимент способов переложить формальную ответственность на каких-нибудь болванчиков, которые что-то когда-то неосторожно подписали, и по этой причине теперь рискуют принять на себя то, что не желает принимать на себя высокопоставленный негодяй. В-четвертых, высочайшая квалификация сотрудников следственных органов, подтвержденная целой серией экзаменов и сертификаций, позволяет им выстраивать дело так, чтобы его можно было легко развалить по формальным признакам. В-пятых, есть еще великолепная судебная система, которая даже пресловутого судью Чауса находит возможность уволить от должности не за вовлеченность в коррупцию (ее еще надо установить в ходе судебного следствия, для которого постоянно чего-то не хватает), а за прогулы. В-шестых, слушания могут не начинаться годами из-за высокой загруженности судей или по другой столь же уважительной причине, а до вынесения приговора вор имеет все основания считать себя честным человеком. И так далее.

В этом нет ничего неожиданного. «В течение 20 лет все делалось таким образом, чтобы окончательно разбалансировать работу прокуратуры и всей судебной системы, чтобы обеспечить олигархам такую свободу управления страной, как будто они управляют своим частным предприятием», — писал еще в 2014 году хорошо знакомый с нашими реалиями американец Люк Ванкраэн.

Но «разбалансировка», приведение системы в неработоспособное состояние, — это еще не все. Вы, возможно, не задумывались, сколько в национальном законодательстве и в судебной практике организовано «крысиных нор», которыми высокопоставленный вор может при необходимости воспользоваться, чтобы не отвечать за содеянное. Чтобы осознать масштабы этого виртуального «метро», достаточно вспомнить число вынесенных в Украине приговоров по крупным коррупционным делам. Или то, сколько приговоров удалось вынести Януковичу и его подельникам по итогам расследований их хищений и по событиям времен Революции Достоинства. Вспомнили?

Хотим мы того или нет, реальность заставляет признать неприятный факт: мы живем в стране, в которой закон на практике обеспечивает не привлечение к ответственности, а уклонение от нее для всех, кто «знает ходы». И после Майдана, несмотря на громадные ожидания, решительные требования и громогласные обещания, в этом смысле почти ничего не изменилось. Каждое реформаторское усилие гарантированно сопровождается массовым подковерным строительством новых «крысиных ходов», а попытки заткнуть уже найденные дыры натыкаются на прямой саботаж или отсутствие политической воли. Не верите? Спросите хоть у Александра Онищенко.

Если следить за тем, как развивается сюжет с Анной Соломатиной, которая рискнула рассказать о вопиющей некомпетентности НАПК и ее подконтрольности Банковой, можно заметить, что оппоненты не слишком-то пытаются возражать ей по существу. Усилия прилагаются лишь для того, чтобы на формальных основаниях не дать хода независимому расследованию ее заявлений. И сейчас это легко: формальных оснований для этого в «крысиных ходах» можно найти сколько угодно. А если не будет расследования, для фигурантов разоблачений не наступит и формальная ответственность. И можно будет по-прежнему с гордостью предъявлять в качестве реального достижения сотню (из полутора миллионов) проверенных за год деклараций госслужащих. «Проделана большая работа». То, что результат этой работы издевательски ничтожен, никого, по большому счету, не беспокоит. Потому что, судя по тому же результату, настоящей целью этой работы было обеспечить не привлечение кого-то к ответственности, а, наоборот, уклонение от нее.

И эта задача пока что решена блестяще.