Свобода слова для людей, троллей, ботов и собак

Знаменитый программный принцип «Мне отвратительна ваша точка зрения, но я готов умереть за то, чтобы вы могли ее высказать» больше не актуален. Умирать по данному поводу сегодня нет не только никакой необходимости, но и смысла. Благодаря информационной революции (интернет, блог-платфомы, социальные сети) и право, и полную возможность высказаться получил буквально каждый. Включил смартфон, залогинился в твиттере, чирикнул пару раз про что-то горячее в смысле новостей — и ты уже на гребне славы, вместе с семью миллиардами точно таких же властителей дум.

Во времена писательницы Эвелин Холл, которая родила процитированную выше максиму, все было иначе. Сто с лишним лет назад радио еще не захватило мир, а телевидение было хоть и научной, но все же фантастикой. Переносчиком свободы слова в те времена была только бумажная пресса, и для того, чтобы в ней что-то чирикать, полагалось продемонстрировать значительно более существенные навыки мышления и изложения своих мыслей, чем это необходимо пользователям твиттера в наши дни. Из-за этих повышенных требований свобода слова тогда выглядела для большинства, способного читать прессу, но не способного для нее писать, чем-то вроде жреческого посвящения.

Эвелин Холл не случайно вложила процитированную фразу в уста Вольтера (она писала его художественную биографию и ей показалось забавным несколько осовременить его слишком тривиальную, по ее мнению, максиму «думайте сами и позволяйте думать и другим»). Именно Вольтер был одним из тех, кто мощно раскрутил маховик Рационального Века, а свободная пресса начала XX столетия была парусом, который наловчился ловить тугой ветер этого века и превращать его в социальную динамику. Памфлеты времен свержения французской монархии благодаря изобретению ротационной печати и тотальному распространению грамотности эволюционировали в полноценный демократический институт, который метко окрестили «четвертой властью». И доступ к этой «власти» в те времена был сладок и стоил многого.

Но у прессы эпохи Рационального Века был органический дефект, который вылез наружу еще сто лет спустя, когда появились социальные сети. Этим дефектом была опора на ту самую рациональность. На весомый аргумент. На ясную логику. На последовательность выводов. Правда, до определенного момента этот дефект считался важным достоинством, но те времена прошли, как только основной медиа-платформой вместо газет стали социальные сети, готовые вместо аргумента и логики с восторгом принять, поддержать и распространить практически анонимную реплику типа «что за пургу несет этот лысый».

С того момента, когда такие реплики начали набирать тысячи лайков и ретвитов, стало до отвращения ясно, что Рациональный Век себя трагически исчерпал, и что медиа стремительно переехали в новый век — в эпоху мемов, демотиваторов и троллинга. Классическая журналистика (которую никто не отменял, боже упаси) ощутила себя в тяжелом мировоззренческом кризисе и стала стала выглядеть в новых условиях такой же малоприменимой и архаичной, как ньютоновская механика на субсветовых скоростях. В новых условиях логически выстроенную и тщательно изложенную аналитическую концепцию можно было «убить» единственным комментом с «тролфейсом», который ни с чем не спорил, а потому и сам был совершенно неоспорим. Обращение к эмоциям аудитории медиа стало работать на порядки лучше, чем обращение к ее разуму, и на простом осознании этого наблюдательного факта состоялись такие эпохальные явления, как Трамп и Брексит. Короткий лозунг теперь повсюду бил сложный довод, а кукиш оказался блистательно эффективен против умствующего нобелиата, когда тот вдруг начинал нести что-то, с чем не была согласна ваша тусовка.

И над всем этим царил, благоухал и периодически напоминал о себе трубным зовом Принцип Свободы Слова, одна из важнейших ценностей современного либерального мироустройства.

Только теперь, после завершения Рационального Века, этот принцип уже не имел отношения к человеку разумному как к базовой для либерализма сущности. Он от этой сущности освободился. Свободу слова потребовали и запросто получили ее для себя (тем самым сделав ее почти бесполезной для других) анонимы, тролли и боты.

При этом новое качество информационной среды сформировало и новое качество самого принципа свободы слова. Пользователи получили практически полную свободу публичного высказывания, но, в отличие от прежних дикарских времен, совершенно не отягощенную ответственностью за это публичное высказывание.

