Допустим, вы заболели. Не дай бог, конечно. Но допустим. Раньше у вас таких симптомов не было, и вы надеетесь, что они не появятся и впредь, но вот именно сейчас вам нужно понять, во-первых, что это за напасть, и, во-вторых, как и чем ее лечить. Как вы в такой ситуации поступите: обратитесь к врачам — или попытаетесь установить диагноз и наилучший способ лечения путем проведения референдума у себя в фейсбуке?
Можете не отвечать, я, в принципе, знаю ответ. Вы же не идиот. Вы обратитесь к специалистам. Здравый смысл требует. Личное здоровье — слишком серьезный вопрос, чтобы решать его голосованием хорошо знающей вас, но плохо знающей медицину общественности.
Но это когда речь о личном здоровье. А когда речь заходит о здоровье общественном, а также о других важных вопросах социального бытия, без голосований, плебисцитов и прочих референдумов не обойтись. Граждане должны иметь возможность принимать участие в решении принципиальных для них вопросов. В том числе вопросов в тех областях, профессиональными знаниями в которых они, мягко говоря, не обладают.
А поскольку квалифицированные специалисты в каждой области (вообще в любой) составляют очень небольшую долю от принимающих участие во всеобщем голосовании, решения в таких голосованиях неизбежно принимается не ими, а неквалифицированным большинством.
Приземление идеалов
Это противоречие глубоко заложено в традиционной политической формуле «всеобщего, прямого, равного и тайного голосования», которая (как это часто бывает с формулами) великолепна как идеальный принцип, но требует немедленных уточнений, как только дело касается практики. Например, по-настоящему «всеобщим» избирательное право фактически никогда не было — доступ к нему и сейчас ограничивается как минимум цензами гражданства, возраста и (в отношении права не только избирать, но и избираться) оседлости. Далее: выборы даже в наиболее демократических странах не всегда «прямые» — президента США, например, избирают через промежуточные коллегии выборщиков. Эти же коллегии выборщиков можно привести как пример того, что выборы могут не быть «равными», потому что выборщики в разных штатах представляют разное число избирателей. Принцип «тайности» выборов выдерживается лучше, однако и тут время и ситуация готовы внести коррективы, поскольку анонимное голосование дает свободу выбора, но и снижает личную ответственность каждого голосующего за итоговый результат.
Все это не означает, конечно, что сам принцип демократических выборов плох. Принцип-то хорош. Но любое воплощение принципа в практику неизбежно сопряжено с компромиссами и, стало быть, с отступлениями от идеала. В разных странах общества работают по-разному, а потому в каждой стране электоральные механизмы адаптируются и настраиваются по-своему, единого универсального «рецепта демократии», верного для всех, просто не существует. Кроме того, живое общество постоянно развивается, а потому даже хорошо настроенные демократические механизмы требуют регулярной доработки, чтобы они и далее соответствовали вызовам времени.
На протяжении всего XX века социологи исследовали теоретические электоральные модели, а политики-реформаторы проектировали и совершенствовали практические механизмы выборов. Механизмы эти работали более-менее удовлетворительно, отражая как несомненные достоинства, так и трагические недостатки каждого общества.
Одновременно накапливался глобальный опыт, который со временем позволил создать новую компетенцию: умение целенаправленно и в рамках закона влиять на результат массовых голосований.
В этом не было ничего предосудительного — политические или общественные группы закономерно заинтересованы в полезных для них итогах голосований. Именно конкуренция таких групп дает возможность вызвать в обществе дискуссию, поставить социально важный вопрос и убедить избирателей предпочесть тот или иной вариант решения.
И все бы ничего, если бы не то, что большинство голосующих составляют люди, у которых своих вариантов решений нет. Как было сказано выше, высокая компетентность — удел квалифицированного меньшинства. Именно это меньшинство вырабатывает и предлагает варианты решений. Остальные же выбирают из предложенных вариантов тот, который им больше нравится. В лучшем случае, выбор избирателей опирается на авторитет специалистов, которые эти решения выработали или поддерживают.
