Кругом капканы

Яценюк и СаакашвилиПохоже, выступление Михаила Саакашвили с разоблачением коррупции в правительстве Яценюка ушло в гудок.

Заявление такого масштаба от вполне официального лица вызвало бы десятибалльное политическое землетрясение в любом демократическом государстве. Украина в этом отношении проявила себя как страна с удивительной сейсмоустойчивостью — по ощущению, отечественную публику событие даже не тряхнуло, лишь слегка развлекло. То, что в другой стране рвануло бы похлеще ядерного взрыва (шутка ли — главу правительства обвинили в крышевании хищений из бюджета!), у нас слегка пыхнуло медийным фейерверком, да ещё и не особо оригинальным. На сходное по направленности заявление Давида Жвании, например, реакция была уже куда менее пышной.

Никто ведь не ожидал, что из-за такой ерунды начнутся отставки? Заявления о следственных проверках — ну, так и быть, заявления сделаем  (заодно подтвердим, что новые антикоррупционные структуры существует не только для западных кредиторов), раз такова традиция. Но какие у нас основания ожидать более серьезных последствий? Украинские суды скоро совсем забудут, что такое приговор по громкому коррупционному делу, для них это пережиток совсем далекого прошлого. Публика благодаря этому привыкла считать даже самые звучные коррупционные разоблачения вполне безобидным дружеским троллингом — “а вы, батенька, однако, коррупционер! ха-ха-ха, спасибо за комплимент, заходите к нам на гуся”.

Заявления президента Порошенко о “запуске перезагрузки судебной власти” впечатляют теперь только его аппарат, но даже аппарат никак не подталкивают к практическим инициативам: судя по глухому бурчанию кулуаров, там до сих пор не определились с “дорожной картой” судебной реформы. Еще более глухо кулуары бурчат о причинах практической “неприкосновенности” Виктора Шокина на посту генерального прокурора.

И, конечно, нельзя обойти вниманием ключевую интригу второй половины 2015 года — судьбу правительства Арсения Яценюка. Ещё летом премьер производил впечатление растерявшего драйв и практически приговоренного к отставке, но к концу года, по мере приближения 11 декабря (даты, когда его правительство расстанется с так называемым иммунитетом) он чудесным образом воспрял духом, воспарил орлом и теперь, кажется, совершенно не настроен расставаться со своим кабинетом. И, что парадоксально, находит в этом смысле поддержку даже у руководства Верховной Рады. А ведь еще совсем недавно у многих депутатов его грядущая отставка вызывала только одну мысль — “почему не сегодня?”

Обвинения в потворствовании коррупции, выдвинутые против него, премьер игнорирует так же легко, как и все прочие адресаты подобных обвинений. “Слова, слова, слова”, как бы говорит он обвинителям вслед за принцем Гамлетом у Шекспира. “Слова, синьора, стоят мало”, пордхватывает тему циничный Теодоро у Лопе де Вега. Классики, как видим, стоят за Яценюка горой. А авторитетного суда, который мог бы брошенные «слова» подтвердить или опровергнуть, в стране по-прежнему нет.

Причиной демонстративной уверенности премьера в прочности своих позиций может быть то, что пристойной альтернативы для него большинство депутатов Верховной Рады пока не видят. Снять премьера они, может быть, и сняли бы, но при этом ни один кандидат на премьерское кресло нужного числа голосов в нынешнем парламенте набрать не сможет. И тогда Арсений Яценюк останется исполняющим обязанности премьера, а Украина потеряет значительную часть критически важной (по оценкам правительства) западной финансовой поддержки реформ — ведь одним из условий предоставления помощи было полноправное ответственное правительство без всяких “и.о.”

С другой стороны, вопрос репутации премьера, который запросто можно игнорировать в пределах государственных границ, вызывает все более тяжелую оторопь у зарубежных партнеров. Свежее исследование Transparency International оценивает коррупционный риск в Украине как очень высокий.  Среди тем, которые анонсирует к приезду в Украину Джозеф Байден, борьба коррупцией занимает одно из первых мест. Об украинской привластной коррупции охотно пишет в связи со скандалом вокруг Николая Мартыненко европейская пресса.

Чем дальше, тем более очевидным и для Запада становится то, что за два года после Революции Достоинства новые власти Украины к практическому решению проблемы коррупции так и не приступили. Ну разве что формально, для вида.

Но с какой стати, в таком случае, Запад будет поддерживать такое правительство — особенно если там не питают иллюзий о реальном положении дел и с его реформаторским потенциалом?

Так намечается ситуационный тупик, цугцванг, в котором ни один доступный вариант действий не играет на продвижение к победе. С одной стороны, увольнять Арсения Яценюка из премьеров нельзя, потому что его уход может привести (из-за неспособности парламента утвердить ему полноценную замену) к потере существенной западно финансовой помощи, распаду коалиции и досрочным выборам в условиях российской агрессии. С другой стороны, сохранение за Арсением Яценюком премьерского поста без внятного и не вызывающего сомнений снятия с него всех обвинений в причастности к коррупции может привести к той же самой потере финансовой помощи. А снять эти обвинения нечем ровно так же, как нечем их и подтвердить: ведь юстиция Украины остаётся, извините, в большом долгу…

Можно сколько угодно утешать себя тем, что выход есть из любой ситуации, даже самой тяжелой. Но при этом все равно — и так некстати — вспоминается поговорка, что изворотливый политик может выпутаться из той ловушки, в которую мудрый политик предусмотрительно не попадет.

Давайте уже в следующий раз выбирать мудрых, что ли. Хотя бы для разнообразия.

Ловушка самообмана

House of Cards

Стратегия реформ, как и любая другая стратегия, должна основываться на трезвой и адекватной оценке ситуации. Замалчивать слабости и недостатки исполнителей, стеснительно преуменьшать нехватку ресурсов, переоценивать ради подъема энтузиазма ожидаемую со стороны помощь, делать вид, что на самом деле вот тут все хорошо, надо только чуть-чуть пыль смахнуть, когда все прекрасно видят, что для вывоза этой “пыли” нужно ассенизаторов вызывать — все это можно, конечно. Если автора стратегии не интересует конечный результат.

Потому что планы, выстроенные на благих пожеланиях и фантастических допущениях, в реальном мире не сработают. На бумаге, в воображении или в телевизоре — сколько угодно, а в реальности — извините, нет. И когда они не сработают, провал придется или признавать (а это больно), или прятать под новыми фантазиями — все хорошо, все идет нормально, жить стало лучше, жить стало веселей. Придется лгать, чтобы не так бросалась в глаза нахально лезущая наружу некомпетентность.

Есть правительства, которые так и поступают.