Смотрите: средства массовой информации обязаны (по действующему закону) проверять сообщаемые факты и (по профессиональным журналистским кодексам) следить за разделением факта и мнения, а также блюсти баланс, давая читателю возможность ознакомится с альтернативными точками зрения на каждую проблему или обстоятельство. В то же время, скажем, блогер все это делать не только не обязан (он же не СМИ, какие к нему вопросы), но при этом и не скован ни обязательствами, ни даже ответственностью. Внимание, риторический вопрос: кто в итоге окажется с добычей в этих новых медиа-джунглях — тот, кто добровольно остается в ограничивающей его клетке, — или тот, кто вольно рыщет в информационных зарослях?

Наглядный пример. Когда Петру Порошенко на излете его президентства нужно было передать обществу рискованный в смысле обоснования месседж, что скандал с Гладковским никак с ним не связан, и вообще Гладковский безупречно гладок и пушист до чрезвычайности, пресс-служба Банковой не стала созывать СМИ на брифинг, а устроила пикник для «своих» блогеров. И блогеры после пикника массово постили селфи с Порохом, писали, что «скандал инспирирован врагами ПАП», что «обстоятельства сообщать нельзя», но при этом «вся эта история выглядит совсем не так, как кажется». Пресс-службе было хорошо — она отработала для босса пиар-акцию, не сделав при этом публичной никакую чувствительную для него информацию вообще. Блогерам было хорошо — они приобщились к Высокому, после чего дали понять читателям, что им есть что сообщить, но их просили пока этого не сообщать. Публика в очередной раз получила приятное впечатление, что истина где-то рядом, не узнав при этом вообще ничего конкретного.

И, обратите внимание, никакой ощутимой ответственности — ни для источника информации, ни для того, кто информацию транслировал. Да и аудитория, в сущности, никакого ответственного подхода ни от кого из них не ждет. Он ей просто не нужен. Селфи же были прикольные, чего еще ждать-то.

Так вот: фактическое растворение ответственности медиа — это то самое новое качество информационной среды, с которым сейчас придется научиться существовать нашей информационной цивилизации. Загонять эту новую среду в шаблоны «старых медиа» так же глупо, как втискивать релятивисткую физику в ньютоновскую механику. Свобода слова мутировала необратимо, и нам придется искать и создавать для этого принципа совершенно новый баланс прав и ответственности.

Возможно, эта мутация изменит всю либеральную доктрину целиком. Возможно, либеральная доктрина окажется более устойчивой, чем сейчас выглядит, и создаст эффективные компенсаторы. А возможно, что мы пройдем через еще одно революционное изменение информационной среды, после которого ответственность за публичное высказывание станет для каждого одновременно неизбежной и естественной, какой она была для респектабельных новостных медиа во времена покинувшей нас Эпохи Разума.

Да, и последнее — о свободе слова для собак. После всего сказанного не вижу для этого никаких препятствий. Собаки как источники информации ничем не хуже завзятых тролей, серийных ботов, анонимных телеграм-каналов и российских пропагандистских помоек.

И других средств массовой информации, которые мы заслуживаем.

[ Колонка опубликована в издании Слово і Діло ]

Медведчук-медиа и право раковой опухоли на свободу самовыражения

Им надо поговоить

Мосты (и телемосты тоже) строят для того, чтобы по ним ходить. Если телемост между NewsOne и телеканалом Россия все-таки построится, я понимаю (собственно, все понимают), что по нему пойдет из России. Все желающие могут эти медийные бронемарши наблюдать хоть каждый день. С той стороны все наглядно и предсказуемо.

А что пойдет из Украины? Вопросы о том, кто убил Решата Аметова, Владимира Рыбака, о том, кто отправил в Украину группу Стрелкова, о том, когда Россия деоккупирует Крым, признает ответственность за сбитый MH17, за разрушение Донбасса, за гибель десятков тысяч граждан Украины? О военнопленных моряках, о Балухе, о Сенцове?   

Но эти вопросы задаются без всяких телемостов, и Россия на них не просто отказывается отвечать — она в принципе отказывается их слышать. Это не к ней. Ее там нет. Она не сторона. Ни в чем. Вот только в телемосте.

Мосты строятся не для того, чтобы затруднить противнику продвижение. Наоборот, мосты — то, что ему помогает наступать. И строят переправы обычно к плацдарму, который уже захвачен.

