Между мордобоем и челобитной, или Пельмени варит не кастрюля

Каждый раз, когда кто-то пишет или говорит «ну как же мы реформируем страну/победим коррупцию/остановим российское вторжение без правильного президента», мне хочется ответить — а как же вы пельмени варите без «правильного президента»? Сами, что ли?

Президент, как и любой чиновник, — это просто инструмент общества для решения задач, которые перед обществом стоят и обществом же решаются. И как инструмент он, во-первых, легко заменяемый, а во-вторых, стремительно приходящий в негодность, и потому опять же требующий регулярной замены. Но действовать этим инструментом так или иначе все равно должно общество.

Пельмени варит не кастрюля, а мы сами. Кастрюля для этого, конечно, нужна, но если в хозяйстве нет идеальной скороварки, сойдет и порепаная чугуняка, лишь бы не протекала. Протекла — на свалку ее, берем другую и варим.

Само собой, кастрюле обидно отправляться на свалку, а президенту обидно оказаться непригодным к тому судьбоносному, извините, делу, за которое он взялся. По человечески это понятно. Но обида обидой, а задачи-то решать надо. Обижайся сколько влезет, но давать результат кто будет-то? Кстати, покажешь результат — и ты уже не совсем бесполезный, тебя можно дальше как минимум терпеть, даже с твоими обидами.

Но это все в демократических странах, а не в заболоченном чрезмерным чинопочитанием вождистском пост-совке. У нас пока, при всех наших амбициях и вольностях, тема «правильного вождя» застряла накрепко, и откровенно протекающие политики этим привычно пользуются. Совок и пост-совок приучили обывателя воспринимать любую номенклатурную крысу как хозяина, распорядителя, в крайнем случае — шпрехшталмейстера. Которому, если он чего-то не сделал из того, что делать обязан, полагается не морду щупать, а челобитную подавать, и еще доплачивать сверх жалования на цацки к мундиру.

Реформировать страну, победить коррупцию, остановить Кремль — это наши задачи, задачи общества. Если президент или любой другой чиновник считает себя частью общества, он будет эти задачи решать и отчитываться перед обществом о результатах. Если результатов нет и отчитываться не о чем — не нужно рассказывать о том, что ты «старался», что у тебя были «самые лучшие намерения», что «проделана большая работа». Кому нужна твоя работа, если результат не просматривается. А если не просматривается — значит, нет у тебя как инструмента практической ценности. Вычеркиваем.

Но главное тут все-таки в том, что основную ответственность за все эти неудачи несет не инструмент (у него своя ответственность, достаточная, чтобы бояться спроса до судорог и постоянно помнить о грядущей свалке), а тот, кто его применяет. Пельмени, повторюсь, варит не кастрюля, а мы сами. Мы выбираем, в какой кастрюле их варить, и если мы выбрали дырявую, то это наша лажа.

Конечно, это если мы воспринимаем себя как демократическую страну, в которой избиратель осознает свою ответственность за эффективность государства и общественных институтов. Или если мы действительно, а не на словах, хотим жить в демократической стране, а не в заболоченной номенклатурной помойке с провалившейся ниже плинтуса судебной системой, освоившим откровенно шулерские махинации правительством и жомовой ямой с кандидатской степенью в Раде.

Пойду пельмени сварю, что ли.

Камо грядеши, или Зверство переходного периода

Реформы - это туда

В чем зверство переходного периода при откровенно убогом его менеджменте? В том, что процессы идут во все стороны сразу. Что-то модернизируется. Что-то архаизируется. Что-то изображает подвижность, не делая при этом ни единого законченного движения, но производя много звука, вида и запаха. У каждого процесса свои зрители, один «за» и один «против».

А что со всем этим делает плохой менеджмент? А ничего. И не только потому, что у него ничего не получается, а ещё и потому, что получается прямо противоположное задуманному. Раз за разом. Зашквар за зашкваром. И когда менеджмент, наконец, начинает смутно осознавать, что он таки действительно безоговорочно плох, задача управления процессом (с которой он и так не справляется) уходит сначала из приоритетов, а потом из сознания. А на ее место приходит сверхзадача — всеми силами скрыть свою неспособность управлять процессом.