Правительство Греции в течение многих лет не могло привести национальный бюджет в соответствие с требованиями, обязательными для всех стран-членов ЕС. Ну вот не могло — и все, какой бы премьер-министр там ни рулил. Не находился компетентный специалист, всегда какая-нибудь шушера вместо него влезала. В итоге налоги в стране не собирались, коррупция не побеждалась, производительность труда и эффективность экономики не то что не росли, а местами даже падали, и ситуация держалась только на все возрастающих кредитных вливаниях из ЕС-овской “общей кассы”.

А чтобы эти вливания вместе с сопутствующими удобствами внезапно не прекратились, руководство Греции в какой-то момент начало фальсифицировать свою экономическую статистику. Оно годами предъявляло ее партнерам по ЕС (“у нас все неплохо, дайте еще денег!”), собственным гражданам (“у нас все хорошо, голосуйте за нас!”) — и в итоге намертво застряло в своей лжи. Правительство прекрасно понимало, что обслуживать растущий внешний долг при сдувающейся экономике скоро будет нечем, что нужны реформы, и лучше бы начать их поскорей. Но начать их оно не могло, потому что для реформ (помимо управленческой компетентности) нужна была поддержка избирателей. А избиратели были совершенно искренне убеждены, что у них и без реформ все хорошо. Их этим “все хорошо” надували несколько лет, и в итоге надули довольно-таки плотно. “Какие-такие реформы, зачем?” — удивлялись надутые избиратели, — “Жизнь и так прекрасна!”

Поэтому когда правительство начало робко спрашивать насчет желательности реформ, люди говорили решительное “нет”. И даже после того, как фальсификации экономических индикаторов вскрылись и реальность грубо постучалась в их банкоматы, избиратели все равно не хотели никаких реформ. Уже и правительству не нужно ничего стесняться, и гражданам, вроде, честно объяснили причины случившейся нескладухи — но предыдущее вранье так крепко в народные мозги вросло, что его уже и не выполоть было.

Вот так это и работает — хотели слегка обмануть других, а в итоге крупно обманули себя.

Другой пример. Для разнообразия — история успеха.

Китай вот уже три четверти века живет однопартийной жизнью, в высшей степени идейной. Руководство у страны при этом чрезвычайно умное и компетентное. Такое тоже бывает, кто бы что ни думал. И, что особенно важно, это руководство умеет учиться на своих и чужих ошибках.

В один не особо прекрасный, но вполне занятный момент (лет десять назад), это руководство обнаружило, что в управлении регионами появились необъяснимые сбои. Начали анализировать — что, откуда, кто виноват. Нашли. Запросили регионы: почему они публикуют неполную и искаженную информацию по наблюдающимся в экономике процессам. И получили честный ответ: так вы же, инь-ян, сами …дцать лет назад потребовали от нас смягчать при публикации в открытых источниках данные, которые могут неоднозначно восприниматься в свете идеологических установок и непогрешимости партийной линии. Вот мы и смягчаем. Инь-ян.

И тут руководство страны осознало, что уже …дцать лет его аналитики собирают и обобщают данные, целенаправленно искаженные в угоду партийной идеологии. И экспертные группы дают им рекомендации, которые по мере накопления недостоверных данных все менее соответствуют реальности. И решения на основе таких рекомендаций положение в экономике вовсе не улучшают, а ухудшают. То есть, настало время выбирать, что важнее для управления экономикой — идеологическая чистота или максимальная адекватность.

И что вы думаете? Эти прагматики решили, что выявленный в экономических индикаторах “идеологический пузырь” необходимо немедленно сдуть! И дали распоряжение на места: публиковать отныне только достоверные экономические показатели. А идеологию побоку. Иначе ответите по партийной линии.

Восточные люди хорошо понимают,что ложь часто куда опаснее для того, кто ее порождает и поддерживает на плаву, нежели для того, кто внимает ей. Хотя, конечно, всякое бывает.

Лжец лишь поначалу ощущает границы лжи, которую он вокруг себя выстроил. Но рано или поздно он сживается с ней, перестает отличать ее от реальности. И тогда уже не важно, выйдет он за границы своей лжи или нет — его ложь все равно пойдет за ним повсюду, навсегда отгораживая его от верных решений.

И тем самым с фатальной неизбежностью угробит все его начинания.

Поэтому как только власть начинает лгать избирателям — по любому поводу, из любых побуждений, пусть даже самых благородных, — избирателю полезно понимать, что тем самым власть начала лгать самой себе и встала на путь крушения своих начинаний.

Новая история игрушек

Арсений Яценюк (Фото: ЛігаБизнесИнформ)

Арсений Яценюк (Фото: ЛігаБизнесИнформ)

Правительство намерено в обозримом будущем подать в Раду законопроект о том, чтобы госпредприятия были выведены из-под управления профильных министерств, причём премьер-министр Арсений Яценюк подчеркнул, что придаёт этой инициативе большое значение.

Впечатление от этого заявления складывается, мягко говоря, оригинальное.

Во-первых, премьер почти прямым текстом заявляет, что его министры не могут эффективно управлять государственными активами. Совсем прямым текстом он говорит, что министрам надо сосредоточиться на политике — то есть, на определении и реализации стратегий развития отраслей, за которые они отвечают, — а не на прямом управлении предприятиями, но суть от этого уточнения меняется не слишком: все равно получается, что его министры упорно занимаются не тем, чем нужно. Внимание трагически рассеивается. Никак не могут сконцентрироваться на главных задачах. Для правительства, которое жирно намекает, что его необходимо сохранить без кардинальной перетряски, такое саморазоблачение выглядит странно.

Во-вторых, если у министерств есть право навязчиво “рулить” подотчетными им государственными предприятиями, у них точно так же есть и возможность самим, своим собственным решением, ограничить свои “рулежные” порывы. Вероятно, попытки таких самоограничений даже предпринимались, раз уж премьер был настроен на этот счет столь решительно. Но при этом совершенно очевидно, что попытки эти провалились и министры не захотели самоограничиваться не только добровольно, но даже по грозному требованию премьера — иначе у Арсения Яценюка не было бы повода обращаться в Раду с целым законопроектом о фактическом запрете правительству вмешиваться в дела госпредприятий. Мои министры не могут сдержаться и продолжают двигать игрушки, как бы жалуется премьер депутатам, поэтому уберите все эти паровозики и заводики от них (от нас) подальше. И мы сразу станем совсем-совсем эффективным правительством, честно-честно. А то ж никакой самодисциплины не хватает.

В-третьих, сама формулировка объявленного подхода содержит явное противоречие: правительство требует отобрать у себя право управления госпредприятиями, но эти предприятия все равно остаются на балансе государственного бюджета, сохраняется их полная зависимость от государственных инвестиций и от министерств как представителей их главного собственника. Такое состояние конфликтно само по себе, а потому возможно только как временное, например, на период подготовки этих предприятий к приватизации. Но как раз о массовой приватизации речь до сих пор не идет — только об отдельных компаниях. И как бы ни был их список представителен, но заявленная премьером законодательная инициатива касается не только этого списка, а всех госкомпаний чохом, вводит режим “переходной турбулентности” для всего государственного сектора экономики Украины. При этом остается непроясненным, в какое именно новое конечное состояние этот «переход» ведет.