Им надо поговоить

Когда России «надо поговорить», она всегда собирается говорить сама с собой. Потому что больше ей говорить не с кем. Некомфортно ей говорить с другими. Во всем мире только куски России, пересаженные в медиа-пространство других стран, могут с ней «поговорить» на устраивающем ее языке. Только эти куски могут искренне соглашаться с тезисом, что «весь мир завидует величию России» и  мечтает только о том, как бы ее уничтожить. Только эти подсадки могут «поговорить» о том, что «референдум в Крыму был проведен строго по закону». Только эти метастазы «русского мира» на голубом глазу — и совершенно искренне — способны считать и себя, и Россию здоровой тканью, а весь остальной мир — пораженной «бездуховностью» и «русофобией» опухолью.

Вот и в сюжете с телемостом Кремлю «нужно поговорить» не с Украиной, а со своим плацдармом в ней. В существование самостоятельной Украины (и вообще Украины как таковой) в Кремле просто не верят, о чем многократно и внятно заявляли. Поэтому им «нужно поговорить» с Медведчуком, с их здешней метастазой. С эмиссаром Кремля, который своего коллаборантства совершенно не скрывает и не стесняется. И перед выборами ему позарез нужна поддержка кремлевской пропаганды. Даже не для того, чтобы набрать процент — свой электоральный потолок он уже нащупал, — а чтобы окончательно расколоть украинский электорат. До крови. До силового противостояния. До горящих шин — сначала перед телестудиями, а потом еще много где.

И ведь расколет, раз уж ему власть по факту не противодействует. Медведчук скупает телеканалы? Государство молчит. Медведчук не скрывает, что работает в интересах Кремля?  Государство ничего не имеет против. Медведчук летает в Москву? Государство возбуждает дело не против него, а против програнслужбы.  

А раковая опухоль «русского мира» в это время расползается все шире. В информационной войне Украина откровенно проигрывает, беспомощно сдает кремлевским метастазам собственное медиа-пространство. Никаких чрезвычайных или решительных мер. Ни терапии, ни хирургии, как будто рак может вдруг сам как-нибудь рассосаться. Никакого понимания, что вместе с национальными медиа Кремль поглощает и государственную независимость. Что его «гибридная победа» — это наше совершенно негибридное поражение. Что не может быть никакой свободы слова для раковой опухоли, которая убивает страну.

Я понимаю (догадываюсь), почему этот рак не хотел (или не мог) лечить Порошенко.

Я понимаю (догадываюсь), почему этот рак не может (или не хочет?) лечить Зеленский.

Но я совершенно не понимаю, сколько нам еще стоять против кремлевской и прокремлевской сволочи без всякого ощутимого участия и закона, и других ветвей власти, которые демонстрируют или очевидную беспомощность, или откровенный саботаж. Если закон Украины вот так откровенно против нас и за Медведчука, может, лучше прямо сказать, чтобы мы тут не выделывались со всякими глупыми и несбыточными идеями — с этими «независимость», «достоинство», «отстоять страну», «противостоять агрессии», «европейский вектор» и с прочей либеральной русофобской ересью?

Скажите прямо, не стесняйтесь. Нам не привыкать.

Мы просто перестанем тратить время на попытки вас разбудить и снова будем спасать страну сами, в том числе от вашей беспомощности. Потому что рак сам себя не лечит.

[ Колонка вышла на LIGA.net ]

Репутация против флогистона, или Весь плюрализм в отдельно взятой голове

Демократический плюрализм мнений подразумевает возможность получить трибуну для всех точек зрения, в том числе откровенно маргинальных и противоречащих действующим законам. В рамках этого общего принципа я не вижу возможности для исключений, для каких бы то ни было «но».

«Но» начинаются, когда общий принцип соотносится с реальной практикой. На практике конкретное СМИ совершенно не обязано предоставлять свою площадку, например, для высказываний авторов из многочисленной социальной группы «идиоты». Или для выступлений сторонников «теории заговора», группы не менее многочисленной и лишь частично пересекающейся с ранее упомянутой. Или для авторов, которые строят свои умозаключения на каких-то маргинальных парадигмах. Сторонников теории флогистона не будут публиковать в журнале современной термодинамики — разве что в разделе «физики шутят».