Но настоящая проблема заключается в том, что этот «лучший случай» в последние пару десятилетий перестал быть самым распространенным.
Кузницы мнений против помоек суждений
Вернемся к тому, с чего начали. Допустим, вы заболели. Вызвали врача. Пришел незнакомый специалист, поставил вам диагноз и прописал какие-то невкусные таблетки. Сказал, что пить их надо долго и обязательно регулярно, иначе не поможет.
И сразу после того, как он ушел, заходит ваша соседка Тротильда Волопасовна. Вы ее знаете тридцать лет. Она прекрасный бухгалтер и готовит отличный борщ. И она вас сразу предупреждает, что прописанные вам таблетки — ерунда, они не работают, их надо выкинуть, потому что вот Волге Парашютовне из десятой квартиры они совсем не помогли, а Мизерине Робеспьеровне из тридцать пятой от них даже хуже стало.
И вот у вас на руках два варианта: профессиональный, но отвлеченный (врач незнакомый, но разбирается, какие в прописанных таблетках рабочие вещества и как они должны вам помочь при правильном приеме — но вы всего этого не знаете) и совершенно непрофессиональный, но эмоционально близкий (Тротильда Волопасовна вообще не врач, в медицине и фармакологии не разбирается, то есть, в этом вы с ней не разлей вода, а главное — не будет же она вам врать, в конце концов).
В итоге получается довольно страшненькая картина: чем хуже вы знаете медицину и чем лучше вы относитесь к Тротильде Волопасовне, тем больше шансов, что вы в такой ситуации предпочтете рекомендации врача не выполнять. Лечиться, конечно, нужно, но ведь тут не все так однозначно, думаете вы. И это значит, что невкусные таблетки будут каменеть в аптечке. На выборах между чужим профессионалом и своей Тротильдой Волопасовной уверенно победит последняя, а ваше здоровье окажется в проигрыше. Во всяком случае, уж точно не в плюсе.
Примерно то же самое происходит когда обществу предлагается сделать выбор между трудными (но необходимыми) реформами и простым (и заведомо ни к чему не обязывающим) кое-какерством. Реформы, конечно, нужны, думаете вы, но с ними тоже не так все однозначно, как хотелось бы. Вот в Кирзолезии тоже были реформы, и все одно там воруют. А в Бомбопруссии от реформ так и вообще еще хуже стало. Так что лучше как-нибудь без них. Кое-как справимся, раньше-то как-то справлялись и пока не померли.
Профессиональные мнения? Да, конечно, они нужны. Так никто же и не против. Но голосовать мы все равно будем за тех, чьи суждения нам эмоционально близки. Пусть даже они не совсем профессиональные.
Живые звезды и мертвые болонки
Людей нельзя заставить голосовать только на основании рациональных аргументов. В избирательном поединке между суровым профессором-экономистом и безудержной звездой раскрученных телевизионных шоу профессору ничто не светит. Он даже по количеству прилагательных уступает. А уж по качеству прямого эфира (химики меня особенно поймут) — тем более.
Раньше было иначе, расскажут вам те, кто помнит. Раньше знания и компетентность ценились в политике выше.
Нет, возразят те, кто анализирует. Раньше было точно так же. Но раньше медиа были другие, и это факт. Пока медиа работали в основном со словом, печатным или произнесенным, авторитет строился на умении излагать, аргументировать и отстаивать свою позицию. Потом пришла картинка и затмила слово напрочь. Стала цениться способность показать график. По графику видно сразу, без объяснений, как что-то растет. Или падает. Объяснять уже не обязательно, но если все-таки попросят, то можно в качестве объяснения показать еще один график после рекламной паузы. Дикция стала важнее аргумента, а умение держать нужную интонацию напрочь убирает любую профессиональную компетентность. Приоритеты понятны.