В целом, можно только приветствовать желание правительства перестать рулить тем, чем правительство, по его собственному признанию, рулить не должно, и начать делать то, ради чего министров и назначали — создавать для своих отраслей благоприятные и стимулирующие условия. Хорошо уже то, что такое желание правительство осознало и сформулировало, пусть даже на излете второго года своего существования.

Лишь бы эта инициатива не обернулась стыдливым отказом правительства от ответственности за состояние госсектора экономики. И, заодно, попыткой отвлечь внимание от прилежно буксуемых реформ.

Россия, как и было сказано

Сбитый СУ-24МОчередное нарушение Россией воздушного пространства Турции, сбитый самолет и уничтоженный вертолет, а также последующее осеннее обострение российской внешнеполитической риторики вызывают  ассоциации не только драматические, но и куда менее уместные.

Есть такая старенькая комедия “Мышь, которая вдруг зарычала”, примечательная, в основном, тем, что половину ролей со словами в ней сыграл неподражаемый Питер Селлерс. Сюжет там простой, но наглядный. Великое княжество Фенвик, территориально совпадающее с одноимённой деревней с винодельней, живет только за счет поставок вина в Калифорнию. И вдруг в Вашингтоне по совершенно левому поводу меняют какой-то торговый регламент, который делает этот экспорт невозможным. Великое княжество оказывается перед угрозой экономического краха, потому что никто, кроме безалаберных калифорнийцев, пить фирменное фенвикское вино не готов. Выход находится такой: Фенвик объявляет войну США, чтобы сразу после начала военных действий сдаться. И затем безбедно существовать на правах территории, которую обязана содержать страна-победитель. Война объявляется телеграммой, а военные действия должен начать взвод ритуальной стражи, вооруженной арбалетами.

При том, что логика и развитие ситуации типично комедийные, “стратегия победы” строится на вполне трезвом понимании реалий: есть сверхдержава США, и есть “нанодержава” Фенвик. При такой разнице масштабов война между ними возможна только комедийная, карнавальная. Поскольку все заинтересованные стороны (по идее) это понимают, действовать они должны вполне адекватно ситуации.

Достаточно перевести взгляд с экрана в зрительный зал, чтобы убедиться, что за прошедшие после выхода фильма полвека адекватности в мире стало значительно меньше. Особенно наглядно это проявляется в путинской России. Ее руководители никак не могут смириться с тем, что их стараниями страна фактически покинула список мировых лидеров, и продолжают вести политику, которую, по их представлениям, обязана вести сверхдержава. Выглядит эта политика примерно так: мы самые большие, и поэтому заведомо правы и делаем, что хотим; мы не считаемся ни с кем, кого считаем слабее себя; никто нам не указ; мы запросто позволяем себе в отношении других, то, что никому не позволим в отношении нас; любые подписанные нами договора мы признаем только до тех пор, пока они не начинают противоречить предыдущим пунктам.

Россия, конечно, еще никак не «Великое княжество Фенвик» — ни по фактическим объемам экономики, ни по реальному влиянию на мировую политику. Но при этом Россия так же зависима от мирового рынка передовых технологий и цен на углеводороды, как Фенвик от жажды нетребовательных калифорнийских алкоголиков. И эта зависимость почти тотальна. Собственная производственная база в РФ застряла в лучшем случае на уровне 1980-х в то время, как весь мир за три десятилетия решительно ушел вперед. Превосходя любую другую страну по территории, Россия уступает по уровню развития информационно-коммуникационных технологий не только хоть как-то сравнимой с ней по размерам населения Японии, но даже Люксембургу и Монако (см. ICT Development Index 2014), причем вся материальная база этих технологий импортная. Занимая пятое место в мире по производству автомобилей, Россия как автопроизводитель практически неконкурентоспособна на мировом рынке, уступая по объемам экспорта не только лидерам, но даже Венгрии и Таиланду. По оценке общего объема экспорта огромная Россия занимает в мировом рейтинге почетное восьмое место — и, по иронии ситуации, делит его с отдельно взятым городом Гонконгом (экономические показатели которого традиционно считаются вне показателей материкового Китая) и пропускает вперед крошечные Нидерданды.

Сама для себя Россия, может, и хороша, но в остальном мире ее акции как участника мировых процессов падают с каждым годом все ниже. Это приводит к тому, что внутреннее восприятие все более рассинхронизируется с внешним: по своим собственным меркам, Россия безусловный мировой лидер (ибо ее «субъективный мир» самой Россией и ограничен), но за пределами России эти мерки, понятное дело, не используются, а потому предъявляемые Россией претензии на мировое лидерство практически никто не понимает и не принимает. Зато эти мерки и претензии остаются чуть ли главной доминантой внутри страны — и именно на их основе принимаются крупные решения вроде начала военного вмешательства в Сирии.

Россия ведет себя как полностью потерявший адекватное восприятие реальности шизофреник, для которого его собственное искаженное мировосприятие является единственно возможным. Для него хихикающая над ним лошадь всегда прячется за углом, весь мир участвует в заговоре и ежедневно травит его едой, которую куда полезнее уничтожить, чем съесть, а сверхценные жидкости тела из него еще не высосали только потому, что боятся боевого применения спрятанного под койкой ядерного веника.

На фоне этой клинической картины комедийное княжество Фенвик, объявившее войну США, выглядит эталоном здравого смысла.

Но какова бы Россия ни была, она существует именно в реальности, которая, кто бы что ни думал на этот счет, для человека трудноуправляема. Даже самые адекватные и проработанные планы регулярно срываются. В фильме война Фенвика с США разворачивается и заканчивается совсем не так, как планировалось. В реальности 1914 года продуманный до малейших нюансов победный план Шлиффена почти сразу с треском провалился и в итоге привел Германию к катастрофе. Совсем свежий пример: итоговая и очевидная неудача стран «антисаддамовской коалиции» в Ираке.

Модели для принятия решений, которые в РФ называются «геополитическими», правильнее было бы называть «психополитическими». Сегодняшняя Россия строит свои глобальные планы на основе классического “бреда воздействия со стороны внешних сил” по Шнайдеру, а потому шансы на успех ее начинаний стремятся к нулю. Зато шансы устроить глобальный шухер в том или ином варианте, включая ядерное возмездие воображаемым недругам, вполне реальны.

А надежд, что она, как нобелевский лауреат Джон Нэш, сумеет сама взять свою болезнь под контроль, видимо, нет совсем.