И эта «сегрегация» вовсе не будет означать отсутствия плюрализма в целом — потому что у сторонников «теории заговора», теории флогистона и прочих адептов есть свои СМИ, которые прекрасненько справляются с распространением любой сакральной истины, насколько бы горькой она ни была. Ограничение доступа будет означать лишь то, что для СМИ дорога его респектабельность и сохранение уважения его целевой аудитории. Мнения оно публикует разные, даже вполне противоположные, но все основанные, допустим, на минимально рациональных представлениях, а не на чьем-то коксианско-героиническом откровении насчет необщепринятого соотношения размеров банана и его кожуры. Извините.

Однако периодически подобные «откровения» посещают и редакции СМИ. Ах, внезапно понимают они, мы же отступаем от идеалов! Мы не даем слова вот этим конкретным отпетым маргиналам, и тем самым предаем свои принципы! Мы, конечно, не разделяем их убеждений, но мы же готовы помереть, чтобы они имели право эти убеждения сообщить — и именно с наших страниц!

И тогда в целом либеральный Project Syndicate публикует колонку, например, Караганова, посвященную глобальному величию России, каковое величие из ревности не хотят признать другие сверхдержавы, и что Россия пока что из милости такое унижение терпит, но этого терпения осталось уже чуть, а потом пришествие кузькиной матери станет неотвратимым, и поэтому мы требуем — оплатите наше такси. Или Deutsche Welle размещает колонку Миодрага Шорича, который сильно сокрушается о безмозглости Вселенского патриарха, подписавшего томос для Православной церкви Украины, не посоветовавшись предварительно со знающими людьми. Ну вот че он, старый дурак, ей-богу.

Не рискну говорить о суммарном впечатлении, которое производит такая «принципиальность» редакций на целевую аудиторию их СМИ, но свое личное впечатление изложу: джентльмены, если вы поддерживаете своим авторитетом то, что сами не считаете достойным поддержки, то это не принципиальность, а ее отсутствие. Принцип свободы мнений вовсе не подразумевает, что все эти мнения должны на равных существовать в одной голове, такая шизофрения совсем не равнозначна плюрализму. И, да, редакция может не разделять мнений авторов, но редакция эти мнения сочла приличным размещать, и это решение — факт, который читатель безусловно принимает к сведению.

Впрочем, это ваша репутация. Хотите ее расходовать — вольному воля. Я, ваш пока еще читатель, просто приму ее убыль к сведению.

А о моих решениях как редактора пусть судит мой пока еще читатель. Ко меня все сказанное выше тоже относится. В полной мере.

Промолчать как можно громче

Петр Порошенко

В истории с указом о гражданстве Саакашвили есть еще один нюанс: чем дольше делаешь вид, что не слышишь вопроса, тем труднее потом заставить себя ответить. Надо ж будет объяснять и то, почему уходил от разговора. Глухой? Нет, я не глухой. Почему раньше молчал? Дык, объективные обстоятельства препятствовали. Какие? Нууууу…

И былая респектабельность по ступенечкам вниз — прыг, прыг, прыг. Куда катишься? Нет ответа.

Так и получается, что с каждой упущенной возможностью ответить вырастает вероятность того, что разговора не получится вообще. Потому что уже промолчанил первоначально выгодную позицию и начинать приходится из партера. Некоторые особо самолюбивые граждане на это пойтить не могут никак.

Именно это происходит с реакцией Банковой на гражданский пикет в Херсоне возле офиса представителя президента по Крыму. Почти двадцать дней стоит пикет, обращение Чубарова в его поддержку было, даже комичная истерика тамошних конторских столпов, что их не то минируют, не то распинают, была. А Банковая не успела вписаться в тему сразу и теперь продолжает упорно молчать, хоть и все более придушенно. Да, надо бы что-то сказать, но ведь любая реакция будет выглядеть так, будто поддались на давление. А это ж не по-пацански. Лучше пусть нас в лицо называют некомпетентными и бесполезными, но мы гордо будем делать вид, что не слышим. Ну и что, что бесполезные и бессмысленные, зато гордые и недоступные.

С самоизоляцией АП от темы гражданства Саакашвили происходит сейчас то же самое. До буквочки. Если бы среагировали сразу, не было бы такой аварии с потерей лица. А теперь выходить к прессе с потерянным лицом уже совсем не хочется.

Я так понимаю, Петр Алексеевич, мы вас больше совсем не увидим? Совсем-совсем? Чудесно. Что? Увидим, если пообещаем не задавать неприятных вопросов? Боже, какое счастье. Обиженная улитка в домике. Ну, сидите внутри, что ж теперь с вами делать.