Но и это еще не все. После картинки (которую все-таки по телевизору показывали, а там места и времени на всех не хватало) пришли блоги и социальные сети, которые дали возможность высказываться абсолютно всем и по совершенно любому поводу. Причем вполне авторитетно. Только для авторитета профессиональные достижения больше не нужны, нужно много подписчиков и френдов. Пишите коротко, хлестко, матерно, безжалостно, часто, на любые темы, которых народ сегодня жаждет. Авторитет «лидера мнений» сам идет в руки. Лайк. Репост. Чекин. Вистую. Туше. Виртуальные ценности эпохи информационного взрыва.
Как потребитель информации и тожеблогер (пишется слитно), я не вижу в этом большой проблемы — но как избиратель и политический обозреватель я ее очень даже вижу. Современные электоральные механизмы предполагают дискуссии конкурирующих партий и кандидатов. Это осталось. Но эти механизмы строились при прежних «словесных» медиа в расчете на предметные сопоставления платформ, позиций и программ — то есть, по вопросам, требующим компетентности. Дискуссии такие все еще есть, но предметность из них стремительно истекает. Она больше не нужна для победы на выборах.
Медиа быстро приспосабливаются к новой ситуаци. Они все лучше эксплуатируют эмоциональную и имиджевую подачи и компенсируют ими жуткий дефицит рационального содержания. Звезда раскрученного телевизионного шоу получит миллионы голосов избирателей, не приведя ни одного аргумента в пользу своей позиции и даже не будучи в состоянии ее внятно изложить. В крайнем случае, за изложение позиции в нынешних медиа сходит повторение чужих лозунгов, злоупотребление цитатами из Жванецкого и воспроизведение актуальных мемов.
Но и это еще более-менее позитив. А ведь медиа работают еще и с эмоциональным негативом, который избиратель впитывает еще лучше и прочнее. Нечаянно задавленная кандидатом в депутаты дурная болонка может стать информационной торпедой, которая навсегда собьет его с политической траектории. Его компетентность, его политическая платформа и его умение аргументировать для избирателя могут быть сведены на нет одной фотографией с места происшествия.
Ну и ладно, скажете вы. У нас таких компетентных кандидатов десятки тысяч. Согласен. Но голосуем мы, граждане, все равно не за таких — если судить по нынешнему составу Верховной Рады и по данным соцопросов. Мы откровенно голосуем не за профессионалов, а за популистов и кое-какеров. Мы крайне недовольны результатами их работы (судя по данным соцопросов), но при этом предпочитаем, чтобы профессионалы так и оставались кандидатами, а выборы выигрывали все те же, хорошо знакомые и медийно прокачанные.
Перспективы всемирной победы сил добра над силами разума
Глупо было бы ограничивать проблему менталитетом именно нашего избирателя. Доработка электоральных механик отстает от развития информационной среды повсюду. Информационный взрыв ухудшил качество общественной дискуссии глобально. Об этом вполне можно судить по тому, как за последние годы усилились позиции политических сил разной степени постправданутости.
Если прежде популистов можно было выкосить из политики тем, что у них не находилось ответов на профессионально заданные вопросы, то теперь они вполне в состоянии, например, выигрывать выборы при проигранных дебатах — именно потому что вменяемость, компетентность и профессионализм теперь воспринимаются на уровне массового сознания (или подсознания) как нечто глубоко второстепенное по сравнению с мультипликационной прической, эмоциональным напором и твердым обещанием решить все проблемы быстро и бесплатно. Безграничный апломб и отказ от попытки даже имитировать понимание сложности проблем, стоящих перед современным миром, вдруг оказались настолько козырным пакетом достоинств, что некоторым чемпионам даже мертвая болонка оказалась бы не в состоянии повредить, не то что очевидная завиральность обещаний.