Самосуд: прямая и явная угроза

Харбин, 1967. Самосуд хунвейбинов над преподавателями Индустриального университета.

[Колонка опубликована на Liga.net]

Депутат Владимир Парасюк пинает ногами генерала СБУ Василия Писного на заседании антикоррупционного комитета Верховной Рады. Юрист Александр Кравчук бьет по лицу Михаила Добкина прямо в зале суда. Каждый день новости об «утверждении справедливости» вручную и вножную становятся все очаровательнее.

Не хочется обобщать, но тенденция наметилась давно и с каждым днем проявляется все более явно, так что обобщить все-таки придётся.

Кажется, мы все-таки пришли к тому, чего многие опасались.

Харбин, 1967. Самосуд хунвейбинов над преподавателями Индустриального университета.

Харбин, 1967. Самосуд хунвейбинов над преподавателями Индустриального университета.
Фото Ли Чжэньшэна.

Люди устали требовать справедливости от государственных институтов. Эти требования раз за разом остаются без ответа. Все ограничивается отписками, обещаниями и справками, что дело в очередной раз передано из одной инстанции в другую. Расследование преступлений времен Революции Достоинства саботируется.  Обвинения спускаются на тормозах. Высокопоставленных задержанных с грандиозной помпой заключают в кандалы, ставят в колодки и бросают в узилище (торжество правосудия!), чтобы на следующий день все это объявить ненужным и отпустить под залог (торжество демократии!) Или, как в случае с Игорем Мосийчуком, принципиально указать Генеральной прокуратуре на ее неспособность соблюсти элементарные процедуры.

В итоге выглядит все так, что торжествует только безнаказанность, потому что никакого вразумительного итога у этих юридических движений так и не обнаруживается. Выполнение закона о люстрации заблокировано. Прокуратура не в состоянии обосновать объявление в международный розыск даже самых знаменитых фигурантов коррупционных дел. Судебных приговоров нет — ни обвинительных, ни оправдательных. Есть только бесконечные процедурные топи, в которых вязнет любой процесс, вплоть до полной потери его осмысленности.

Все это создает устойчивое ощущение практической недееспособности национальной юстиции. Потому что юстиция — это не только скрупулезное соблюдение процедур, но также доведение их до осмысленного результата. Суд без приговора никакого значения не имеет.

Но если у вас нет суда, у вас будет самосуд. Место судьи в мантии займет толпа с вилами. Она же будет коллегией присяжных и палачом. Если ваша судебная власть коррумпирована и в справедливость ее вердиктов никто не верит — это значит, что у вас нет суда и у вас непременно будет самосуд.

Самосуд — это ведь очень заманчиво. Не нужно долгое следствие, не нужны формальности, нужна только уверенность в собственной правоте и в своём праве карать. Ну и пара-тройка известных из классики ритуалов.

Думаете, все это ограничится потешным мордобоем перед телекамерами? Сомневаюсь, что нам так повезет.

В феврале 1917 года, когда царская полиция была уже разогнана, а новая милиция только создавалась, самосуды стали обычным делом. Через год, уже после взятия власти большевиками, ситуация оставалась такой же кошмарной.

Максим Горький в “Несвоевременных мыслях” рисует несколько сцен самосуда.

“Около Александровского рынка поймали вора, толпа немедленно избила его и устроила голосование: какой смертью казнить вора: утопить или застрелить? Решили утопить и бросили человека в ледяную воду. Но он кое-как выплыл и вылез на берег, тогда один из толпы подошел к нему и застрелил его.” 

“Солдаты ведут топить в Мойке до полусмерти избитого вора, он весь облит кровью, его лицо совершенно разбито, один глаз вытек. Его сопровождает толпа детей; потом некоторые из них возвращаются с Мойки и, подпрыгивая на одной ноге, весело кричат: — Потопили, утопили!…” 

“Рабочий Костин пытался защитить избиваемых, — его тоже убили. Нет сомнения, что изобьют всякого, кто решится протестовать против самосуда улицы.” 

Вы действительно хотите увидеть такие сцены в сегодняшних репортажах, дамы и господа? А ведь шансы на это с каждым днём увеличиваются.

Справедливость и подлинное верховенство Закона были одними из основных требований Майдана, но за два прошедших года ситуация в этой области если и изменилась, то только в худшую сторону. Упорное уклонение от реформ и бесконечные процедурные тормоза убили доверие к новой власти настолько, что даже она сама это признала — несмотря на категорическое и явное нежелание.

Президент Порошенко несколько дней назад заявил — “мы запускаем процесс мощной перезагрузки судебной ветви власти”.

Я бы сказал иначе: процесс уже настолько запущен, что немедленная перезагрузка стала абсолютно неизбежной. Причем не ради очередного пиар-эффекта, а ради получения результата — внятной, действенной и заслуживающей доверия системы отечественной юстиции.

 

Львов: Дни и лица второго тура

Андрей Садовый с семьей после голосования
Андрей Садовый с семьей после голосования

Андрей Садовый с семьей после голосования

…Ко второму туру выборов мэра во Львове можно готовиться в любом кафе, книжном магазине или в музее — город живет так, будто никакого второго тура нет. В пятницу, последний разрешенный для предвыборной агитации день, а пресс-центры кандидатов в мэры ничего для журналистов не планируют.

Предвыборной рекламы в городе совсем мало — если хорошенько поискать, можно набрести на несколько умеренно унылых плакатов с портретом Кошулинского или на одинокий стенд без портрета, с гербом Львова, восклицательной надписью «Садовый» и отметкой «опт-ин», в компьютерном просторечии именуемой «галкой»… [ Дальше ]

Анти-Анти-Коррупция, или Что происходит с Антикоррупционной прокуратурой

3369906eac16614cd9945df592ad77c5f9909158Демонстративная безнаказанность коррупционеров всех мастей остается самым ощутимым итогом реформы украинской системы правосудия последних полутора лет. Люстрации эффективно заблокированы, “нужные люди” из-под них выведены. Суды ворочают коррупционные дела, как неподъёмные валуны, не в силах сдвинуть их с места. Генеральная прокуратура гордо показывает смешные суммы, возвращенные в бюджет по закрытым делам, и не даёт хода разбирательствам по коррупции в самой ГПУ. Президент Порошенко декларирует свою приверженность реформам и аккуратно удерживает их в пределах административно согласованного статус кво.