Либеральная идея со слезами «Дождя»

Телеканал Дождь

Отключение «Дождя» от украинских кабельных сетей — хороший повод обсудить политику санкций в отношении российских медиа.

В новостной ленте агентства, в котором я имею честь работать, публикация об этом событии была озаглавлена «В Украине запретили российский телеканал Дождь».  Аналогичные сообщения о том, что «Дождь» в Украине «запрещен», вышли на многих новостных ресурсах и на многих языках.

Я называю это «проклятием заголовка». Есть у новостников такое почти неизбежное и вполне обыденное профессиональное зло. Для заголовка действительное содержание новости приходится паковать в одну довольно короткую строку, и при такой упаковке редко удается обойтись без потери или искажения смысла того, о чем нужно сообщить. Даже если в самой новости все написано правильно, венчающий ее заголовок все равно успевает читателя дезориентировать или даже обмануть. И все это отягощается тем, что далеко не все и не всегда читают новости дальше заголовка.

Никто и никому не запрещал смотреть «Дождь» в Украине. Сайт телеканала и трансляция на нем для украинцев не заблокированы и доступны каждому желающему — плати за подписку и смотри на здоровье. В постановлении Национального совета по телевидению и радиовещанию шла речь о том, что «Дождь» должен быть изъят только из пакетов украинских кабельных каналов. Это неприятно, это сокращает выбор контента для пользователей и лишает «Дождь» некоторой части его доходов. Но это не запрет, это санкции. «Поражением в доходах» и ограничением распространения канал оказался вынужден заплатить за то, что он, по мнению Нацсовета по телерадиовещанию, нарушил законодательство Украины.

Это решение Нацсовета ничем (ни уровнем обоснований, ни характером ограничений) не выделялось бы в ряду десятков других, снижающих доступ к российским электронным СМИ и медиа-продуктам для зрителей в Украине, если бы не касалось телеканала, который в России считается либеральным и оппозиционным. Для публики это оказалось, скажем так, ново. Под санкции попал медиа-ресурс, который по мере скромных возможностей поддерживает антипутинские силы и даже демонстрирует чуть ли не проукраинские настроения. Выглядит так, будто Нацсовет надавал по голове «своим».

Перед нами как раз тот грустный случай, когда все участники события — и «Дождь», и Нацсовет, — откровенно подставились и подлежат публичной порке.

«Дождь» подставился потому, что находится в юрисдикции России и вынужден выполнять действующие там законы. Госдума РФ, когда эти законы принимала, меньше всего заботилась об их согласовании с международными нормами; как следствие, некоторые из этих законов введены в действие в прямом противоречии с законами других стран (в том числе Украины) и международными соглашениями, подписанными самой РФ. Поэтому, выполняя российские законы, «Дождь» тем самым неизбежно нарушает законы, например, Украины. Это очаровательное обстоятельство делает формально наказуемым за пределами России упоминание в эфире Крыма в качестве легитимной части территории России. И формальная наказуемость в этот раз (вполне закономерно) стала поводом для реальных санкций.

Конечно, «Дождь» в этой ситуации вовсе не одинок и разделяет горькую судьбу всех остальных СМИ, работающих в юрисдикции РФ — все они рано или поздно будут вынуждены или нарушить законы России, или подставиться под зарубежные санкции, вроде тех, что штампует украинский Нацсовет по телерадиовещанию. Сочувствую тем, кто не прекращает в России дышать с такой затягивающейся на горле юридической удавкой, но их удивление тем, что санкции против них все-таки вводятся, мне кажется несколько чрезмерным. 

Ребята, вы сознательно выбрали меньшее из наказаний и получили именно то, что выбрали. Чему удивляться-то?

Теперь давайте займемся поркой Национального совета Украины по телевидению и радиовещанию. Как орган, уполномоченный производить ограничения и санкции, производством оных Нацсовет занимается с великолепной последовательностью и самозабвенностью. Смысл такой деятельности, впрочем, обнаруживается разве что в области медийной экономики. Украинская аудитория давала, по разным подсчетам, от 15 до 30% сборов для российских фильмов и сериалов, и закрытие для них нашего рынка — видимо, самое рациональное обоснование для подобных рестрикций. Вклад Украины в этом смысле, правда, меньше, чем отзыв из российского эфира рекламных бюджетов группы компаний Procter & Gamble, но уж чем можем, тем и ограничиваем. (Остается, правда, вопрос, почему Нацсовет выдал приоритет именно нищему и частному «Дождю» — возможно, потому, что все остальные российские медийные игроки уже санкциями обслужены?)

