Архив рубрики: Публикация на Liga.net

Принцип накопления ошибок, или Реформация с видом на деградацию

Автор: | | , , ,
Оставить комментарий
Конституция Украины

Я довольно часто пишу о том, что у нас не просто приведена в негодность судебная власть, а нарушена целостность законодательства

Системы, в том числе общественные, редко успевают фундаментально подстроиться к быстрым переменам. Для того, чтобы они продолжали работать в изменившихся условиях, в них внедряются компромиссные временные доделки-заглушки – обычно для того, чтобы успеть выработать решения постоянные и системные.

Но из-за недостатка времени, ресурсов или компетенций такие временные решения (которые с точки зрения системного подхода являются ошибочными) приживаются, становятся постоянными, и тем самым разрушают цельность того, что призваны поддерживать. Со временем накопление ошибок может привести к тому, что система сохранит лишь видимость работоспособности, потеряв большую часть функциональности.

После этого у нее будет только два пути – или стремительная деградация, или рефакторинг, пересоздание на какой-то новой платформе.

То же самое касается и национального законодательства.

Целостность законодательной среды обеспечивается тем, что новые принимаемые законы обычно опираются на другие действующие законы, которые, в свою очередь, опираются на Конституцию. И пересмотр любого закона, на который опираются другие законы, вызывает необходимость пересмотра всего, что было принято ранее на его основании. Если этого не сделать, более новые законы, которые ссылаются на положения измененного как на основания их действия, могут это основание просто утратить, а цельность законодательства как системы будет нарушена. Эта неприятность не отменяет такие законы автоматически, но дает повод поставить под сомнение их собственную законность (заявить об их ничтожности целиком или в какой-то части), и пока они там стоят, просто их не выполнять.

Конституция Украины
Конституция Украины

Если, например, Верховная Рада принимает закон с нарушением своего регламента (который тоже является законом), новопринятый закон можно считать ничтожным с момента принятия, как бы он ни был хорош и разумен. А если регламент Верховной Рады не отвечает требованиям Конституции, то и сам регламент можно считать ничтожным, а все принятые депутатами при таком регламенте законы становятся уязвимы как принятые на ничтожных основаниях, и любой грызун с правом обращения в Конституционный суд их может просто отменить по формальным основаниям.

Целостность законодательства – это ситуация, когда такое невозможно. И эта ситуация – не наша.

Вспомним историю с парламентской коалицией, которая в предыдущем созыве Верховной Рады при Петре Порошенко как бы была, но при Владимире Зеленском быстренько и прекрасненько нашлись основания распустить Раду на основании как раз фиктивности этой коалиции. Это как раз наша ситуация. Потому что коалиция в Верховной Раде формируется на основании соответствующего раздела Регламента. Существование этого раздела предусмотрено Конституцией в статье 83 («Засади формування, організації діяльності та припинення діяльності коаліції депутатських фракцій у Верховній Раді України встановлюються Конституцією України та Регламентом Верховної Ради України.»).

Но в действующем регламенте раздела, упомянутого в Конституции, просто нет. Изначально он был, но при Викторе Януковиче его удалили, а после Януковича вернуть так и не захотели. Это исключает для любой парламентской коалиции возможность опираться на регламент, только на Конституцию.

А Конституция, понятное дело, устанавливает только основные принципы, а за всеми нюансами отправляет опять же к регламенту. Который в этом смысле, увы, пуст. Там у нас дырка, закрыть которую Верховная Рада и прежнего, и нынешнего созыва вполне может, но со всей очевидностью не хочет.

Приводит это к тому, что цельность нарушена. Парламентская коалиция не может опираться на регламент, только общие принципы в Конституции, а из-за этого решение о существовании или отсутствии такой коалиции остается на усмотрение кого? Правильно, Конституционного суда. Решение вы знаете. Коалиция бодро улетела в дыру, которую сама для себя сберегла.

Но раз уж мы упомянули Конституционный суд, то давайте зададимся и вопросом, можно ли рассчитывать на КСУ как на опору для целостности законодательства как системы.

Вопрос этот выглядит, увы, риторическим. И дело даже не в скандальных решениях КСУ, которыми он сначала эффективно отменил уголовную ответственность госслужащих за незаконное обогащение, а потом и за вранье в декларациях. Дело в том, что сам КСУ внес весомый вклад в разрушение целостности конституционной среды.

Можно еще как-то понять, что Конституционный суд признавал не отвечающими Конституции свои собственные одобрения изменений в Конституцию и отменял их – в конце концов, решения КСУ может пересмотреть только сам КСУ. Но невозможно понять, почему фундаментальные изменения Конституции не приводили затем к глубокому пересмотру решений КСУ, принятых на основании «неправильных» редакций текста основного закона. По закону эти решения по-прежнему имеют конституционную силу, хотя больше не опираются на Конституцию. Целостность нарушена. Сама основа национального законодательства скомпрометирована. Юридическая среда теряет структуру и становится вырожденной.

(Справедливости ради: это вырождение среды началось еще до Януковича, с его уходом не закончилось и с тех пор только нарастает. Это дает мне основания считать, что проблема не в очередном злонамеренном или некомпетентном резиденте Банковой, а во всей нашей государственной системе, для которой не были предусмотрены (или, в ряде случаев, были эффективно саботированы) механизмы, способные такую деградацию предотвратить).

Помните закон №2222-IV от 8 декабря 2004 года «О внесении изменений в Конституцию Украины»? После 2004 года было вынесено довольно много решений Конституционного суда, основанных на внесенных тогда в Конституцию изменениях (в тексте этих решений непременно есть отсылка «в редакции Закона № 2222-IV»). Например, решение №6-рп/2005 об обеспечении народовластия, или решение №13-рп/2008 по вопросу о полномочиях самого КСУ. Запомним это.

Далее. В 2010 году Конституционный суд принял решение №20-рп/2010 от 30 сентября, которым признал закон номер №2222-IV неконституционным и созданную им редакцию Конституцию отменил. В этом решении особо замечательно то, что оно ссылается, помимо прочих оснований, на те самые не отмененные и не пересмотренные решения №6-рп/2005 и №13-рп/2008, принятые КСУ на основании тут же отменяемой «неконституционные» редакции. То есть, само решение КСУ №20-рп/2010 содержало в себе конституционный конфликт, ясные основания собственной неконституционности и предпосылки для отмены – хотя бы на этом основании.

Отмена решения об отмене состоялась вскоре после Революции Достоинства. Однако и после этого ревизия предыдущих решений КСУ, насколько мне известно, так и не была начата. Возможно, потому, что при добросовестной и тщательной ревизии КСУ пришлось бы отменять большую часть корпуса своих решений за последние полтора десятилетия.

Поскольку это так и не было сделано, мы продолжаем существовать в «вырожденной» конституционной среде и вынуждены руководствоваться противоречащими друг другу законами, основания для принятия которых частично уничтожены, логика действия которых частично разрушена, механизмы реализации части которых просто не созданы, и единственное, в чем можно быть уверенным – что никакой целостности в этой системе больше нет и эффективности от нее ждать не приходится в принципе.

Такая ситуация в высшей степени удобна для коррупционного «теневого государства», так как благодаря ей оно может легко манипулировать государством публичным и избавлять его от любых инструментов реального влияния на ситуацию. Из-за вырожденности законодательной среды фактически любое решение власти, неудобное коррупционным кругам и олигархам, оказывается уязвимым для дискредитации – или через системно разлаженные механизмы и процедуры его принятия, или из-за неизбежных и неразрешимых противоречий с действующими законами. Мы слишком глубоко погрязли в этом болоте, чтобы вылезти из него, просто шевеля ногами в сторону твердой почвы.

Но осознана ли необходимость и неизбежность рефакторинга? Система украинского законодательства – а вместе с ней и система украинской власти – несмотря на неизменную реформаторскую риторику, по-прежнему заточена не на исправление допущенных ранее ошибок, а на накопление их и совершение новых. Из-за этого нас все глубже засасывает в воронку системной деградации.