 

Зачем нужна Антикоррупционная прокуратура

Порочный круг взаимной поддержки старой номенклатуры должны разорвать Национальное антикоррупционное бюро (НАБ) и специальная Антикоррупционная прокуратура (АКП) — по задумке независимые ни от кого и способные взять за мягкое место высокопоставленного коррупционера любого ранга. При этом важна именно их связка: НАБ выявляет криминал, обеспечивает его оперативную разработку и сбор доказательств, АКП (по итогам работы НАБ) возбуждает уголовное производство. Подразумевается, что дальше последует передача дела в суд, и тут новации пока не прописаны: можно считать доказанным, что судебная система в ее нынешнем состоянии способна замылить практически любое дело или сделать его разбирательство бессмысленным, расслабленно и гуманно отпустив подозреваемого или обвиняемого куда-нибудь подальше от границ Украины. Увы, о специальном антикоррупционном суде (АКС) в Украине речи пока не идет.

Загвоздка в том, что создавать новый эффективный антикоррупционный суд, сохраняя при этом и неэффективный коррумпированный старый, даже для нашего ко всему привычного политикума как-то очень уж странно. Старый-то зачем?

При этом политикуму почему-то не странно создавать отдельную эффективную Антикоррупционную прокуратуру, сохраняя при этом неэффективную коррумпированную старую. Возможно, такая постановка реформаторской задачи интересна в теоретическом плане, но в плане чисто практическом она приводит именно к тому, что мы наблюдаем в последние недели: благие намерения выпалываются на корню в десять рук.

В основе этой «прополки» лежит понимание украинским административным сознанием простой вещи: если бы Генеральная прокуратура Украины была эффективна и нормально выполняла свои функции, никакой независимой от нее Антикоррупционной прокуратуры не понадобилось бы вообще. Но раз она понадобилась и (под сильным давлением извне и снизу) будет создана, ГПУ остается только роль глубоко бывшего и в высшей степени отставного старпера, который рядом с молодым и здоровым воякой как-то уже не блестит. И это в лучшем случае — в худшем старым прокурорам грозит приличная отсидка с подачи того же молодца. Перспективы нерадужные.

 

Кто против

 

ГПУ, которую принудили к участию в процессе формирования АКП, на теневом административном фронте этот процесс старательно саботирует. Когда заявляя, что реформаторские инициативы “подрывают авторитет правоохранительных органов”  (хотя “бриллиантовые прокуроры”, например, подрывниками этого авторитета почему-то не считаются), когда делегируя в комиссию по формированию АКП подозреваемых в коррупции прокуроров  с понятной целью взять АКП под контроль — чтобы заведомо лишить его независимости и работоспособности.

Активное вмешательство ГПУ в процесс формирования АКП означает, что эта структура рассматривает независимый от себя орган прокурорского надзора как реальную угрозу и намерено эту угрозу отбить, сделав АКП в той или иной степени зависимойот себя, безопасной и управляемой.

Национальное антикоррупционное бюро в этом отношении удостаивается меньшего административного нажима — возможно, потому что без независимой прокуратуры оно не слишком опасно. Ну, соберет НАБ компромат, и что дальше? Все равно дело должна возбуждать прокуратура. То есть, ключевым моментом остается то, за кем сохранится реальный прокурорский надзор в ключевых антикоррупционных делах. За это и идет борьба.

 

Роль президента

 

Роли правительства, президента и парламента в борьбе за создание АКП остаются крайне двусмысленными.

Петр Порошенко, с одной стороны, поощряет реформаторские усилия Сакварелидзе, но, с другой стороны, он очевидно поддерживает и Виктора Шокина. Возможно, идея такого административного “тянитолкая” заключается в попытке обеспечить плавную преемственность — эта идея могла бы сработать, если бы у Сакварелидзе и Шокина были равновесные административные категории и они компенсировали недостатки друг друга. Но ни о какой равновесности в этом случае говорить определенно не приходится, и картина получается куда как менее веселая. Пока Сакварелизде набирает новые кадры для местных прокуратур, которые когда еще приступят к делам, Шокин в ГПУ фактически поддерживает сохранение режима безнаказанности для действующих высокопоставленных коррупционеров.

Причин, по которым многолетняя борьба с коррупцией не приводит к годным для предъявления результатам, бывает только две. Первая: вовлеченность в коррупцию тех, кто с нею якобы борется. Вторая: их явная некомпетентность. Или первое, или второе — третьего просто не дано.  В сложившейся в Украине ситуации эта дихотомия применима как к Шокину, так и к Порошенко, который Шокина активно поддерживает.

Очевидность этого безвыходного “или-или” периодически приводит в ярость партнеров из Евросоюза и США. Запад-то по наивности рассчитывал, что после отправки Януковича в политический мусоропровод украинские элиты решат хотя бы слегка перевоспитаться. Эти надежды сейчас стремительно испаряются. Transparency International Ukraine прямым текстом заявляет, что правительство саботирует создание независимых антикоррупционных органов.  Посол США в Украине Джеффри Пайетт говорит о недопустимости давления со стороны ГПУ на Сакварелидзе и Касько. Федерика Могерини приезжает напомнить, что деньги будут только после стульев.

Президент Порошенко, однако, пытается изображать уверенность в успехе — если он сдаст еще хоть на шаг назад, ЕС просто отзовет большую часть финансовой помощи, на которую нынешняя администрация откровенно рассчитывает. Отсюда заклинания насчет того, что Шокина можно и не трогать — после начала работы АКП он, дескать, все равно станет второстепенной фигурой (а пока не стал, пускай уж побудет первостепенной), и заверения, что все вопросы с выполнением условий Евросоюза уже сняты.  Последнее, впрочем, тут же оборачивается, как говорил Мышлаевский у Булгакова, чистой “оперетткой”, потому что депутаты Верховной Рады сначала на голубом глазу проваливают голосование по этим условиям, а затем вполне наглядно демонстрируют свое пренебрежение к теме, срывая обсуждение соответствующих пакетных законов в комитетах.  Президент тоже кое-что от себя в либретто регулярно добавляет: например, вводит генерального директора Европейского управления по борьбе с мошенничеством Джованни Кесслера в конкурсную комиссию по избранию антикоррупционного прокурора, но забывет это предварительно согласовать с самим Кесслером и получает от того обидное замечание. Причем эта история до смешного точно повторяет сценарий полугодовой давности с неудачным кооптированием сенатора Джона Маккейна в украинский совет по реформам. Удвительно, но даже публичные промахи никто в Администрации президента не анализирует — а при случае их даже повторяют на бис.

Вся эта «карусель анти-анти-коррупции» вполне наглядно вертится, но так же наглядно никакого пристойного результата она пока не дает. Но и останавливать ее, вроде бы, власти не собираются: видимо, надежда на то, что на ней можно еще полгода-год покатать всяких готовых платить дурачков, пока еще жива.