Скрыть прежде всего от себя самого. Потому что другие-то все равно эту неспособность видят и бестактно тычут в неё пальцами. Со стороны-то все это позорище страсть как хорошо видно. И спастись от него можно или расписавшись своем провале, или полностью уйдя в самообман. Находить успехи там, где их нет. Называть перевешивание табличек «решительными реформами», а неспособность добиться результата — «взвешенным подходом». Возлагать ответственность за провалы на предшественников и противников, отклоняя ее от себя. Отрубить обратную связь, чтобы реальность не раздражала, и из-за этого окончательно расстаться даже с ощущением реальности, не то что с нею самой.

Но если нет даже ощущения реальности, откуда ж взяться эффективному управлению процессами. А без него процессы идут сами, или их ведёт кто ни попадя. Броуновское движение маленьких планов. Во все стороны сразу. Что-то модернизируется. Что-то архаизируется. Что-то изображает подвижность, не делая при этом ни единого законченного движения, но производя много звука, вида и запаха. У каждого процесса свои зрители, один «за» и один «против».

Такое вот оно, зверство переходного периода при откровенно убогом его менеджменте.

И почему мы упорно держимся именно за такой государственный менеджмент, избавленный от способности дать результат? Потому что он свой, доморощенный? Или потому что результат нам, по большому счету, и не нужен, а нужно годами копить раздражение, чтобы на следующих выборах его выплеснуть в бюллетень и сменить одного самозабвенного безрезультатника на другого — и, главное, сохранив при этом заскорузлого Авакова как абсолютную реформаторскую константу и символ грядущих перемен.

Но перемен к чему? Переходный период не бывает очень уж долгим. Общественные процессы, если ими не управлять (или если ими паршиво управлять), стремятся привести социум к стабильному состоянию. И если это не будет качественно новое состояние, мы просто автоматически вернёмся к качественно старому. В архаику. Сначала постсоветскую, а затем и в советскую. Взвейтесь кострами, коллектив поддержал почин и кто последний за гуманитаркой.

Ровно это мы и получим, если перестанем требовать от государственного менеджмента нужный нам результат и будем принимать объяснения его отсутствия «взвешенным подходом» и «происками предшественников» как должное.

Беда в том, что требовать результат приходится от того менеджмента, который есть, а не от того, о котором мечтается.

И практическая бессмысленность этого «приходится» реально выбешивает. Время же уходит. Каждый день отложенного результата для Украины — это сорок миллионов убитых человеко-дней. А если считать от Революции Достоинства, это уже 280 миллионов убитых человеко-лет.

Господи, как же государственному менеджменту повезло, что я один такой легко возбудимый, а остальным все нравится. Неимоверно повезло.

Реформы - это туда

Научно доказанный позор

Илья Кива

Читаю, как вас оскорбляет то, что Кива теперь «кандидат». А то, что он депутат Верховной Рады, вас не оскорбляет? Это ведь слегка посерьезней оскорбуха.

Но все так привыкли, что парламент (законодательный, сука, орган власти) — идеальное место для отходов интеллектуального отбора, что эти отходы туда с восторгом сливают. Целыми партиями. Миллионами голосов. Фестиваль беспринципности национального, сука, масштаба. И после этого стоит ли удивляться, что нашлось тринадцать циников, отдавших голоса за присвоение Киве «кандидата»? Тринадцать, серьезно? Как будто позор сосредоточен в этих тринадцати, а не жирно размазан по миллионам. Я вот чертовски уверен, что эти тринадцать так же гордятся тем, что сделали Киву «кандидатом», как и миллионы избирателей ОПЗЖ гордятся тем, что сделали Киву депутатом.