И для того, чтобы из этой воронки выбраться, нам, похоже, понадобится не просто глубокая ревизия законодательства и анализ нынешнего национального государственного проекта, а полное их пересоздание на совершенно новых основаниях.

[ Колонка впервые опубликована на LIGA.net ]

«Это был мой Голос»: война, которая говорит о себе

Автор: | | , ,
Оставить комментарий
Голоса

«Голоса» впервые прозвучали в Ивано-Франковске, потом во Львове, потом в Днепре. 22 октября они прозвучат в Киеве.

Не знаю, хотел ли постановщик Евгений Степаненко добиться именно такого эффекта, но поначалу действие разрастается именно так, как разрасталась война, которой постановка и посвящена. Сначала невнятный и тревожный хаос, вползающий в миллионы человеческих судеб рефренами совершенно обыденных, но до дрожи неуместных слов. Потом люди, вступившие в хаос, создают в нем ритм и систему, почти без слов. Одни из этого ритма выпадают, другие включаются, пока не становятся практически единым целым — воплощенной войной, пропитанной болью, трудным дыханием, усталостью и нервом. Это почти пантомима. Почти — потому что условности во всем этом очень мало. Мне казалось, что ее совсем нет.

А потом начинают звучать Голоса, которые делают любую условность просто неуместной. На сцене ее не остается, как нет ее там, «на нуле».

На сцене только те, кто был там. Не актеры, ни разу, даже теперь, когда они на сцене. Солдаты. Медики. Добровольцы. Волонтеры. Они не зубрят роли, каждый просто рассказывает зрителям то, что он видел, слышал, чувствовал. Киборг из ДАП. Волонтер-медик. Чудом вырвавшийся из донецкого «подвала» активист. Одесский водолаз, потерявший брата в Доме профсоюзов, и двинувший добровольцем на Восток, прямо под российские «грады». Львовский священник, ушедший в ДУК ПС. Следующий. Следующая. Следующий…

«Голоса» — это не монологи и не исповеди, это живые свидетельства. Это непосредственный опыт, который в обычных обстоятельствах практически невозможно не то что передать, а даже пересказать. Но «Голоса» с легкостью настоящего искусства делают эту невозможность реальностью. Языки меняются, люди меняются, место и время действия чередуются — но реальность остается, и зрительный зал все больше заполняется ими — теми, кто там был.

Некоторые места в зале зарезервированы — на них таблички с именами. Я знаю некоторые из этих имен. Я знаю, почему эти места останутся сегодня — и завтра, и всегда — пустыми. И знаю, что на «Голосах» всегда будет аншлаг, даже если живые в зал не придут. На любой репетиции зал полон, и участники действия на сцене всегда чувствуют взгляды, которые требуют правды жестче, чем самый придирчивый критик. 

Это реальность, в которой мы живем — реальность «Голосов». Та самая реальность, в которой живет наш Костян. Костян приехал с нами в киевский санаторий на реабилитацию после ранения, и, говорит, едва сдерживался, когда тамошние вечно отдыхающие от советско-афганской заваливали его репликами вроде «а сколько вам платят за убийства» и «вся эта ваша война — политические дрязги, вот у нас все было по-настоящему…» Как он сдерживался? Как всегда. Привык. На сцене в «Голосах» Костян смотрелся бы как влитой. Без зазора.

Когда после всего этого я вышел из зала, я чувствовал ровно то же самое, что чувствовал при возвращении из поездок на Светлодарскую дугу — как напрягается мембрана, которая отделяет реальность войны от эфемерной «мирной жизни». Потому что никакой «мирной жизни», на самом деле, нет, а есть ежедневный снайперский огонь, минометные перестрелки, охота на сепарские дроны, ночевки в блиндажах, маскировка укреплений, медики, которые за секунды снимаются по тревоге и несутся «на нули» на раздолбанных вэнах с красным крестом, есть трехсотые, умирающие в госпиталях и не попадающие в списки боевых потерь, есть те, кого сейчас вскрывают в Донецке «на подвале» за татуировку с тризубом…

Именно это было на сцене. Именно это и была реальность.

А снаружи был вечерний теплый Киев. Мирный. Не имеющий отношения к реальности. Бормочущий про «политические дрязги».

Октябрь 2019 года. Война. Мы.

Голоса

Спасибо, ребята. Вы настоящие. Обнимаю каждого.

Это был мой Голос.

(Колонка опубликована на LIGA.net)

«Дайте денег и идите нафиг»: украинские СМИ в переходном возрасте

Автор: | | , ,
Оставить комментарий

Офис президента пригласил представителей медиа, чтобы сообщить им пренеприятнейшее известие.

Впрочем, руководители Офиса об этом, похоже, совершенно искренне не подозревали — они считали, что собирают представителей средств массовой информации, чтобы те делегировали журналистов и активистов в состав Совета по свободе слова при президенте. Делалось это с характерным для нынешнего Офиса пренебрежением к излишним формальностям — список участников встречи составлялся, кажется, в основном по вдохновению и наитию, иначе трудно объяснить, почему в благородное собрание пригласили от одних СМИ руководителей редакций, от других — рядовых журналистов или «младший командный состав», а от третьих — вообще никого.

Причем список приглашенных одновременно оказался и списком кандидатов в Совет, и списком выборщиков, о чем заранее предупредили далеко не всех участников (если вообще кого-то предупредили). Из-за этого ситуация получилась вполне гоголевская — здрасьте вам: ехали на ярмарку, а приехали с ляхами в карты играть.

Само собой, эта внезапность вызвала в рядах приглашенных некоторую смуту, включая требования отложить выборы хотя бы для беглого знакомства с кандидатами (это только со стороны Офиса президента кажется, что в украинских медиа все друг друга знают как родных), дать время на самоотводы и вообще показать, по какому регламенту все это счастье происходит.

Страсти успокаивали министр министр культуры, молодежи и спорта Владимир Бородянский (которого в команде президента, кажется, принято в шутку именовать «Владимиром Владимировичем»), советники Кирилл Тимошенко и Максим Кречетов, которые всеми доступными им способами провозглашали идею, что речь идет не о распределении среди медийщиков каких-то околопрезидентских пупырчатых синекур, а о создании рабочего интерфейса между медийным сообществом и президентской ветвью власти. И что избранным в совет (точнее, в его рабочую группу) предстоит не лобио кушать, а вырабатывать и согласовывать с коллегами именно те регламенты, о которых вот тут спрашивали, но которые за время президентства Порошенко не то не были созданы, не то не были введены, не то были введены, но так и не заработали.

И, конечно, все это должно стать частью системы самоуправления журналистского цеха и помочь решить проблемы СМИ, о которых медийщики так часто и подробно говорят — вот список.

А в списке — и тяжелая финансовая зависимость СМИ от олигархов, и проблема журналистской ответственности, и ситуация информационной войны, и апгрейд законодательства о СМИ для учета новых информационных реалий (сиречь социальных сетей и прочих ютубов), и тухлая джинса, и соблюдение профессиональных стандартов, и пресловутый проект национальной пресс-карты, и чего только туда еще не понапихано.

И вот тут, скажем честно, медиа-сообщество начало подозревать, что его разводят на доверии. Журналистский опыт, усвоенный до уровня безусловного рефлекса, говорит, что когда государство начинает говорить о самоуправлении, оно ищет способ снять с тебя финансирование, а с себя — ответственность. Весь почти тридцатилетний пост-совок, в котором украинские медиа распухали до их нынешнего состояния, приучал их к этой мысли — и таки приучил.

Но этот же опыт так и не отучил украинские СМИ (во всяком случае, некоторые из них) от представления, что они выполняют важнейшую общественную задачу — даже если они существуют на прикорме не то властей, не то олигархов, не то симбиоза тех и других.

Именно сочетание этих двух обстоятельств и вызвало то, что мне представляется своеобразным аналогом подросткового комплекса — когда взрослеющий организм требует полной свободы и независимости, но при этом с равной страстностью требует, чтобы его свободу и независимость на стопятьсот процентов оплачивали родители. То, что настоящая независимость гарантируется только полным самообеспечением, он еще не понимает. Во многом потому, что к самообеспечению пока социально не способен, но свобода уже зовет трубой и прочими прелестями. Поэтому идеальное для подростковой психологии решение выражается дерзким лозунгом «дайте денег и идите нафиг».