Тормоз как универсальное средство управления страной

[ Колонка впервые опубликована на LIGA.net ]

Правые тянут национальную политику в одну сторону, левые в другую, центристы тянут её сразу туда, сюда и отсюда. Консерваторы призывают всех упорно сидеть на проверенных временем стульях, а прогрессисты ругаются, что эти проверенные стулья давно сожрала коррупция и пора делать новые. Заграница даёт сигналы, будучи искренне убеждена, что эти сигналы ясны, но с этой стороны границы сигнальщика регулярно понимают с точностью до наоборот. Избиратель требует реформ и тут же голосует за то, чтобы никаких перемен не было. Правительство регулярно жжот, парламент дует на воду, президентский офис дымится.

Вы думаете, Украина в этом смысле представляет собой исключение? Ничего подобного — это обычное состояние крупного современного государства. Да, у нас ко всему этому ещё и война, но война это такой же путь обмана, как и политика — или продолжение ее же другими средствами.

С этой безумной кашей справляются во всём мире — справляются где лучше, где хуже, где с привычным изяществом, где без него.

Мы в Украине пока справляемся хуже и безо всякого изящества.

То, что в Верховной Раде после подведения итогов местных выборов созрел очередной политический нарыв, было видно невооруженным глазом. А в ходе заседания пятого ноября стало ясно, что не только назрел, но и лопнул. Эффект получился отвратительный. Объяснить с позиций здравого смысла, почему депутаты решили торпедировать безвизовый режим с Евросоюзом для своих избирателей, категорически не получается. В стране с вменяемой демократией это был бы натуральный политический самострел, групповой и торжественный. И раз уж депутаты всё-таки рискнули встать на этот путь, остаётся предположить, что вменяемой демократии в Украине по-прежнему нет.

Зато есть формальный гарант всего хорошего — президент Петр Порошенко. Который, к его чести, предварительно прочитал депутатам несколько довольно доходчивых проповедей с увещеваниями на тему, что делать глупости хотя бы в этот раз не стоит. Речевки, однако, не сработали. Президента, а по совместительству реального лидера парламентского большинства, не послушалась даже правящая коалиция.

Это не просто ЧП. Это, извините, позор.

Этот позор говорит о том, что президент Порошенко как главный модератор и арбитр политических процессов в Украине фактически стал “хромой уткой” и потерял изрядную часть инструментов для управления ситуацией.

Почему так произошло? Возможно, потому что президент для регулирования политических процессов придерживался в корне неверной тактики: возникающие в этих процессах противоречия он не разрешает, а сглаживает. Вместо того, чтобы выбрать способ разруливания конфликта, он предпочитает отложить его на будущее. Так было, например, с конфликтом Шокина и Сакварелидзе в истории с “бриллиантовыми прокурорами”. Разве тот конфликт был разрешён? Ничего подобного — он был просто на время убран под ковёр, где продолжает беспрепятственно тлеть до сих пор. И может вспыхнуть с новой силой в любой момент.

Такой подход даёт не разрешение сложной ситуации, а лишь его видимость. Противоречие никуда не исчезает, но разрешать его прямо сейчас и срочно становится как бы не обязательно, проблема откладывается, конфликт замораживается. А если учесть, что конструктивное разрешение текущих конфликтных ситуаций — естественный драйвер политических процессов, становится понятным, почему из-за отсутствия этого драйвера общая скорость процессов в украинском политикуме снижается.

У некоторых это может создать впечатление, что такая ситуация лучше поддаётся управлению. Но такое впечатление ложно, потому что постоянное торможение хорошо для удержания на месте чего-то неподвижного, но не для управления процессом в динамике. Вспомните: велосипед устойчив или когда он лежит, или когда его скорость достаточно велика. На малых скоростях он становится трудноуправляемым и неустойчивым. 

Очень похоже, что президент Порошенко, сглаживая противоречия вместо их разрешения, добился именно такого эффекта. Украинский “велосипед” теперь едет слишком медленно, а потому крайне неустойчив. Для желающих остановить и положить его — это отличный шанс, которым грех не воспользоваться.

Начавшись после Майдана как поток стремительных перемен, украинская политическая жизнь за полтора года заболотилась и заросла ленивой ряской. И выбраться из этого болота украинский политикум уже не может, потому что собственного драйва у него нет — он всё время подстегивался чужим, всячески его при этом сдерживая. Порошенко со своим умиротворенческим подходом тоже ничего сделать не может — он не разгонный модуль, а регулятор, он не дает новых импульсов — в лучшем случае перенаправляет уже имеющиеся.

Дело Корбана в этом контексте выглядит неуклюжей и малоудачной попыткой Порошенко вернуть политическую инициативу, резко рвануть на себя управленческие рычаги, которые у него перехватывают — или ему кажется, что перехватывают. Он, видимо, не понимает, что управляемость ситуацией может снижаться из-за его собственной привычной тактики торможения. И что соблазн перехватить инициативу появляется у его оппонентов именно потому, что эта тактика оказалась способом снизить темпы перемен.

Нынешний парламентский кризис, в который Украина въезжает между двумя турами выборов мэров в 27 городах и который вполне может добить президентскую коалицию, опасен тем, что может не просто лишить Порошенко рычагов для управления ситуацией, но и сломать эти рычаги совсем. Коррупционерам старой закалки они не нужны: им сейчас важно только то, чтобы их и дальше не трогали. Никакого Национального антикоррупционного бюро — разве что маленькое и подконтрольное. Никакой специальной антикоррупционной прокуратуры — хватит и обычной, прикормленной. А лучше всего вообще все это спустить на тормозах.

И, конечно, никакого безвизового режима с Европой они не допустят — пока его условием остаются настоящая, а не декоративная борьба с коррупуцией, практическая судебная реформа, а не ее бесконечное обсуждение, и, наконец, компетентное обеспечение процесса системной модернизации страны.

Именно коррупция и ее носители — и только они — жизненно заинтересованы в том, чтобы Украина оставалась европейским исключением из общедемократических правил. И пока в этом смысле у них все получается удивительно складно. Совсем как у Януковича за полгода до Революции Достоинства.

В 2013 ситуацию сломал отказ Януковича подписывать Соглашение об ассоциации с ЕС.  Будет забавно, если нынешняя Верховная Рада рискнет повторить его фокус. 

 

Процесс против результата. На какую юстицию надеется Порошенко

procuraturaВ очередном интервью украинским телеканалам Президент Петр Порошенко  сурово предрек привлечение неназванных им лиц к уголовной ответственности за коррупционные преступления.

Интересно получается: нынешняя украинская система юстиции вот уже почти два года не в состоянии показать результат в делах самой высокой общественной значимости — дела против Януковича, дела о расстрелах на Майдане, дела о трагедии 2 мая в Одессе, дела о сепаратизме, яростно сопротивляется выведению уже выявленной коррупции из Генеральной прокуратуры (дело «бриллиантовых прокуроров«) и даже получает унизительные выволочки от Международной консультативной группы за неспособность внятно вести расследование преступлений времен Революции достоинства.

