«Правильный» референдум: где Крым, а где Восточный Тимор

Я никогда не был в Восточном Тиморе, но при этом Восточный Тимор мне уже порядком надоел.

Хорошо, не сам Восточный Тимор, а его референдум о независимости, который мне раз за разом приводят как пример «правильного референдума». Мол, если провести такой же (в кавычках) «правильный» референдум в Крыму, то можно исправить известное международное неудовольствие от (без кавычек) неправильного «крымского референдума» 2014 года.

Идея о повторном «правильном» референдуме по Крыму неоднократно выскакивала у множества российских оппозиционных деятелей — от целого Навального и почти до мышей. Если не ошибаюсь, крайним в этой очереди сейчас стоит новый лидер российской партии «Яблоко» Николай Рыбаков. Но если он уже не крайний (ибо много их, упавших в эту бездну), скажите нынешнему крайнему, чтобы за ним больше не занимали.

Сейчас объясню, почему.

Главная проблема идеи «второго референдума» в том, что, как я уже писал ранее, не существует юрисдикции, в которой он может быть проведен.

Может ли он быть проведен в российской юрисдикции? С какой стати, если во всем цивилизованном мире признается, что на Крым безусловно распространяется суверенитет Украины, и Украина от своего суверенитета над Крымом отказываться не собирается. О том, что законодательство России не допускает проведения референдумов на тему отчуждения от нее любых территорий (тем более таких, которые России не принадлежат), после этого можно и не упоминать. Украина и без того подобный сценарий «урегулирования» заведомо не примет.

Ладно. Может ли такой референдум состояться в украинской юрисдикции? Может, но проведение любого референдума в Крыму под юрисдикцией Украины возможно, что очевидно, только после полной деоккупации Россией полуострова и восстановления на его территория действия законов Украины. Есть основания полагать, что такой сценарий не будет считать «урегулированием» уже Россия.

На этом мечты сторонников «правильного» референдума для Крыма можно было бы и закрыть, как обанкротившийся ресторан, если бы не кейс того самого Восточного Тимора. Именно о нем в пиковый момент дискуссии сторонники и вспоминают.

В Восточном Тиморе, джентльмены, действительно был проведен в 1999 году референдум о независимости этой территории, причем проведен под специально созданной для этого международной юрисдикцией под эгидой ООН. Единственный в своем роде успешный кейс. Создание такой юрисдикции понадобилось потому, что другой законной и международно признанной юрисдикции для Восточного Тимора в тот момент просто не существовало.

С 1702 года Восточный Тимор был колонией Португалии, но Португалия оттуда ушла по своей воле в 1974 году. На освободившееся место тут же пришли оккупационные силы Индонезии, пламенный борец с европейским колониализмом генерал Сухарто и его «новый порядок». Восточный Тимор был формально аннексирован (причем эту аннексию не признали большинство членов ООН) и удерживался в орбите влияния Индонезии нешуточным террором, искусственным голодом и массовыми репрессиями до тех пор, пока «новый порядок» Сухарто в 1998 году не обанкротился окончательно и фактически не отказался от продления своей юрисдикции над Восточным Тимором — на ее продление у страны просто не стало средств.

Для Восточного Тимора открылось окно возможностей, которым национальное движение за независимость вполне сумело воспользоваться. За время оккупации индонезийские войска и спецслужбы сократили население Восточного Тимора, по разным подсчетам, не то на четверть, не то наполовину. Поэтому нет ничего удивительного в том, что на организованном под эгидой (и давлением) ООН референдуме 1999 года большинство голосов было отдано за полную независимость Восточного Тимора. Которая и была провозглашена по окончании переходного периода в 2002 году.

В этой истории, конечно, можно усмотреть некоторые параллели с оккупацией Крыма. Если кому-то из россиян нравится проводить параллели между режимом Сухарто и режимом Путина, флаг им в руки — им видней. Но в контексте «окна возможностей» для проведения референдума о государственной принадлежности территории Восточного Тимора принципиальным стал именно «вакуум» суверенитета, который пришлось заполнять временной юрисдикцией ООН. Чужая юрисдикция над Восточным Тимором кончилась по внешним причинам, а своя еще не была им сформирована.

В Крыму такого «вакуума» не было ни одной секунды. Украина никогда не отказывалась от суверенитета над Крымом, как Португалия над Тимором, не отзывала свою юрисдикцию и не допускала введение какой бы то ни было иной, как Индонезия. Это признано на уровне ООН и подтверждено международным консенсусом. Оккупация полуострова Россией и его аннексия были осуществлены в нарушение безусловно действовавших в тот момент международных соглашений, и это также подтверждено международным консенсусом.

Поэтому, с точки зрения международного права, оснований для введения какой бы то ни было «международной юрисдикции» для проведения в Крыму «правильного референдума» по образцу Восточного Тимора просто не существует.

Поэтому мечтательным российским оппозиционерам, которым чешется «вернуть Крым» как-то по-особенному правильно, я могу посоветовать только одно: учите право, историю и матчасть.

Даже безнадежным мечтателям это иногда помогает.

[ Колонка опубликована на Крым.Реалии ]

Право на рабство

В ноябре 2016 года я приехал в нашу опустевшую севастопольскую квартиру, чтобы похоронить маму. Потом вернулся туда еще раз, через три месяца, для соблюдения последних печальных формальностей.