Украинские медиа как социальный организм находятся примерно на такой же стадии развития. Они уже осознали себя и свою общественную миссию, осознали дефицит свободы, которая им необходима для реализации их задач, заявили об этом осознании, — но, как писали классики, «все позитивные предложения наталкивались на недостаток фондов». В нынешней экономической и социальной реальности Украины крупные медиа не могут добиться самоокупаемости, а потому так или иначе вынуждены искать внешние финансовые гарантии своей независимости, которые практически всегда означают принятие условий донора и согласие на компромиссы.

Это противоречие тем более раздражает, когда на него указывают из Офиса президента и предлагают обустроить какое-никакое самоуправление и саморегулирование, чтобы через них, помимо всего прочего, создавать кодексы отраслевых стандартов профессионализма и этики и затем их отслеживать. Вызывающе дерзкое предложение, если учесть, что национальные медиа, как и вся украинская громада, способность к самоуправлению лишь начинает развивать. Она овладела талантом эффективно самоорганизоваться в ситуации кризиса и катастрофы, но в нормальной жизни вся эта процедурность ей по-прежнему чужда. Безусловно, рациональное понимание, что такое обыденное самоуправление необходимо — есть, но общественное подсознание по-прежнему просит ничем не сдерживаемого полета…

В результате инициатива Офиса президента по созданию Совета по свободе слова на практике превращается в почти непредсказуемый эксперимент. В медийную слабоструктурированную среду вбрасывается нечто, что должно эту среду изменить, усилить ее структурированность. Но из-за свойств среды это нечто может повести себя не как центр кристаллизации (что означало бы взросление национальных медиа), а как затравка для бурной химической реакции (если побеждает наш привычный стихийный анархизм). При этом сами медиа опасаются, что из них пытаются вырастить гомункула, управляемого с Банковой.

На совещании в Офисе президента все закончилось, впрочем, по плану: начальный состав совета по свободе слова при президенте (точнее, его рабочую группу) проголосовали и собрали, вручили ему задачу разработать и согласовать положение о нем самом, включая регулярные обновления состава, разругались с советниками и разошлись писать колонки, новости и посты в социальных сетях.

Страшно интересно, что из всего этого получится. Подростки так непредсказуемы.

Колонка опубликована на LIGA.net

Жмых и трепет. Пара слов про укрощение кнопкодавства

Автор: | | , ,
Оставить комментарий
Голосование

Давид Арахамия утверждает, что у Зеленского не нашлось цензурных слов по поводу выявленных во фракции Слуга народа случаев кнопкодавства. 

Эмоциональную реакцию президента я могу лишь поприветствовать. Вот так: привет, реакция! 

Но стоит автору колонки отвлечься от эмоциональности президента и обратиться к рациональности парламентской фракции, как им, автором, овладевает уныние. Потому что санкции, которые фракция предприняла для вразумления своих членов, поддавшихся слабости и соблазну, вступают в тоскливое противоречие с тем, как ярко и выразительно партия Слуга народа во время предвыборной кампании обличала порочную практику неперсонального голосования, процветавшую в предшествующем созыве Рады. 

Да что там предвыборная кампания! Двух недель не прошло, как Владимир Зеленский внес в Раду неотложный законопроект, который делает неперсональное голосование, факт которого установлен судом, основанием для лишения депутатского мандата. Поразительно, что я, внефракционный избиратель, этот факт для себя отметил, а некоторые народные депутаты из президентской фракции не восприняли его всерьез и пропустили мимо сознания. Хотя фактическая криминализация кнопкодавства именно их касается непосредственно, а я, напротив, вполне могу и дальше безмятежно нюхать гладиолусы. 

На всякий случай уточню: меня раззадорили не сами нынешние случаи кнопкодавства — за период спикерства Парубия я наблюдал это арапство (тогда повседневное, привычное и остававшееся совершенно безнаказанным) столько раз, что парой новых эксцессов меня уже не удивишь. Меня вывело из себя оскорбительное противоречие между грозными публичными заявлениями Слуги народа — и откровенно попустительскими «наказаниями», которые они применили к «своим» кнопкодавам. Извинения, покаяния и благотворительное пожертвование в размере месячной зарплаты? Серьезно? Очень и очень недорого фракция оценивает ущерб, нанесенный ее достоинству и ее репутации. 

Голосование
Фото Андрея Гудзенко / LIGA.net

«Одна ошибка. Ровно столько, и не больше. Как у саперов. Один раз вляпался — и пропал навсегда. Так работает репутация», — писал я ровно год назад. Согласен, это жесткий подход. Именно поэтому я на нем настаиваю. Потому что не вижу смысла миндальничать с теми, кто, похоже, вообще не способен осознать свою ответственность.

Поразительно, что «прокнопкодавившийся» нардеп Сергей Литвиненко в тот же день написал у себя в фейсбуке о необходимости отбирать мандат за неперсональное голосование. То есть — знал, поддерживал, но при этом не считал, что это относится лично к нему. Это или тяжелый случай депутатского лицемерия, или не менее тяжелый случай «альтернативной интеллектуальности». И в том, и в другом случае есть веские основания поставить ценность Сергея Литвиненко для фракции под вопрос. 

То же самое касается случая с нардепом Еленой Копанчук. В «извинительном» выступлении она, вслед за Литвиненко, оправдывалась тем, что кнопкодавила «из благих намерений», ради принятия важных для страны законов. В этот момент бессмертный афоризм «цель оправдывает средства», казалось, дамокловым ведром с помоями висел над трибуной Рады и примерялся, на кого из выступавших ему удобнее опрокинуться. 

Закон с положением о лишении мандата за кнопкодавство пока не принят, и я вполне допускаю, что принят он в нынешних обстоятельствах так и не будет — раз уж фракция большинства демонстрирует такую мягкость и толерантность к лицемерию «своих» нардепов. Рассчитывать, что у них проснется аппендикс порядочности и они сами заявят о сложении мандата, чтобы не позорить свою партию, решительно не приходится. А предусмотренные действующим законом санкции не выглядят осмысленными. Пока что все «младодепутаты», попавшиеся на кнопкодавстве — мажоритарщики, то есть, вычистка их из партийного списка нужного эффекта не даст, и даже отчисление их из фракции просто переведет их в категорию внефракционных, что для них сегодня в принципе не смертельно.

Боль, на самом деле, не в этом. Боль, повторюсь, в разительном противоречии между грозной публичной «принципиальностью» Слуг народа — и трепетной и снисходительной публичной беспринципностью, которую партия и фракция проявляют по отношению к тем, кто — не то по глупости, не то умышленно, не то вообще из «самых лучших побуждений» — втаптывает ее репутацию в парламентский жмых. 

И если Слуга народа это противоречие тем или иным способом не снимет, то это противоречие тем или иным способом снимет его самого.

Колонка опубликована на LIGA.net

Правила смены правил. Демократия на сверхавторитарных скоростях

Автор: | | ,
Оставить комментарий
Владимир Зеленский

Никто не знает, куда пойдет только что родившийся смерч. Он может потерять силу за несколько секунд, а может превратиться в кошмар для сотен тысяч людей. Смерч неуправляем и во многом непредсказуем. На него влияют слишком много неизвестных факторов, которые невозможно учесть. Это демон-разрушитель, которого не удержит пентаграмма. И тот, кто призывает смерч, — чудовище, потому что он призывает то, с чем не сможет справиться.

Но смерч — это ветер, потерявший сознание и берега. А ведь ветер — это свежесть и желательность движения воздуха, перемен в атмосфере, обмена энергией и кислородом. Когда застойная жара становится до густоты невыносимой, люди начинают призывать ветер. Тот самый, который может обратиться смерчем и вырасти до урагана.