В то же время, в качестве контр-пропагандистской меры такие ограничения выглядят достойными лишь горькой усмешки. Закрытие проката и трансляции для пропагандистских российских фильмов, сериалов и телеканалов вовсе не означает, что на территории Украины желающие не могут все это смотреть. Тот, кто жаждет кушать российскую пропаганду, все равно найдет ее в интернете или через спутник, а тот, кто не хочет, и без указания Нацсовета не будет ее смотреть — ни в кинотеатре, ни в телетрансляции, ни в мечтах. Отказ от потребления пропаганды гарантируется не воображаемым госорганами забором между нею и зрителем, а здоровой брезгливостью самого зрителя, осознанным приобретением иммунитета. Пытаясь посадить человека в тепличные информационные условия, Нацсовет действует как излишне назойливая нянька, которая продолжает кормить с ложечки десятилетнего оболтуса. (Конечно, я знаю, что некоторые граждане сами буквально требуют, чтобы Нацсовет оградил их от пропагандистских соблазнов — видимо, совершенно не доверяя собственной способности этим соблазнам противостоять; но для таких идеальным решением стал бы личный надсмотрщик, профос с тяжелой линейкой, а Нацсовет для такой роли недостаточно близок и быстр — и не дай Бог, чтобы он когда-нибудь к такому «идеалу» приблизился.)

Отказ от потребления пропаганды гарантируется не воображаемым госорганами забором между пропагандой и зрителем, а здоровой брезгливостью самого зрителя, осознанным приобретением иммунитета 

И, наконец, мотив, который звучит вокруг этой темы постоянно, периодически переходя на полную громкость: как же так, либеральная Украина ограничивает свободу слова, да еще и для либерального канала. Этот упрек звучен в основном для тех, кто видит политическую реальность Украины издали и сквозь сторонние медиа. Увы. Либеральная Украина — это не сегодняшняя политическая реальность, это в лучшем случае перспектива полутора-двух десятилетий поступательного общественного развития. Это цель, которая была заявлена Майданом и подхвачена — в основном уже как лишенный всякого содержания лозунг — так и не обновленным до приличной кондиции украинским официозом. Пока что Украина крайне далека от реального либерализма. Это глубоко отягощенная авторитарным наследием пост-советская страна, народ которой, к счастью, осознал либерализм как возможность, но, к сожалению, еще даже не вполне представляет, что это такое. Из-за этого так медленно идет реформа судебной системы. Из-за этого так распространен оголтелый популизм среди парламентских партий. Из-за этого позорная гречка на выборах и Нацсовет по телерадиовещанию, который ставит в обоснование санкций против «Дождя» «непризнание территориальной целостности Украины»- и затем сразу «популяризацию правоохранительных органов государства-агрессора в фильмах «О чем еще говорят мужчины» и «Быстрее, чем кролики», совершенно не понимая, что тем самым уничтожает возможность серьезного отношения ко всей затее.

Тем не менее, упрек принимается. Мы обязательно его вспомним, когда Украина выйдет из войны, преодолеет советское проклятие (а может быть, даже «проклятие заголовка») и действительно станет либеральной страной. Мы приложим максимум усилий, чтобы это произошло как можно скорее.

Ребята из «Дождя», дотяните до этих времен. И не позволяйте себе самоубийственных компромиссов. А не то сгноите себя в пошлятине и пропаганде, как ваши предшественники с НТВ.

[ Колонка опубликована на LIGA.net ]

«Четвертая власть» и «плохие новости»

В который раз услышал, что СМИ “программируют общественное мнение на негатив”. Из-за этого “программирования” представление людей о коррупции, например, не соответствует истинным масштабам распространения самой коррупции. Общество склонно преувеличивать. Потому что на практике сталкиваются со взяточничеством не так уж много людей, но социологические исследования показывают, что проблема волнует гораздо больший процент опрошенных.