Громкость общественных требований — не просто люстрировать работавших при Януковиче прокуроров и судей, а кардинально реформировать всю систему юстиции — уже превысила все нормы по децибелам.

Но президент говорит об этой системе так, словно она и сейчас вполне функциональна. Он определенно убежден, что нынешняя юстиция способна расследовать дела неких крупных коррупционеров, довести эти дела до суда и обеспечить вынесение приговора.

Интересно, на чем это его убеждение основано. На том, что 1 декабря должна заработать специализированная антикоррупционная прокуратура? Но ведь она все равно будет вынуждена передавать результаты расследований в те же самые суды, которые на голубом глазу дают возможность сбежать из Украины фигурантам самых громких дел. А реформа судебной системы еще не начата — уже второй год  лишь согласуются общие подходы к ней.

И до этого реформирования юстиция Украины выглядит, мягко говоря, не особо эффективной. Не будем голословны, обратимся к поддающейся наблюданию юридической практике.

13 марта 2014 года ГПУ открыла четыре уголовных дела против Виктора Януковича. Затем к этим четырем добавились еще несколько дел. Через год с лишним, 27 июля 2015, Печерский суд Киева принял решение о начале процедуры заочного осуждения Януковича. Еще через месяц генпрокурор Виктор Шокин заверил публику, что дело против Януковча будет доведено до суда. Заверение Шокина осталось лишь заверением, зато сам Янукович подал иск против Украины в Европейский суд по правам человека на основании того, что по законам Украины процедуру заочного осуждения можно начинать только против лиц, объявленных в международный розыск, а такой розыск в отношении Януковича был приостановлен. Почему приостановлен? Для его возобновления ГПУ должна была предоставить Интерполу документальные обоснования, но так этого и не сделала. Можете проверить сами: на официальном сайте Интерпола Виктора Януковича в числе разыскиваемых по запросу Украины сейчас нет  То есть, мы наблюдаем именно то, о чём писал 21 июля советник министра МВД Антон Геращенко: получается, что “в Украине не могут по Януковичу даже документы по розыску нормально подготовить”. Да. Не могут. И даже если ГПУ действительно передаст дело в суд в Киеве, где гарантии, что оно не окажется таким же непригодным для рассмотрения, как и те бумаги, что не устроили Интерпол. Зато легитимнейший и неподсуднейший Виктор Федорович свой иск против Украины в ЕСПЧ вполне может выиграть — по чисто формальным критериям. У него адвокаты западные, профессиональные, они бумаги и обоснования готовят как положено. (см. оценку юриста Дело, Янукович против Украины»: испытание справедливостью)

Но, может, дело Януковича — это исключение из правила?

Смотрим дальше. Дело о расстреле Небесной Сотни было начато 25 февраля 2014 года. 8 июля со ссылками на председателя временной следственной комиссии парламента Геннадия Москаля появились сообщения о том, что из-за халатности сотрудников МВД были уничтожены или похищены все собранные по делу вещественные доказательства и связанные с ними документы. Тем не менее, к 12 сентября прокуратура заявила, что по трем подозреваемым досудебное расследование завершено. Уже 19 сентября главному обвиняемому по делу командиру “Беркута” Дмитрию Садовнику Печерский суд изменяет меру пресечения на домашний арест, после чего Садовник благополучно исчезает. (Кстати, его так никто особо и не ищет — в списке разыскиваемых Интерполом от Украины его фамилии сейчас тоже нет.) Судебное следствие по этому делу так и не состоялось. К годовщине расстрелов на Майдане множество вопросов к правоохраниительным органам о расследовании так и оставались без ответа. 17 октября 2015 года Виктор Шокин заявил, что дело “фактически расследовано” несмотря на утрату большей части доказательств, лишь часть из которых удалось восстановить. Уточнение “фактически”, видимо, следует понимать так, что дело еще не готово для передачи в суд, но следственные действия по нему больше не планируются. Так или иначе, дело в суд пока не передано и когда будет передано — неизвестно. Возможно, прокуратура намерена приурочить это событие к столетнему юбилею Майдана, чтобы совсем всё было юбилейно, и никакие обвиняемые не портили торжества своим присутствием. Они и так почти все разбежались, так что зачем спешить.

Каковы бы ни были точки зрения на ход следствия, безусловно одно: результата, который можно предъявить обществу, у прокуратуры пока нет. Даже промежуточного, каким можно было бы считать дело, переданное в суд.

Для еще большей наглядности эффективность нынешней системы юстиции можно проиллюстрировать ходом расследования одесской трагедии 2 мая 2014 года. Через две недели после события следствие сообщило, что люди в Доме Профсоюзов погибли от испарений хлороформа, еще через три дня следствие же эту информацию решительно опровергло. 17 октября прессе сообщили, что к ответственности привлечен бывший заместитель начальника ГУ МВД Украины в Одесской области Дмитрий Фучеджи — хотя не очень понятно, как именно был привлечён, поскольку он сбежал за пределы Украины ещё 7 мая. Ровно через год после трагедии прокуратура сообщила, что предъявила подозрение неназванному бывшему руководителю ГУ МВД Украины в Одесской области. С тех пор следствие, несомненно, значительно продвинулось вперед, но насколько далеко — неизвестно, информация о нем засекречена. Впрочем, 15 сентября 2015 года суд постановил рассекретить часть документов дела, касающихся медицинских заключений о гибели людей, но никакого иного прогресса по делу не видно.

То есть, с одной стороны, президент полагает, что вменяемая юстиция в стране есть и ей по силам бороться с коррупцией в высших сферах, но с другой стороны, этой же юстиции определенно не даются упомянутые выше сверхприоритетные расследования. Как первое может сочетаться со вторым?

Даже чрезмерно затянутое следствие по сложным и масштабным делам можно было бы рационально объяснить,  если бы у граждан оставалось хоть какое-то доверие к компетентности и профессионализму следственных органов, прокуратуры и судебной системы. Но такого доверия нет. Практически любой из работавших в правоохранительной системе Украины при Януковиче в глазах общества несёт клеймо общественного недоверия, юридическим воплощением которого стал закон о люстрации. А если доверия нет, любая проволочка следствия, любой промах прокурора, любое сомнение в действиях судьи или министра трактуются не в их пользу.

Когда вместо передачи дел в суд для публичного рассмотрения люди получают только новые обещания о том, что когда-нибудь дойдет и до этого, они неизбежно приходят к выводу, что система правосудия неработоспособна. Потому что справедливость — это не бесконечно идущее следствие, каким бы оно тщательным ни было. Справедливость — это вынесенный правым судом приговор. Справедливость — это результат, который можно осознать как именно результат. И это именно то, чего не в состоянии дать нынешняя национальная система юстиции.