Политический смерч

Избиратели Зеленского и Слуги народа голосовали за свежий ветер. Теперь ветер пришел. Превратится ли он в смерч, ураган, катастрофу? Уверенно не скажет никто. Слишком много неизвестных факторов, которые невозможно учесть. Поэтому те, кто прогнозирует бедствия, правы ровно наполовину — бедствия, о которых они говорят, вероятны, но при этом вовсе не неизбежны. Такие прогнозы — это не пессимизм или пораженчество, это предупреждение об опасности, требование проявлять осторожность, уменьшить риск срыва в катастрофу.

Но предупреждение о риске — это не приказ останавливать движение. Майдан, превратившийся для Украины в социальную бурю, тоже был риском, но без него у нас ничего бы не получилось. Его успех обошелся дорого, очень дорого, и именно такова была цена его успеха.

Должен ли Слуга народа останавливать движение, которое им уже начато? Я отвечаю — нет. Стоит ли ему прислушиваться к предупреждениям об опасности? Я отвечаю — да. Потеря управляемости страной — это потеря всего. И меры предосторожности — это обязанность, а не опция, которой можно пренебречь. Люди звали ветер, а не бурю, потому что для Украины вариант «ей вечным холодом и льдом сковало кровь от страха жить и от предчувствия кончины» — не вариант. 

Ветер богов поднимает бурю, но он же раздувает паруса. И если у страны есть прямой запрос на перемены (а он есть) и есть возможность для таких перемен, этой возможностью надо воспользоваться.

И для этого — как ни жаль, — Слуге народа придется нарушать «правила игры».

Рывок за флажки

В 2016 году в колонке «Рефакторинг власти: косметическая чистка или новый проект?» я писал, что созданное в Украине «пространство власти» стало практически непригодным для реализации политических и государственных стратегий, что оно неспособно корректно принять и интерпретировать даже самый разумный и обоснованный управляющий сигнал, потому что в нем всегда найдется та или иная относительно дешевая возможность этот сигнал затормозить или извратить. (Взгляните, например, на НАПК — фантастический госорган, который со скрупулезностью аутиста выполняет все предписанные законом процедуры, добиваясь этим строго нулевого результата). 

С тех пор ситуация не улучшилась ни на йоту — скорее, ухудшилась. Все годы президентства Порошенко «пространство власти» снабжало себя правилами и регламентами, которые де факто работали на сохранение статус-кво и на предотвращение перемен. В итоге сложилась ситуация, в которой невозможно провести никакие существенные и действительно системные преобразования без нарушения действующих (и часто противоречащих друг другу) правил и регламентов. В том числе — нельзя корректно и полностью процедурно отменить эти самые ограничивающие движение правила и регламенты. По тем же регламентам для этого нужны годы, которых нет. Поэтому Слуга народа, если он действительно добивается реальных перемен, обязан — не вправе, не может, а именно обязан, — выходить за пределы процедур, из сферы действия классической «ньютоновской» политики в пространство релятивистских эффектов, которые возникают на «сверхсветовых» скоростях перемен.

Но поскольку демократия — это прежде всего процедура, речь неизбежно идет и об отступлении от демократии.

Об этом парадоксе когда-то сказал Михаил Саакашвили — для того, чтобы успешно провести, например, реформу децентрализации, нужно сконцентрировать на этом централизованные усилия государства, временно усилить авторитаризм. Впрочем, это просто парафраз одного из принципов Ли Кван Ю — и, по большому счету, давно уже общее место. Вы силовым рывком выводите ситуацию «за флажки» — а потом даете ей свободно развиваться.

Если, конечно, у вас хватает силы на первое и ума на второе. 

Прагматическая санкция

Нарративы «диктатура Зеленского» и «диктатура Слуги народа» — это как раз истории об отступлении от демократии как процедуры. Причем отступлении осознанном, можно даже сказать, инструментальном. Его пытаются оправдать ситуационно, политически, с точки зрения прагматики реформ — но это все слабо и неубедительно. На самом деле оправдать это невозможно, и именно здесь кроется главная и самая подлая ловушка, в которую непременно попадет новая власть.

Потому что Украина застряла в процедуре, которая является формально демократической (венецианские и прочие европейские комиссии это с готовностью подтвердят), но при этом столь же несомненно имитационной. Мы сидим по уши в формально демократических регламентах, не обеспеченных реально действующими демократическими институтами. Именно это раз за разом вгоняет страну в болото политического уныния. В такой ситуации безусловное следование демократическим процедурам гарантированно приводит лишь к одному результату: новому подтверждению того, что в рамках действующих процедур ничего по-настоящему изменить нельзя.

Отсюда напрямую вытекает необходимость для Зеленского и Слуги народа выйти за пределы этих процедур. Для этого нужны, во-первых, политическая воля, а во-вторых, готовность отвечать за все нарушения, которые неизбежно при этом будут допущены. Причем отвечать и в том случае, если затея громко провалится, и в том случае, если она закончится полным и безоговорочным успехом.

Именно в этом — в принятии на себя безусловной ответственности и за результат, и за примененные для его достижения средства,  — и заключается большая часть запланированного для Слуги народа успеха. Ответственность — это фундаментальное понятие либеральной демократии, и пытаться от нее уклониться — значит самим уничтожить все, что, возможно, удастся достигнуть.

Собственно, речь идет о так называемой «прагматической санкции» — волевом решении, которое приходится принимать, если нет возможности разрешить проблему процедурным путем. То есть, об «обратимом» нарушении закона, которое позволит затем вернуться в легальное состояние, но уже в совершенно новой ситуации. Инструментальность такого подхода основывается на понимании того, что либеральные принципы — это работающие социальные и государственные механизмы, а не формальное исполнение чиновниками имитационных, а потому бессодержательных ритуалов.

Важно, что даже при успехе начинания «прагматическая санкция» все равно является нарушением закона, за которое придется отвечать. Это та цена, которая станет для Зеленского и его команды платой за успех. За неудачу — тем более.

Очень надеюсь, что он осознает это, когда поднимает ветер, который может стать ураганом. Очень надеюсь, что он преодолеет соблазн остаться вне поля демократических процедур, когда это перестанет быть категорически необходимым.

Очень надеюсь, что у него, пусть даже через «прагматическую санкцию», получится именно либеральная реформа, а не очередная версия авторитаризма, заквашенная на некомпетентности, проваленных надеждах и страхе ответственности.

Работайте, господин президент. Поднимайте ветер. И очень внимательно слушайте предупреждения тех, кто лучше вас слышит приближение бури.

Колонка опубликована на LIGA.net

Десант Януковича, сто дней Зеленского и другие исторические перпендикуляры

Автор: | | , , ,
Оставить комментарий

Каждый раз, когда поминают про «100 дней президента», ничего не могу с собой поделать — вспоминаю про «100 дней Наполеона». Боже упаси, вне всякой связи с этой ролью актера Зеленского (ту комедию я никогда не видел и, надеюсь, никогда не увижу). «100 днями» называют период в истории Франции, который начался с возвращения Бонапарта из ссылки в марте 1815 года, и закончился его вторым отречением в июне того же года.

В истории наполеоновских «100 дней» есть восхитительный и очень характерный эпизод. После броска с Эльбы Наполеон с небольшим отрядом, сопровождавшим его, двинулся к Греноблю. На перехват ему были отправлены полк кавалерии и два пехотных полка с артиллерией — более чем достаточно, чтобы просто затоптать небольшой «почетный караул» внезапно обнаглевшего изгнанника. Наполеон отправил к командирам полков парламентеров, но тех не стали слушать. Тогда он сам направил коня к королевским войскам и крикнул: «Солдаты! Признайте своего императора! А если кто-то хочет меня убить, вот он я!». Командир полка приказал открыть огонь, однако вместо залпа строй рявкнул «да здравствует император!». Королевская карательная экспедиция в полном составе перешла на сторону узурпатора, Гренобль сдался без боя, а через две недели Бонапарт с триумфом вступил в Париж и за следующие 100 дней успел и стремительно возродить свою империю, и столь же стремительно привести ее к окончательному краху.

Как хотите, но упоминание о «100 днях» какого бы то ни было правителя заставляет меня проводить параллели, а когда параллели не проводятся (а они, заразы, не проводятся сплошь да рядом) — то и перпендикуляры.

И вот эти «перпендикуляры» частенько получаются в духе художественного творчества Зеленского — то есть, очень смешными. 