Мнение это (я передал его с некоторыми вольностями, но за сохранение смысла ручаюсь) прозвучало (и даже не раз) во время презентации результатов социологического исследования “Кем мы себя считаем и кто мы на самом деле: Как меняется общество Новой Украины?” в Украинском кризисном медиа-центре. Исследование проводил Фонд “Демократические инициативы” совместно с Киевским международным институтом социологии и при поддержке Международного фонда “Возрождение”, и результаты его сами по себе чрезвычайно занимательны, но я хочу вырвать из общего контекста обсуждения именно ту мысль, с изложения которой начал этот текст.

СМИ воздействуют на общественное мнение, публикуя “негатив”.

Думаете, буду возражать? Ничего подобного. Я согласен. Настоящие профессиональные СМИ действительно часто “поднимают” негатив, в подробностях описывает проблемы, причем именно для того, чтобы обратить на них внимание общества. И то, что общество этот сигнал воспринимает и поднятыми в СМИ проблемами озабочивается, говорит о том, что СМИ делают свою работу. Хорошо или плохо — другой вопрос. Но делают.

Не проходит и дня, чтобы кто-нибудь не напомнил СМИ об их ответственности и не назвал их “четвертой властью”. Истина от повторения не тускнеет, просто начинает раздражать. Да, “четвертая власть”. Потому что свободная пресса — естественный и проверенный временем способ держать под общественным контролем первые три. А “держать под контролем” — это вовсе не значит “сообщать о новых достижениях” (впрочем, и о них СМИ сообщают, но это совсем другая общественная задача). Это значит выявлять и выставлять на всеобщее обозрение глупость, некомпетентность и злоупотребления. То есть, как раз “негатив”.

Можно ставить это прессе в вину, почему бы и нет. При этом хорошо бы не забыть, что три главные ветви власти — судебная, законодательная и исполнительная — тоже ведь работают, в основном, с “негативом”. Суды разбирают конфликтные ситуации и наказывают нарушения законов — сплошной “негатив”. Законодатели закрывают выявленные в государственном устройстве “дыры” и латают прохудившиеся от долгого натягивания на взрослеющую реальность дряхлые установления — и здесь “негатив”. Для исполнительной власти сигналом к активному вмешательству в ситуацию тоже становятся провалы, нескладухи, неприятности, от административного недоустройства на местах до природных катастроф. Ведь пока все идет нормально, пока социальные и административные механизмы работают “штатно”, вмешиваться в их работу, в общем, незачем. И опять “негатив”, будь он неладен!

“Четвертая власть” безусловно виновна в том, что она постоянно оказывается “гонцом, который приносит дурные вести”.

Добрые вести тоже есть — новые истории успеха, изобретения, достижения, праздники. Вы не читаете о них в СМИ? Странно, я читаю. И в социальных сетях. И в маркетинговых публикациях. Но “дурных вестей” всё это не исключает.

Впрочем, есть ведь и другая пресса. Милая, добродушная, которая слушает не настроения общества, а предпочтения конкретного читателя. Новости о романах в голливудской тусовке. Гороскопы по пятницам. Будоражащие воображение сенсации типа “Меня похитил гигантский чебурек” и познавательные новости класса “Британские ученые открыли консервную банку”. И если читателю надоел вечный и неизбывный негатив “четвертой власти”, ему никто не запрещает окунуться в этот источник неиссякаемого позитива. И жить в мире, в котором нет коррупции, насилия, вооруженного сепаратизма, наркомании, нарушения гражданских прав, злоупотреблений на выборах и, самое главное, возмутительных СМИ, которые обо всех этих гадостях сообщают.

Жаль только, что это будет мир вымышленный — от начала и до конца. А может, и не жаль. Эскапизм нынче популярен. Как и во всякую эпоху быстрых перемен, к которым обычному человеку не так уж просто приспособиться.

Но если отдельный человек может существовать в отрыве от реальности довольно долго, то живое общество позволить себе такого не может. Оно слушает свой пульс — в том числе через СМИ. Оно чувствует, где у него болит. И если боль есть, она становится для общества тем большей темой, чем она сильнее.

Именно поэтому масштаб коррупции может быть значительно меньше, чем озабоченность общества этой темой, но тут имеет значение не пропорция, а то, что эта тема для общества очень больная. Потому и внимание к ней велико и постоянно, потому и пресса постоянно её поднимает, потому и социологические исследования показывают такие результаты.

И будут показывать, пока болячку не удастся, наконец, вылечить.

И тогда СМИ переключатся на следующую — ту, которая будет в тот момент на верхней точке на шкале общественной боли.