В фильме Майка Джаджа «Идиократия» было довольно бесцеремонно показано, к чему такая политическая тенденция может привести. Фильм плохой, но, куда ж деваться, наглядный. Суть его в том, что пока образованные и умные земляне учились, поднимали компетентность, упорно работали и из-за всего этого откладывали рождение и воспитание детей, другие земляне, потребности которых вполне удовлетворяло социальное пособие, не желали учиться и работать, а потому ускоренно рожали и выращивали себе подобных. И, естественно, очень скоро стали не просто большинством, а ста процентами населения.
Очень хочется этого счастья как-нибудь избежать.
Невкусные таблетки
Проблему неизбежно придется решать в нескольких направлениях.
Во-первых, нужно ухитриться и создать в информационной среде эффективные инструменты для сокращения ее невыносимой замусоренности — видимо, за счет учета фактора репутации. Первые шаги в этом направлении уже делаются, но попыток реализовать системные решения пока не видно. Фейки, дилетантские суждения, источники недостоверной информации — все это пусть остается для тех, кто согласен ими питаться в репутационной яме. Недостатка в аудитории у таких источников не будет — как никогда не было нехватки читателей у «желтой прессы» в эпоху бумажных газет. Но такое обычное сейчас попадание крысиного помета в борщ выборов так или иначе придется сводить к минимуму.
Во-вторых, избирательные механизмы демократий должны быть приведены в соответствие с требованиями времени и информационной цивилизации. Возможно, речь может идти о включении в эти механизмы элементов меритократии, чтобы появилась возможность учитывать разный уровень компетентности избирателей в тех вопросах, которые решаются при их участии. Для электронных систем голосования это вполне решаемая задача, дело за принципиальной постановкой. (Да, это похоже на ценз и подразумевает неравенство. Предложите лучше. Или пусть все поголовно получат высшее образование в Оксфорде, я не возражаю).
В-третьих, нужно как-то поспособствовать трансформации граждан из привычного состояния «я лучше вас знаю вашу профессию» в пока еще непривычное «там, где я ничего не понимаю, я ни на что не претендую» (автора это касается в первую очередь). Тротильда Волопасовна никому ничего не должна, конечно, но ей так или иначе придется перестать управлять соседями, страной и Вселенной.
(Здесь должно было быть «в-четвертых» про медиа, но тут я пас. Тот самый случай, когда кто-то врач, а ты аппендикс.)
Можно, конечно, ничего в этой сфере не предпринимать. Но тогда мы весьма скоро будем воспринимать «Идиократию» Майка Джаджа не как резкую сатиру, а как бытовую лирику.
Впрочем, зачем нам кино? Реальные примеры скоростной социальной деградации у нас и так уже есть.
…Нет никаких оснований сомневаться в том, что Владимир Сафронков является одним из лучших в России специалистов по международным отношениям — другому обязанности заместителя постоянного представителя страны в ООН просто не поручили бы. Хотя бы поэтому его выступление следует воспринимать серьезно, как заявку на обновление образа России, ее качественно новую самопрезентацию в качестве одного из участников мировых политических процессов. То есть, то, что этот образ удивительно точно соответствует образу истерического мелкого уголовника, следует считать не ошибкой, а реализацией вполне осознанного намерения. Как словесный автопортрет страны. Как ясное послание миру: нас теперь нужно воспринимать именно так… 
В предисловии к книге Н.А.Фроловой «Античные золотые монеты в собрании Государственного исторического музея» (2010) есть краткая история возникновения нумизматической коллекции ГИМ, в том числе выдержки из дневников А.В.Орешникова (хранителя фондов Исторического музея) за период конца 1910-х – начала 1930-х годов. Такой-то передал в музей коллекцию, Бертье-Делагард предложил свою библиотеку по античной нумизматике, от графа Строганова 9 ящиков с коллекцией монет, от графа Уварова – 84 ящика древностей.
Колонка впервые опубликована в разделе «Мнения» на ЛІГА.net