Представьте себе, например, триумфальное, подобное наполеоновскому, возвращение «легитимного» Януковича после его «изгнания» в Ростов. Сразу резервирую авторские права на идею этого скетча. Виктор Федорович в сопровождении верного Николая Яновича и десятка сохранивших им верность «беркутов» высаживается, скажем, на побережье под Мариуполем. Дальше просто повторяем «наполеоновский» сценарий, включая культовый выезд узурпатора к встречающим войскам. Естественно, с неожиданной (на самом деле нет) и совершенно уморительной концовкой. Отличный «перпендикуляр». Вообще, Янукович, как персонаж, неизменно перпендикулярный сам себе, служит неисчерпаемым источником вдохновения для сатириков. И если бы еще перпендикулярность его президентства не привела к оккупации Крыма, войне на Донбассе и гибели тысяч людей…

Празднование Дня Независимости в Киеве в этом году тоже получилось перпендикулярным самому себе, и на этот раз Наполеон был совершенно ни при чем.

фициальную часть я смотрел на Майдане — от восстановленного Дома Профсоюзов. То, что я сумел оттуда увидеть, услышать и додумать, мне в целом (и в некоторых частностях) скорее понравилось. Я текстовик, а Зеленский читал очень неплохие тексты. Тексты, которые целенаправленно выстраивают новое представление о том, каким может быть президент Украины. В нашем случае это президент-лирик. Не «отец народа», не «политическая элита», не «батька-хозяйственник», — а такой себе образ любителя классики и современности, Шевченко и Костенко, который вдруг решил поговорить об истории, судьбе и душе страны с такими же читателями. И поговорил. 

Но важной особенностью этого разговора было то, что читатель-то Зеленского видел, а он-то читателя — нет. Между ними была трансляция. У трансляции был выстроенный видеоряд, который иллюстрировал сказанное, подчеркивал важное и при необходимости отсекал лишнее. Медийщики (а Зеленский — медийщик) привыкли, что конечным результатом для них является то, что люди видят на экране, и то, как они увиденное на экране воспринимают. Именно поэтому таким проектам и нужны хороший режиссер, профессиональный сценарист, опытный оператор и еще куча других специалистов. Они создают картинку, в которой есть и крупный план, и смена ракурса, и динамичный монтаж, и прочие улучшения для легкости восприятия зрителями.

В реальности же, без трансляции и необходимых ей улучшений, происходящее выглядело очень уж издалека. 

Владимир и Елена Зеленские на Майдане на Дне Независимости

Официальная часть праздника ясно продемонстрировала, что показать себя президент может и умеет. Возможно, эта демонстрация даже не была лишней (хотя Зеленский уже имел случаи себя показать — и вполне этими случаями воспользовался). Но та же самая официальная часть совершенно не создала впечатления, что президент может и умеет контактировать с обществом без посредничества камеры и экрана. А без такого умения «президент-лирик» сам собой превращается в самозабвенного глухаря, токующего в пустоту объектива своей сценарной речевкой и не замечающего ничего вне фокуса камеры.

Посмотрите на позднего Порошенко, для которого именно такое состояние было единственно возможным. Образ он транслировал принципиально другой, но его неспособность услышать и увидеть происходящее вне его «зоны контроля» была ровно такая же. Эту неспособность удалось проломить только после катастрофического для него первого тура выборов — помните его истерическое и запоздалое «я вас услышал»? Только тогда он и понял, насколько стал «перпендикулярен» своим избирателям.

Зеленский вполне мог бы из опыта Петра Алексеевича вывести пару уроков на тему «как избежать банальных и предсказуемых ошибок своих предшественников», но пока не заметно, чтобы он этим опытом по-настоящему интересовался. На празднике он оказался оторван от страны примерно настолько же, насколько и Порошенко, который вообще не пришел на торжественные мероприятия (чем, кстати, наглядно показал, что так и не понял разницу между Украиной и тем, кто в данный момент олицетворяет в ней власть).

Зеленский вполне мог бы поправить неприятное впечатление «перпендикулярности», созданное авторами его шоу, если бы догадался выйти через час-другой на тот же Майдан и встретить колонны Марша Защитников. Выйти без сценария и режиссера. Выйти, чтобы просто проявить уважение к людям, которые это уважение безусловно заслужили. Выйти, даже прекрасно понимая, что он этим людям, по большому счету, не нужен — но чтобы показать, что они нужны ему. И стране. Потому что если президент олицетворяет власть в стране, надо постараться  олицетворять ее не только сквозь экран, Facebook и Youtube. Если претендуешь на «новый образ» президентства, дай себе труд отказаться от омерзительного номенклатурного чванства, которое сожрало твоего предшественника, не тони в том же болоте. Сделай хоть пару гребков к берегу.

Потому что «новому образу», как бы хорошо он ни был задуман, написан и сыгран, пока что остро не хватает бойцовских качеств, мужества и характера, открытости и прямоты взгляда. Ничего из этого вы, господин президент, не продемонстрировали. Даже простой способности выйти к ветеранам. Без наполеоновской исторической фразы, которая нафиг не нужна, когда перед тобой не враги, а защитники. Солдаты, которые и без напоминаний знают, какие тысячелетия смотрят на них, и сколько их товарищей в эти тысячелетия уже вросли навсегда.

Можно, конечно, и дальше упорно играть «лирика» — даже во время войны. Подбирать интонации. Зацикливать образной рифмой монологи. Уйти во все это и стать окончательно «перпендикулярным», как Янукович. Пусть даже в более «лиричном» амплуа.

Но это больше не студия, не съемки, ваш сюжет не прописан в сценарии, кровь, железо и похороны — настоящие.

Ломайте «четвертую стену», господин президент. Уже пора. Сто дней прошли.

Колонка опубликована на LIGA.net

Медведчук-медиа и право раковой опухоли на свободу самовыражения

Автор: | | , ,
Оставить комментарий
Им надо поговоить

Мосты (и телемосты тоже) строят для того, чтобы по ним ходить. Если телемост между NewsOne и телеканалом Россия все-таки построится, я понимаю (собственно, все понимают), что по нему пойдет из России. Все желающие могут эти медийные бронемарши наблюдать хоть каждый день. С той стороны все наглядно и предсказуемо.

А что пойдет из Украины? Вопросы о том, кто убил Решата Аметова, Владимира Рыбака, о том, кто отправил в Украину группу Стрелкова, о том, когда Россия деоккупирует Крым, признает ответственность за сбитый MH17, за разрушение Донбасса, за гибель десятков тысяч граждан Украины? О военнопленных моряках, о Балухе, о Сенцове?   

Но эти вопросы задаются без всяких телемостов, и Россия на них не просто отказывается отвечать — она в принципе отказывается их слышать. Это не к ней. Ее там нет. Она не сторона. Ни в чем. Вот только в телемосте.

Мосты строятся не для того, чтобы затруднить противнику продвижение. Наоборот, мосты — то, что ему помогает наступать. И строят переправы обычно к плацдарму, который уже захвачен.

Им надо поговоить

Когда России «надо поговорить», она всегда собирается говорить сама с собой. Потому что больше ей говорить не с кем. Некомфортно ей говорить с другими. Во всем мире только куски России, пересаженные в медиа-пространство других стран, могут с ней «поговорить» на устраивающем ее языке. Только эти куски могут искренне соглашаться с тезисом, что «весь мир завидует величию России» и  мечтает только о том, как бы ее уничтожить. Только эти подсадки могут «поговорить» о том, что «референдум в Крыму был проведен строго по закону». Только эти метастазы «русского мира» на голубом глазу — и совершенно искренне — способны считать и себя, и Россию здоровой тканью, а весь остальной мир — пораженной «бездуховностью» и «русофобией» опухолью.