Мы так возмущаемся, как будто «кандидатство» и депутатство Кивы — исключение. Но Кива не исключение, поймите. Кива — это сейчас правило. А исключения — те, кого он возмущает. Те, кого возмущают коррупция, некомпетентность и неприкрытый идиотизм — безусловные исключения. Те, кого не устраивает построенная на всём этом говне система — исключения. Пока мы это понимание в себя не всосём, мы доминирование идиотов и мерзавцев не преодолеем. Систему не преодолеем, которая максимально заточена не под профессионалов, а конкретно под Киву. Если не поймём, так и будем с надеждой и умилением ждать чудесного прозрения масс и вылупления из оного прозрения чего-то более осмысленного, чем нынешнее идеальное воплощение народной воли.

Демократия даже в развитых странах, если вы не заметили, проходит через серьезнейший кризис развития. Право избирать власть внезапно оказалось эпически опасной штукой в новом информационном обществе, где у избирателя нет суровой обязанности думать и нести ответственность за свой выбор. И это при всех работающих демократических институтах, которых у нас пока просто нет. И доминирующие — и во власти, и в обществе, — некомпетентность, коррупция, безответственность и трусость гарантируют, что их у нас и не будет.

Поэтому стоит ли удивляться и возмущаться тому, что именно Кива — настоящее лицо сегодняшней Украины?

Занавес пошел, или Антракт неизбежен

Хутин: Щаз что-то скажу.

Роспропагандо: Эпохальное обращение

УкрЗМІ: Відбудеться звернення президента держави-агресора

Думки експертів: або Донбас, або Беларусь, або обидва

Лугандон: хотим денег, в Россию и независимость

Мнения экспертов: В интересах России снять напряжение в международной ситуации, для этого нужно уничтожить киевского хунту и его русофобское недогосударство

Думки експертів: або Донбас

Дыктатар з Мінска: мы с Владзимиром Владзимировичем…

Думки експертів: або Беларусь

Зеленська хунта: Україна здатна себе захистити, у нас є непробивний Татарів і ми з нім в кишені прагнемо до НАТО

Думки експертів: або обидва

Чехия: высылает 18 российских шпионов

Роспропагандо: Пражская хунта смертельно боится российской мощи, можем повторить 1968-й, хы-хыыы, покушайте говнеца

Думки експертів (в паніці): або Чехію

Хутин: мы лучше всех в мире побеждаем пандемию, даже лучше Януковича

Мнения экспертов: планы партии и правительства настолько грандиозны и победны, что про них нельзя говорить вслух

Роспропагандо: Вашингтон напрягся, Евросоюз в панике

УкрЗМІ: Відбулося звернення президента держави-агресора, згадав Януковича

Думки експертів: чому нічого не сталося

Российские пенсионеры: а как же пенсии, про пенсии ничего не сказали?!

Лугандон: …

Дыктатар з Мінска: мы с Владзимиром Владзимировичем…

Чехия: высылает оставшихся российских шпионов и ещё пять сверху

Бурные аплодисменты. Занавес.

В антракте зрителям будут предложены усиление российской ударной группировки в Крыму и на восточной и северной границах Украины, а также выступление на быс дыктатара з Мінска. Работает гардероб.

Громкий пшик, припудренный душистым пиаром

(с) Сергей Елкин

Не знаю, как будет раскручиваться «дело Семенченко-Шевченко», но чем оно закончится ясно уже сейчас. Точно тем же, чем закончилось дело Савченко-Рубана. Его бросят на полпути, поскольку будут не в состоянии довести до хоть какого-то вразумительного итога из-за тщательно сберегаемой недееспособности правоохранительной и судебной системы.