Но если нет доверия к юстиции, то нет и самой юстиции. Не системы, не структуры, а юстиции как таковой. Законной справедливости, на которую гражданин может опереться, в Украине сейчас нет, просто потому, что система правосудия проявила себя коррумпированной, склонной к злоупотреблениям, а главное — неспособной показать результат даже в делах безусловно высшего приоритета.

И совершенно непонятно, как в этой системе до запланированных структурных и кадровых реформ могут появиться профессионализм и эффективность, необходимые для проведения анонсированных президентом крупных досудебных и судебных расследований. Скорее всего, и в этот раз мы увидим то, что уже неоднократно наблюдали: формальный саботаж, рекордные освобождения под залог и, главное, традиционную подмену конечного результата бесконечным — и оттого полностью лишенным смысла — процессом.

Результаты местных выборов и цена будущего Украины

Выборы в УкраинеПрошедшие местные выборы уже сейчас, до официальной публикации основных результатов голосований и списков победителей, можно оценить по одному из самых важных критериев: по тому, какое значение придают им граждане.

Об этом значении можно судить по фантастической сумме в 800 гривень — по сообщениям прессы, именно столько предлагали некоторые политброкеры за “правильное” голосование в Киеве. Сумма эта фантастична не потому, что невозможна, а потому, что на избирательном рынке реальная стоимость голоса гражданина в два-три раза меньше —примерно 250-350 гривень. Поэтому пачка из восьми сотен бумажных деятелей национальной культуры выглядит внушительной прибавкой к стандартной компенсации за продажу совести в комплекте с удовольствием от совершения уголовного преступления (любознательные граждане с немалой пользой для себя могут ознакомиться со статьями 157-160 Уголовного кодекса Украины).

Тренд, прямо скажем, не радует. Но и нельзя сказать, чтобы он был особенно неожиданным.

Коррумпированные политические игроки запросто и практически открыто предлагают избирателю продать голос. И, что важно, почти ничем при этом не рискуют (об этом чуть далее).

Коррумпированные избиратели продают свои голоса с детской непосредственностью и массовостью, невообразимыми для общества, которое уважает и ценит политический выбор граждан. Да и сами граждане, склонные к электоральной проституции, не видят смысла уважать свой политический выбор. А что ж тогда говорить об уважении ими политического выбора других граждан?

И, наконец, коррумпированная система проведения выборов в целом.  Вскрытые электоральные злоупотребления не наказываются. При этом уже не важно, нет у власти желания наказать или способности наказать, если большинство фигурантов дел о преступлениях на выборах так или иначе уходят от наказания. По данным гражданской организации ОПОРА, к маю 2015 года почти 70% открытых после парламентских выборов 2014 года уголовных дел завершились пшиком. Аналитик ОПОРЫ Андрей Клюжев писал тогда, полгода назад: “Если виноватые в подкупе избирателей, фальсификации избирательной документации, других преступлениях 2014 года не будут наказаны, те же методы будут использовать кандидаты на местных выборах.”  После того, как голосование на местных выборах 25 октября закончилось, можно констатировать, что высказанные им опасения сбылись полностью.

Год назад министр внутренних дел Арсен Аваков заявил, что виновные в нарушении избирательного законодательства на внеочередных парламентских выборах понесут заслуженное наказание — как он заметил, «в отличие от остальных избирательных кампаний». «Я думаю, что это будет первый избирательный процесс, когда будут наказаны жестко и красиво», — сказал он. Отличия от «остальных кампаний» в итоге так и не получилось: намерение наказать виновных в злоупотреблениях реализовано в лучшем случае на 30% — на “жесткость” и “красивость” это явно не тянет.

И проблема заключается не только в безнаказанности электоральных злоупотреблений, немыслимой для уважающей свои законы демократии. Итоги закончившихся выборов, принципиально важные для всех участников, подводятся максимально долго, — видимо, чтобы все могли убедиться, что подсчет голосов выстроен неэффективно и непрозрачно. При этом промежуточные результаты не публикуются, информационно-аналитическая система Выборы не задействована, ЦИК переадресует все вопросы о подведении итогов в территориальные избирательные комиссии, а те ссылаются на занятость и неготовность результатов. Фактически, инструментов для контроля за процессом подсчета голосов у общества нет, единственным источником информации уже несколько дней остаются результаты параллельных подсчётов голосов от общественных организаций и политических партий. Но опубликованные ими данные — лишь ориентиры, они не имеют никакой юридической силы.

Нынешняя система работает так, как будто издевается над избирателями. Зачем вам действенный контроль за подсчётом голосов, граждане? Вас, что ли, волнует, кто будет у вас мэром или членом муниципального совета? Да бросьте. Все же понимают, могли бы уже привыкнуть, что это будут решать специальные люди по указаниям и за деньги еще более специальных людей, а всеобщее голосование — это так, для проформы. Мы даже кабинки для заполнения бюллетеней не везде ставим, чтобы вы случайно не подумали, что мы серьезно подходим к этому смешному делу.

И пусть вас не вводит в заблуждение одобрение прошедших выборов Европейской службой внешнеполитической деятельности — это в лучшем случае благодушное поощрение карманнику, который высказал намерение завязать, но никаким инструментом, кроме заточенного пятака, пока не владеет. Говорит, что хочет встать на правильный путь, но пока не встал. Не успел. Но молодец, что хотя бы хочет. Одобрямс.

Но Украине нужно не одобрение Европы, ей нужна эффективная и работающая система демократических выборов. А принятие правильных электоральных законов без способности и желания государства наказать тех, кто эти законы нарушает, означает не демократию, а ее бесстыжую имитацию. Выборы — лишь один из механизмов демократии, без независимой и пользующейся доверием людей судебной системы и других действенных демократических институтов они мгновенно оборачивается профанацией.

Именно это мы сейчас и наблюдаем.

Президент Порошенко слишком спешит, утверждая, что проведением этих выборов Украина «завершает перезагрузку власти». Проводить местные выборы, даже не начав ключевую реформу местного самоуправления — это мало похоже на “завершение”. Это вряд ли можно считать даже началом. Это лишь очередной неуверенный шаг, сделанный без достаточной подготовки и со слабым пониманием того, что окажется под ногами, когда этот шаг будет сделан.

Настоящее и уверенное движение Украины к практической демократии не может начаться с проведения выборов в режиме “кое-как”, только ради того, чтобы их провести. И даже безупречное их проведение будет только началом. Лишь вслед за тем, как избиратели впервые спросят у власти, которую они будут воспринимать как подконтрольную себе, о результатах ее работы, у большинства начнет формироваться понимание, что голосуют они не за деньги, гречку, кандидатов или партию, а за качество жизни своей семьи в течение ближайших нескольких лет. И именно поэтому отданный на выборах голос стоит не 200, и даже не 800 гривень. Он либо бесценен, либо не стоит и тридцати серебреников.