Вот и в сюжете с телемостом Кремлю «нужно поговорить» не с Украиной, а со своим плацдармом в ней. В существование самостоятельной Украины (и вообще Украины как таковой) в Кремле просто не верят, о чем многократно и внятно заявляли. Поэтому им «нужно поговорить» с Медведчуком, с их здешней метастазой. С эмиссаром Кремля, который своего коллаборантства совершенно не скрывает и не стесняется. И перед выборами ему позарез нужна поддержка кремлевской пропаганды. Даже не для того, чтобы набрать процент — свой электоральный потолок он уже нащупал, — а чтобы окончательно расколоть украинский электорат. До крови. До силового противостояния. До горящих шин — сначала перед телестудиями, а потом еще много где.

И ведь расколет, раз уж ему власть по факту не противодействует. Медведчук скупает телеканалы? Государство молчит. Медведчук не скрывает, что работает в интересах Кремля?  Государство ничего не имеет против. Медведчук летает в Москву? Государство возбуждает дело не против него, а против програнслужбы.  

А раковая опухоль «русского мира» в это время расползается все шире. В информационной войне Украина откровенно проигрывает, беспомощно сдает кремлевским метастазам собственное медиа-пространство. Никаких чрезвычайных или решительных мер. Ни терапии, ни хирургии, как будто рак может вдруг сам как-нибудь рассосаться. Никакого понимания, что вместе с национальными медиа Кремль поглощает и государственную независимость. Что его «гибридная победа» — это наше совершенно негибридное поражение. Что не может быть никакой свободы слова для раковой опухоли, которая убивает страну.

Я понимаю (догадываюсь), почему этот рак не хотел (или не мог) лечить Порошенко.

Я понимаю (догадываюсь), почему этот рак не может (или не хочет?) лечить Зеленский.

Но я совершенно не понимаю, сколько нам еще стоять против кремлевской и прокремлевской сволочи без всякого ощутимого участия и закона, и других ветвей власти, которые демонстрируют или очевидную беспомощность, или откровенный саботаж. Если закон Украины вот так откровенно против нас и за Медведчука, может, лучше прямо сказать, чтобы мы тут не выделывались со всякими глупыми и несбыточными идеями — с этими «независимость», «достоинство», «отстоять страну», «противостоять агрессии», «европейский вектор» и с прочей либеральной русофобской ересью?

Скажите прямо, не стесняйтесь. Нам не привыкать.

Мы просто перестанем тратить время на попытки вас разбудить и снова будем спасать страну сами, в том числе от вашей беспомощности. Потому что рак сам себя не лечит.

[ Колонка вышла на LIGA.net ]

Я обвиняю. Донбасс и Крым в слепом пятне

Автор: | | ,
Оставить комментарий
Светлодарская дуга

В расположении одного из батальонов 30-й отдельной мехбгригады ВСУ мы встретились с французским кинодокументалистом по имени Луп Бюро. Если бы я следил за событиями, связанными с турецким и сирийским Курдистаном, это имя сказало бы мне много, но я оказался невежественен, а потому глух.

В 2017 году Луп получил в Турции 30 лет тюрьмы якобы за «содействие террористам» — он работал над документальным фильмом об участии курдских вооруженных формирований в сирийской войне. Из 30 лет приговора он отбыл чуть меньше двух месяцев — на Эрдогана по поводу Лупа решительно надавил Макрон (Эрдоган не поддался), в тему освобождения Лупа жестко вписались «Репортеры без границ» (Эрдоган не поддался), международное юридическое сообщество подало несколько аппеляций на приговор (турецкий суд отклонил их все, одну за другой), после чего так и не поддавшийся ни на чье давление Эрдоган внезапно Лупа помиловал и приказал выпустить.

Теперь, полтора года спустя, Луп снимает документальный фильм о ребятах, которые держат линию против сепаров на Светлодарской дуге. Мир маленький, для Лупа Бюро любая война — рядом.

Сто лет назад, в марте 1919 года, в его родной Франции вышел на экраны фильм Абеля Ганса «Я обвиняю» («J’accuse») — накаленный до истерики и перегруженный пафосом контрольный выстрел в затылок только что закончившейся мировой войне. Франция в войне победила, но Ганс снял фильм не о победе, а о том, как много мир из-за войны потерял.

Ни зрители, ни критки не хотели, не желали, чтобы им сыпали порох на эту рану. Против фильма протестовали, обвиняли его создателя в «пораженчестве», предрекали провал. Но созданные Гансом образы буквально цеплялись за подсознание, врастали в него, превращали такую недавнюю и такую реальную войну в жуткий миф, от которого невозможно было абстрагироваться. Эпизод с «маршем мертвецов» вошел не только в учебники кино, но и в массовое сознание, стал частью французского национального менталитета.  

Сто лет спустя француз Луп Бюро приехал на Светлодарскую дугу снимать фильм о нашей войне — потому что для него она так же реальна, как и любая другая.  

В то же самое время, в июне 2019 года, в сознании подавляющего большинства граждан Украины этой войны нет. Просто нет. Если она и была когда-то центром притяжения, если раньше ее видели, а за событиями на Донбассе пристально следили, то сейчас эта тема из общественного поля зрения ушла.

Это видно по тому, как месяц за месяцем падает посещаемость хроники событий на фронте. Вы больше не считаете эту тему важной. Вы привыкли к войне, она перестала быть для вас информационным поводом, стала рутиной и обыденностью, естественным фоном для других событий, куда более мелких и переходящих, но заслуживающих внимания. А войну вы сдвинули в «слепое пятно». 

Из этого «слепого пятна» приходят сообщения об обстрелах, о нарушении режима прекращения огня, о погибших и раненых. Похороны бойцов, которые отдали за Украину жизнь, перестали восприниматься обществом с перебоем сердца. Монотонность явления убивает понимание его масштаба и значимости. Даже наглядность не спасает: иконостас памяти уже закрыл почти все место на ограде Михайловского собора и продолжает расширяться, но «слепое пятно» растет вместе с ним, и даже быстрее.

Я это остро почувствовал, когда в центре Киева, рядом с ТРК «Арена» взорвали автомобиль Тимура Махаури. На проезжей части стоял развороченный взрывом остов машины, пятна крови на асфальте, работали медики, спасатели и следователи, а в заведениях «Арены» танцевали люди и играл шансон. Чья-то смерть не воспринималась как повод для беспокойства, даже если она случилась совсем рядом. Что уж говорить о смертях, которые происходят где-то за горизонтом?

Это равнодушие остро чувствуешь, когда возвращаешься из Донбасса на «материк». Мир здесь другой. Нет, не так — здесь просто мир. Здесь войны нет. Вообще. Нечего выигрывать и проигрывать. Не о чем говорить. Нет темы. Проехали и забыли.

Вся риторика пропутинской сволочи про «прекратить воевать» фундаментально основана именно на вот этом тотальном обезболивании темы, чудовищном социальном новокаине, которым Украина накачана по самый купол Верховной Рады. И этот «новокаин» вкачивается в общество не только целенаправленными усилиями вражеских и коллаборантских медиа, как фактор гибридной войны, но и как прямое следствие некомпетентности власти самой Украины. Власть не любит, чтобы избиратель видел и понимал ее недееспособность. Поэтому власть убирает свидетельства своей недееспособности в «слепое пятно». Фактически — действует в рамках стратегии, которую осуществляет враг. Послушно идет у него на поводу. 

Из бесед с воюющими на Светлодарской дуге понятно, почему даже армия во время президентских выборов не стала опорой для Порошенко. Затяжная позиционная война — не повод отдавать противнику инициативу, а Порошенко, с точки зрения профессиональных военных, сделал именно это. Удержать фронт — это, конечно, достижение. Но даже обороняться можно, сохраняя свободу рук и маневра — и россияне именно такой свободой и пользуются. Обстрелы, диверсии, разведка, навязывание своей повестки. А ВСУ большей частью только отвечает, потому что все прочее требует от киевского командования проявления инициативы, а ее нет. А та, что есть, направлена на замораживание ситуации. Новокаин.

В политике привыкли говорить об «отсутствии политической воли» для принятия серьезных решений. В военной сфере ситуация точно такая же. Поэтому армию Порошенко тоже проиграл. Если военные за него и голосовали, то не как за эффективного главнокомандующего, а как за меньшее зло. Заведомо некомпетентный в военной сфере Зеленский представлялся злом более серьезным. Но голосование за него хотя бы давало надежду, — вдруг что-то принципиально изменится в штабах? А с командованием Порошенко таких надежд не связвали даже его сторонники.