Дело Корбана, начатое грандиозным шоу со спецназом и вертолетами, слили — а какие были вопли в медиа, какие судебные заседания с судьей Чаусом в председателях и Богданом на адвокатской скамейке. Дело о гибели четырёх нацгвардейцев при взрыве гранаты под Радой без движения уже шесть лет — а какие были заявления бессменного Антона Геращенко, какие обещания, что мы все «содрогнёмся» от предъявленных доказательств заговора и умысла. А что там с пропажей вещдоков из дела по расстрелам на Майдане, переданных на ответственное хранение в МВД под чуткий контроль Авакова? Закончена ли проверка тех, кто провалил предыдущую проверку по их трагической утрате?

Все это было при Порошенко, у нас все будет иначе, говорит нам ОПУ, бывшая АПУ. У нас все будет иначе. Когда будет? У вас дело об убийстве Шеремета откровенно застряло на этапе презентации подозреваемых и громкого пиара, который вы теперь мечтаете и стесняетесь за собой подтереть. У вас нежелание и неспособность довести до суда дела о нападении на Стерненко стали поводом посадить самого Стерненко. У вас граффити на Банковой вызывают острую потребность отмыть здание, а заляпанная провалом спецоперации с «вагнерами» репутация — сделать вид, что эта субстанция вам к лицу. Это уже точно ваше, на предшественников не спихнёшь. Вы Семенченко не с вертолётами брали, нет? Жаль, хоть что-то осталось бы на память после того, как вы и здесь устанете взбивать мыльную пену.

Да, у нас классный движ с санкциями РНБО. Спасибо. Хоть какой-то инструмент нашёлся, которым можно демонстрировать решимость. Но внесудебные санкции против Медведчука не заменяют разрушенную и сопротивляющуюся даже призывам к ремонту судебную систему, а лишь подчеркивают ее катастрофическое состояние. А без нормального суда мы не демократия, а пастбище для коррупционеров и стрельбище для Кремля.

Зеленский обещает, что через три года реформу судебной системы он закончит. Говоря так, он ничем не рискует, потому что выполнить обещание он может хоть сейчас. Нет ничего проще, чем объявить что-то законченным. Не начатое вообще легко успешно заканчивать. Вот как с «кризисом КСУ» — пока не рвануло опять, можно делать вид, что кризиса нет (а ещё лучше — не было). А потом сразу выборы — и можно уходить в конструктивную оппозицию, критиковать следующую власть за отсутствие того, что ты не смог родить в свою каденцию, регулярно напоминая, что сделал для реформ больше, чем все предшественники. Жаль, что не сами реформы, но вообще-то это вы уже придираетесь.

(с) Сергей Елкин
(с) Сергей Елкин

Сюжет президентства Зеленского, хочет он того или нет, скатывается к сюжетной схеме президентства Порошенко. А чего удивляться? Номенклатура та же, регламенты те же, навыков не добавилось, ответственности и политической воли тоже. Аваков и его успешный «испытательный срок» тому свидетельство.

[ Опубликовано также на Site.UA ]

Несправедливость — фигня, главное — граффити

Граффити на дверях ОПУ

Вот сейчас очень заметно задействован приём «подмены повестки». Осуждение граффити замещает обсуждение смысла гражданского протеста, во время которого граффити появились. Смысл сводится к граффити и вандализму. Якобы. И очень многим этого хватает, чтобы начать осуждать протест.

Да вы с дуба рухнули. Вандализм предполагает ответственность по закону, а ключевое требование нынешнего протеста — именно создание адекватной и респектабельной системы судебной ответственности, которой сейчас нет и создать которую власть громогласно обещала, но на практике сделать это не может и не хочет.

Вандалы должны быть выявлены, понести ответственность, возместить ущерб. Если бы в стране были заслуживающие доверия правоохранительные органы и суды, я бы написал, что это их работа. Впрочем, это их работа даже в том случае, если они не могут и не хотят ее выполнять. И патриотизм и стремление к переменам безнаказанности и безответственности не оправдывают. Требование отвечать за свои поступки — это ведь требование ко всем, в том числе к самим требующим, к нам, иначе оно бессмысленно. И я точно знаю, что для большинства моих друзей и соратников это так же ясно, как простая гамма.