С тех пор оккупированный Крым как-то обходился без меня. Со старыми знакомыми, оставшимися на полуострове, я общался через интернет, иногда звонил на стационарные и мобильные телефоны, но по скайпу. Обычным звонком туда было не достучаться — смена национальных кодов для крымских номеров на российские корректно обрабатывалась при вызове только российскими АТС. А для скайпа нашлась хитрость — набираешь в нем вместо российского национального кода украинский, потом номер абонента — и говори. Слава Украине.

И с тех самых пор, с тяжелой для меня осени шестнадцатого года, я все перекатываю по извилинам два наблюдения, две темы, раз за разом всплывавшие в разговорах с теми севастопольцами, которые аннексию с готовностью признали и приход России на полуостров искренне приветствовали. Обе эти темы вызывали у них один и тот же когнитивный диссонанс, для пророссийского мировосприятия почти неразрешимый.

Первая тема обычно начиналась со вступления «как же так». «Как же так», — говорили они, — «мы же вывели Севастополь из Украины, чтобы избавиться от бесстыжего ворья, которое Киев нам насовал в городскую власть. Почему же наша любимая Россия оставила большинство воров на прежних должностях?»

Советский человек (а обобщенный севастополец, как показала недавняя история, остается одним из самых точных воплощений человека советского) свои отношения с властью строит через упование. Он на власть надеется и уповает, но самого себя с властью не ассоциирует. Для него власть одновременно находится недосягаемо выше его реальности, но при этом (почему-то) его реальности много чего должна. Например, защиту от «нападений бандеровских бронепоездов» должна обеспечить, и оборону от наколотых либеральными идеологическими наркотиками апельсинов. Или вот материальное благополучие обязана выписать, особенно пенсии. Или честных чиновников насовать повсюду вместо прежнего бесстыжего ворья.

Но если от воображаемых бандеровцев Путин севастопольцев еще в состоянии оказался защитить, то от реальной местной казнокрадии — увы. Тут упования на власть внезапно оказались тщетны.

«Но почему?» — говорили и говорят мои знакомые севастопольцы. — «Почему за несколько лет нельзя убрать прежних украинских, по уши замазавшихся в коррупции, и прислать новых, чистых, российских, проверенных?» — «Погодите, это же большей частью местные деятели, вы сами за них на выборах голосовали», — говорил я. — «Ты что, тупой,» — отвечали мне без вопросительного знака. — «Кого сверху назначили, за тех и голосовали, у нас как везде. По другому нигде и не бывает, вся эта демократия для того и устроена, чтобы власть правильных людей на места назначала».

У меня-то как раз бывало и «по другому», но у меня и реальность была какая-то другая. Не крымская. Не севастопольская.

И примерно на этом этапе общения вполне логично возникала вторая тема. Она обычно содержала рефрен «а что мы можем», хотя и не в первых строках. Первые строки были прямым продолжением предыдущей темы.

«Но некоторых же все-таки присылали сюда прямо из Кремля», — говорил я. — «Губернаторов вам в Севастополь назначали, еще много кого. Все, как вы и хотели. Не понравилось?» — «Так нам не тех присылали! Нам честных было нужно, компетентных! И чтобы любили Севастополь! Не таких, как раньше ставили из Киева! Правильных!» — «Ну и?..» — «Ну так а что мы можем… Кого прислали, того и прислали…»

Идея «Россия придет — порядок наведет» была одним из столпов севастопольского обывательского менталитета. Но Россия пришла, не наведя при этом ожидавшегося порядка. И мало того, что по всему Крыму она оставила сидеть в креслах предыдущих циничных рвачей, так вдобавок прислала еще и своих, куда более наглых. Вместо страстно ожидаемых севастопольским обывателем добрых и умелых путинских сподвижников.

Такой поворот не вписывался в сложившийся у обывателя миропорядок, рвал шаблоны. Россия оказалась как будто не совсем такой прекрасной, как мечталось в 2014 году. Жизненная практика трагически разошлась с привычными пропагандистскими клише. А ведь не должна была? Правда? Не должна была ведь?

И на фоне этого совершенно когнитивного диссонанса всплывало то самое привычное «ну так а что мы можем». Яркий симптом выученной беспомощности, привычной и неодолимой. Четко показывающий, что никакого «мы вывели Севастополь из Украины» не было, а было «нас вывели из Украины». И, чтобы не сомневаться в этом выводе, с такой естественной для севастопольского уха пассивной зависимостью от чужих решений: «нам прислали», «нам навязали», «спустили сверху», «пусть нам дадут» и так далее.

Симптомы гражданского инфантилизма, мечты о политическом папочке, который всем послушным сделает хорошо, а всех непослушных показательно выпорет. Сон о добром номенклатурном барине. Совок души.

Человек, конечно, имеет полное право оставаться в зависимости. От государства, от идеологии, от хозяина, от чужого мнения. Этого ему никто не может запретить, раз уж ему так комфортнее.

В Украине таких тоже полно, недостатка не чувствуется. Но в Украине, уж так сложилось, стыдно быть чьим-то добровольным рабом. Не запрещено, но так же позорно, как из чистой трусости сдаться в плен.

А мой родной Севастополь — сдался. Без обороны. Потому что, во-первых, давно хотелось, а во-вторых, «ну а что мы могли поделать».

И, я думаю, не в последний раз. В недавнем телефонном разговоре: «Когда ты в следующий раз приедешь?» — «После деоккупации.» — «После чего?!.»

После деоккупации. Учите новое слово, земляки. Пригодится.

[ Колонка опубликована на Крым.Реалии ]