И это даже при том, что при Порошенко действительно много было сделано для армии. Проблема снабжения частей на передовой продовольствием и обмундированием практически решена. Нового оружия по-прежнему мало, но старого пока хватает. Но этого так или иначе недостаточно. Ключевые инфрастуктурные вопросы так и остаются подвешенными. Катастрофически плохо реализован подход к связи, а ведь именно надежная связь — основа управления армией. Но безопасной коммуникации у ряда частей фактически нет. Интернет в расположениях  обеспечивают местные частные провайдеры, и это само по себе вызывает оторопь. Никакой трафик, связанный с военной сферой, даже надежно зашифрованный, не должен быть доступен вне защищенных сетей. Тем более он не должен зависеть от того, что какой-то частник решит провести у себя плановый ремот оборудования, пусть даже он «извиняется за причиненные неудобства».

Эфирные каналы на Светлодарской дуге практически полностью контролируют россияне. Украинское телевидение ловится там так слабо, что ребята смотрят его через интернет, когда он есть. Зато российских каналов полно. То же самое — захват инициативы, навязывание своей повестки. Почему этого не делаем мы? Не можем? Не хотим? Мне рассказали, что когда при продвижении в Марьинке ВСУ взяли под контроль телевизионный ретранслятор и ребята предложили его взорвать, командование повреждение собственности запретило. И это при том, что через вышку по-прежнему транслируются фактически только российские каналы. Судя по тому, что дальше в разговоре прозвучало, выводы сделаны — в следующий раз такие вопросы «наверх» отправлять уже не будут, примут решение на месте. Потому что на Донбассе все-таки болит, а на «материке» все напрочь обезболено.

Капеллан Сергей Дмитриев, с которым мы ехали в бригаду имени Константина Острозского и который вел для военослужащих службы на праздник Святой Троицы, в проповеди говорил, что усталость от войны есть у всех, но этой усталости нельзя поддаваться, потому что это равносильно признанию поражения.

Он говорил, а я думал о стране, которая этой усталости уже поддалась. Ребята на передовой стояли, стоят и будут стоять, а Украина за их спиной тонет в «слепом пятне», погружается в нежелание видеть происходящее, стремится отвернуться от реальности, в которой по-прежнему идет война. Уходит в наркоз, чтобы не видеть тех, кто ее защищает. Новокаин. Таблетки от российских танков.

Уже в Киеве отец Сергей сказал мне, что борется с желанием уехать на фронт и больше на «материк» не возвращаться. Он чувствует, что настоящая жизнь — там, на Светлодарской дуге. А здесь — забытье. Наркоз.

Капеллан никого не обвиняет. Я — обвиняю. Себя, вас, власть — уже ушедшую и только что избранную. Обвиняю в том, что мы всеми силами хотим остаться слепыми и глухими. Что мы смирились с потерей Крыма и обстрелами на Востоке. Что мы поддаемся очарованию выученной беспомощности («а что мы можем сделать? мы ведь ничего не можем») и тем самым предаем ребят, которые стоят на Донбассе. Предаем тонкую линию, которая отделяет нас от «русского мира».

А в это время Луп Бюро, француз, которому не все равно, снимает документальный фильм о нашей войне. Той самой войне, которую украинский обыватель так жаждет забыть, и уже хотя бы поэтому работа Лупа ему безразлична. Частью национального металитета Украины становится не реальность и даже не миф войны, а вычеркивание ее из реальности.

Это так предсказуемо и понятно, что глупо обывателя в этом обвинять.

Но я — обвиняю.

Светлодарская дуга

[ Колонка опубликована на LIGA.net ]

Все пропало — мы победили. Почему «партия власти» — это почти приговор

Автор: | | ,
Оставить комментарий

Украинская политика местами напоминает легендарную игру в мяч у индейских цивилизаций Центральной Америки. Майя (и некоторые другие народы) придавали этой игре глубокий ритуальный смысл. Капитан победившей команды становился значимой фигурой не только в глазах публики, но и в глазах духов, повелевающих стихиями и народным хозяйством, а потому после победы его полагалось принести в жертву. К чемпионскому титулу прилагалось вскрытие грудной клетки ритуальным каменным ножом и несравненное право умереть на жреческом алтаре.

Правда, некоторые исследователи считают, что жестокость тогдашних спортивных обычаев сильно преувеличена не в меру бурным воображением европейцев. Но другие, напротив, допускают, что в жертву приносился не только капитан, но и вся победившая команда. Что, в общем, логично — духи же не дураки, они же понимают, что без команды ни один капитан победить бы не сумел. 

Но пока историки спорят, что было, а чего не было, украинцы привычно (и даже с некоторой скукой) наблюдают, как от политических сил, победивших на выборах несколько лет назад, к началу нового избирательного цикла остаются какие-то жалкие огрызки былого великолепия. В отличие от историков, мы можем непосредственно созерцать все сопутствующие этому ритуалы, даже участовать в них.

Причем как-то даже не особо понятно, — кто, кому и зачем принес этих победителей в жертву, и произошла ли от этого жертвоприношения польза для стихий и народного хозяйства. Но факт есть факт: былые триумфаторы у нас неизменно и неумолимо превращаются в политический вторичный продукт. 

Возьмем нынешнюю уходящую натуру, победителей парламентских выборов 2014 года.

Триумф Народного Фронта позволил ему создать и возглавить в Верховной Раде коалицию большинства и получить ключевые министерские посты — включая премьерский. Но триумф начал истончаться и исчезать практически сразу, а уже к началу 2016 года тот же НФ, растерявший былую респектабельность и растративший кредит доверия в ноль (если не в минус), был не в состоянии защитить «своего» премьера от ритуального принесения его в жертву. К выборам 2019 года партия была уже эффективно мертва (при этом, что занимательно, формально оставаясь правящей).

Блок Петра Порошенко на выборах 2014 года пришел вторым, стал сооснователем парламентской коалиции, что давало ему безусловную возможность — с опорой на действующего президента! — добиваться решительных побед (включая не только сферу народного хозяйства, но и, возможно, даже стихии). Рапорты о победах действительно не заставили себя ждать, но почему-то не смогли остановить примерно такое же, как и у Народного Фронта, разложение репутации триумфаторов. В БПП до последнего отказывались в это разложение верить (по рапортам-то все было в шоколаде), пока в 2019 году фантастически очевидное поражение ПП на президентских фактически оставило Б настолько без внятных перспектив на парламентских, что его пришлось срочно перелицовывать в Европейскую Солидарность.

Результаты Самопомощи на выборах 2014 года тоже можно считать крупным успехом, а ее наблюдаемое через пять лет состояние — не менее глубоким провалом.

Из «старых» политических проектов такой провал (пока) не испытали только Батькивщина и Оппоблок.

Оппоблок как аватар покойной Партии регионов громко закопал свою политическую перспективу во время Майдана — во многом из-за клинического идиотизма своего руководства. Верность идеям идиотизма остается одним из важнейших принципов этой фракции, потому что дает ей ту надежную поддержку избирателя, которая у нее сейчас есть — и весьма немаленькая по нашим временам. Но даже будь эта поддержка больше, Оппоблок все равно решительно настроен оставаться в парламенте на дальних скамьях. Партия, к названию которой «оппозиционность» пришита суровым советским стежком, может снова стать правящей только вопреки собственному позиционированию. Какая может быть в правящей коалиции «оппозиционная платформа»? Не смешно же. Если бы Бойко и его номенклатурная взвесь действительно планировали полным членом войти в будущую коалицию, они бы уже сейчас озаботились принципиальным переименованием своей политической силы — и не в туповатое «За життя», а во что-нибудь решительно более респектабельное. Таких попыток, однако, пока нет.