Но для номенклатуры и коррупционеров проще ведь дискредитировать требования протеста не по сути, а из-за граффити. На чем, похоже, повелители повестки дня и сосредоточились.

Как работает «подмена повестки»? Например, когда СБУ в ходе спецоперации кладёт вооружённых бандюков, которые грабили инкассаторов (история 2016 года), и затем выясняется, что бандюки воевали в АТО, то, ясен пень, по манипуляторской логике все АТОшники оказываются бандюками, а все бандюки — АТОшниками. На подверженных влиянию сограждан, которых у нас избыток, такой подход работает. Даже, как я вижу, на некоторых соображающих он срабатывает, очень жаль.

Но манипуляции растают сами, а несправедливость — нет. Стране нужна респектабельная и заслуживающая уважение судебная система — этого никакие граффити не отменят.

На чем и предлагаю сосредоточиться.

[ Опубликовано также на Site.UA ]

Баллада о политической субъектности, или Как Зеленского оседлала его пишущая машинка

Протесты возле Офиса президента



На памятном учебно-тренировочном мероприятии для новоизбранных Слуг Народа Никита Потураев говорил (причём совершенно по делу), что политическое будущее есть только у тех из них, кто сумеет вырастить собственную политическую субъектность, которая не будет зависеть от политической субъектности Зеленского. И только такие будут иметь вес в партии и фракции.

Что будет с весом партии и фракции, если политическую субъектность потеряет сам Владимир Зеленский, в ту пору думать было рановато. Зато теперь — в самый раз.

Зеленский может быть сколь угодно прав и убедителен, заявляя в интервью и выступлениях о «нулевой толерантности к коррупции» и приверженности курсу на реформирование страны, но на практике мы видим, что в его собственной фракции полно «вырастивших политическую субъектность» прямых противников его курса (достаточно, чтобы считать «монобольшинство» чистой фикцией), и как из его «нулевой толерантности» при наглухо заколоченной судебной реформе вырастает натуральная коррупция.

Зеленский, возможно, не осознаёт и не ощущает трагического разрыва между своими заявлениями и реальными действиями своих соратников-ставленников. Но для нас это не имеет значения — мы-то этот разрыв наблюдаем своими глазами (а кое-то и ощущает на своей шкуре). Нам что, закрыть глаза на реальность, данную нам в ощущениях, и верить только президентским декларациям о намерениях, которые с этой реальностью никак не соотносятся? Отказ ГПУ от подозрения Татарову отлично рифмуется с судом над Сергеем Стерненко, а отсутствие новостей о расследовании убийства Шеремета месяц за месяцем превращает это расследование в «дело Риффа».

Этот разрыв между декларациями и реальностью делает с политической субъектностью Зеленского ровно то, что точно такой же разрыв делал с политической субъектностью Порошенко — через этот разрыв она сливается в канализацию.

Тот же кейс Татарова вполне наглядно демонстрирует, как легко и охотно староновая зашквареная номенклатура оплачивает своё выживание президентской репутацией, и как запросто Зеленский с этим соглашается, своими руками убивая свою политическую субъектность, переливает ее, извините, в Татарова. Делает он это намеренно или нет — не имеет значения, потому что в первом случае он идет под седло Татарову сознательно, а во втором — по глупости. Выбирайте сами, что смешнее.

Собственно, одним из наиболее важных итогов 2020 года стало именно то, что Татаров на практике стал гораздо влиятельнее Зеленского. Просто потому, что люди прекрасно видят, кто на ком гарцует.

В одном из эфиров я сравнил Офис президента, где работает Татаров, с пишущей машинкой, потому что по всем писаным законам это орган для подготовки бумажек, а не для принятия государственных решений.

Так вот: 2021 год мы встречаем с государством, в котором над президентом легко и непринуждённо доминирует его пишущая машинка. Поздравим с этим его и себя.

С наступающим.