У Батькивщины история другая — здесь идиотизмом не пахнет категорически, здесь все делается очень и очень по уму. На президентских Тимошенко в очередной раз показала себя бойцом высокого класса, техничным и упорным. А то, что взятый ею на вооружение тип популизма в итоге не сработал, легко объяснить тем, что популизм Зеленского оказался качественно иным —  значительно более адаптированным к быстро развивающейся медийной среде и, что особенно важно, ориентированным на молодежь. Тимошенко тоже пыталась привлечь молодого избирателя, но отточенные ею приемы срабатывают только на пост-советском менаталитете, а не на молодежном модерне.

Так или иначе, одним из важных факторов удержания Батькивщиной былых популярности и реноме было четко осознанное и тщательно спланированное пребывание в парламентской оппозиции.

Умный политик ясно понимает, что именно в оппозиции он, во-первых, способен контролировать политические расклады в парламенте — особенно если «коалиция большинства» на практике не способна принимать вообще никакие законодательные решения без привлечения голосов одной или нескольких оппозиционных фракций. В такой ситуации Тимошенко с ее формально небольшой партийной группой была одним из важнейших игроков в Верховной Раде, имела практическую возможность заблокировать почти любое голосование  и активно пользовалась в своих политических интересах этой «золотой акцией».

При этом было еще и «во-вторых» — не менее важное. Как бы ни была влиятельна оппозиция, ответственность за принятие законодательных решений все равно остается на коалиции большинства. На коалиции, из которой Батькивщина вышла, как только стало ясно, что дальнейшее пребывание в ней приведет всех ее участников к глубокому стратегическому проигрышу — причем во многом из-за постоянного пренебрежения ответственностью.

Именно эта ответственность репутационно «взрывается» каждый раз, когда Верховная Рада оказывается не в состоянии принять какое-то важное для общества решение — или принимает его с очевидными и отвратительными ухищрениями, попутно испортив конъюнктурными поправками и вызвав очередной скандал. Именно эта ответственность делает для участников коалиции законодательную работу настоящим «минным полем», по которому нужно ходить исключительно осторожно, предельно аккуратно и максимально продуманно.

Ни у Народного Фронта, ни у БПП, как показали итоги уходящей каденции, понимания этой опасности (и, возможно, вообще понимания ответственности) не было. Отдельные исключения не в счет (и эти исключения уже сейчас переходят в другие политические проекты). Именно из-за непонимания природы этой ответственности многочисленные и частые «подрывы» фракций коалиции и привели их к нынешнему унылому состоянию. 

Но что будет, когда после парламентских выборов в Верховной Раде сформируется новая коалиция — по всей видимости, из новых фракций? 

С огромной вероятностью мы увидим повторение той же самой картины. В отличие от спинномозгового Оппоблока, рациональная и прагматичная Батькивщина с готовностью впишется в коалицию. Особенно если коалиция сможет оказаться достаточно сильной и эффективной даже без «команды Ти». В этом случае Юлии Владимировне гораздо выгоднее будет держаться с большинством — пусть даже с «особым мнением» по ряду принципиальных для нее (точнее, для ее традиционного избирателя) вопросов.

Если же (или когда) коалиция покажет себя слабой и неэффективной, Батькивщина с привычной готовностью предоставит «фракциям большинства» полную свободу нести ответственность за провалы и бегать по парламентскому «минному полю» — но уже без нее.

В отличие от политически зеленых (извините, Владимир Александрович) и неисправимо архаичных (тут список из множества фамилий) политиков, Тимошенко достаточно умна, чтобы понимать: победа на выборах — это вовсе не сорванный банк. Это лишь возможность попасть на удобное место за игровым столом. А какие карты к тебе придут и сумеешь ли ты с этими картами добиться настоящего выигрыша — это совсем другой вопрос.

Петр Алексеевич вот не сумел. Да и до него тоже хватало игроков, которые в эйфории от «мы победили» оказывались не способны понять, что для них, в сущности, одновременно с этой победой — все пропало.

Что турнир закончен, победитель объявлен, перед ним лестница ввысь — до самой площадки, на которой команду победителей и ее капитана ждут алтарь и улыбчивый жрец с каменным ножом.

Саакашвили и Зеленский: за, против, вместе, порознь и все сразу

Автор: | | ,
Оставить комментарий

Нет, Михаил Саакашвили не средоточие реформаторских надежд — это уже проверено практикой. То, что ему удалось в Грузии, ему совершенно не удалось в Украине.

И дело вовсе не в том, что в Грузии он был президентом, а здесь — «всего-навсего» губернатором. Он знал, куда и на какие полномочия он соглашался, а значит, как-то соразмерял свои возможности с полученными ресурсами. Проблема была не в этом. Проблема — в значительной степени — была в том, что ему не удалось трезво оценить то, что ему действительно было доступно в реальных условиях нашего политикума. И это была именно его ошибка (которую он, отдадим ему должное, не стеснялся затем публично признавать). Проблема была не в «вероломстве» Порошенко, который публично пообещал ему поддержку, а потом разобещал ее обратно, а в том, что Саакашвили слишком многое на эту иллюзорную поддержку поставил — и ставка ушла вместе с отозванными гарантиями Банковой. И этот тяжелый проигрыш из резюме уже не вычеркнуть. Доверчивость в политике — не оправдание проигрыша, а его прямая предпосылка.

С другой стороны, Саакашвили в этом смысле оказался в одной лодке с теми, кто голосовал за Порошенко в 2014 году и, судя по результатам недавних выборов, к 2019 году остался крайне недоволен своим тогдашним решением. Многие избиратели к концу каденции пятого президента почувствовали ровно то же самое, что почувствовал Саакашвили, когда Банковая стала открыто отдавать предпочтение не ему, а Труханову и Насирову. 

Поэтому возвращение гражданства Саакашвили вполне соответствует настроениям электората — и Владимир Зеленский, несомненно, этим решением свое реноме у этой части избирателей укрепит. 

Фото: Марина Шашкова

Но будет ли Саакашвили играть «на стороне» Зеленского? Предыдущий опыт показывает, что такая постановка вопроса в корне неверна — Саакашвили играет только и исключительно на «своей» стороне. Он сам по себе политическая единица, с которой можно не считаться, но которую довольно трудно игнорировать. Он будет одновременно и за, и против — в зависимости от ситуации, которая меняется постоянно. Он снова будет носиться по политической шахматной доске, как неуправляемый лишний ферзь цвета клубничного мороженого, непредсказуемо снося по дороге и белые, и черные фигуры.

Это будет выглядеть зрелищно и ужасно. Об этом снимут кино.

Можно ли будет направить эту дикую политическую энергию на конструктив? Специфика Михаила Саакашвили — расчистка завалов (а заодно и того, что он сам считает завалами), поиск и создание все новых и новых возможностей, степеней свободы, направлений, реализовать и закрепить которые в реалиях Украины у него самого способностей пока не обнаружилось. А у кого обнаружилось? Практика показывает, что пока ни у кого. Возможно, потому что большая часть этих возможностей обществом просто не осознаны и не востребованы (и, возможно, не будут востребованы в обозримом будущем). А возможно, потому что у общества пока нет адекватных инструментов для того, чтобы эти возможности, даже если они осознаны, реализовать. 

Энергию Саакашвили можно использовать, только если к этому водопаду политического креатива будет пристроен рационально спроектированный механизм для ее утилизации. Этакий департамент по переработке яркой популистской риторики в прозаические кирпичи и сосиски. Ладно, не всей энергии, хотя бы части. Чтобы не захлестывало.

Беда в том, что представить себе такой практически реализованный механизм в нынешних условиях я, если честно, не могу. Воображения не хватает.

Но если эту энергию не удастся направить на конструктив, то на что же она тогда пойдет? 

С учетом фактически начавшихся парламентских выборов, которые тоже не обещают нам каких-то прорывов в сторону конструктива, варианты ответа на этот вопрос выглядят как-то не особенно оптимистично. Конечно, мы никогда не знаем точно своего будущего. Но с возвращением Саакашвили эта неопределенность становится всеобъемлющей.

Впрочем, избрание Зеленского само по себе было leap of faith, «прыжком веры». Шагом в неизвестность, в которой на появление опоры под ногами можно надеяться, но нельзя рассчитывать. 

Возвращение Саакашвили в активную украинскую политику это ощущение только подчеркивает.

[ Колонка опубликована на LIGA.net ]