Заповедник для антикоррупции

Для начала напомню: создание украинского реестра (государственного) электронных деклараций было профинансировано из бюджета Дании в размере чуть меньше 100 тысяч евро. Всего-то. Реестр был принят заказчиком и запущен в рабочем режиме, несмотря на прямой саботаж украинского политикума (и частично, извините, техникума).

Масштабы, согласитесь, для наших чиновников какие-то непривычные. Поэтому вскоре на поддержку и экстренное обновление реестра (код+железо) из бюджета Украины было с плачем и истериками вытребовано тогдашним руководством НАЗК 60 миллионов гривень — в 20 раз больше, чем Дания выделила на его создание. Но несмотря на «экстренность и насущную необходимость», возможности пустить в дело выцыганенные украинские деньги у чиновников тогда так и не нашлось. И реестр как-то продолжил работать без них.

Для продолжения напомню, что примерно тогда же случилась история с «банкой судьи Чауса», в которой тот закопал 150 тысяч долларов в кэше. В полтора раза больше, чем весь выделенный Данией бюджет разработки реестра электронных деклараций. Чаус успешно сбежал и ныне для украинской безрукой фемиды недоступен, но его кейс выгодно оттеняет тот факт, что на коррупционный доход одного только не самого «топового» украинского судьи вполне можно построить вполне устойчивый к саботажу государственный электронный реестр для борьбы с той же коррупцией. И опять же оцените разницу в масштабах.

При этом судей вроде Чауса в Украине много, а реестр таки один. И за четыре года он не только пережил все попытки чиновников и депутатов его дискредитировать (включая его знаменитый «взлом» Антоном Геращенко), но даже выжил после недавней атаки аж самого Конституционного суда.

Приходится, однако, с грустью констатировать, что в целом антикоррупционная инфраструктура в Украине, несмотря на устойчивость реестра деклараций, по-прежнему несопоставима по масштабам с инфраструктурой коррупционной. Да, антикоррупционный суд работает, и даже выносит приговоры, но ощущения, что это хоть как-то изменило общую ситуацию, как не было, так и нет. ВАКС можно демонстрировать как достижение европейским партнерам, но для юстиции Украины он как был, так и остаётся мелким чужеродным (буквально) элементом в огромном механизме государственной юстиции, идеально отлаженном не для привлечения к ответственности, а для выведения из-под неё.

Это можно подтвердить и тем, что украинская коррупция в целом смирилась с работой публичного реестра электронных деклараций — ибо публичность по-прежнему никак не связана с реальной ответственностью. Практика показала, что от одних только скандальных и разоблачительных публикаций по материалам реестра, где бы эти публикации ни выходили, пойманным за декларацию не становится ни жарко и ни холодно. Институт репутации у нас не работает — точнее, работает, но наоборот. Если в Европе ущерб для репутации политика чреват наступлением ответственности, — политической, карьерной или юридической, — у нас этот ущерб, скорее, пишется в плюс. Если он не сопровождается реальной ответственностью, то просто повышает медийную узнаваемость персонажа, а это при доминировании «теневого государства» над «нетеневым» означает больше полезных связей и больше живых денег. Депутат Мосийчук от хронического состояния своей репутации, помнится, нисколько не пострадал. Госслужащий Насиров вообще выдвинулся кандидатом на выборах в президенты, что тоже вполне наглядно показывает, насколько репутация ему не жмёт. Другой отличный пример — история с Татаровым, которая на всех этапах убедительно доказывает, что никакая публичная репутация никакого деятеля ни для какого ОПУ не имеет никакого значения.

Вместо системной антикоррупционной реформы мы организовали внесистемный антикоррупционный заповедник, в который можно водить на экскурсии «западных партнеров».

Да, системную реформу с чего-то нужно начинать. Хотя бы с создания такого «заповедника». Но предъявлять его как этапное достижение можно только на фоне скорбного отсутствия достижений реальных.

Дело Зеленского/Моралеса, или Вам здесь не CICIG

Джимми Моралес в одном из телевизионных скетчей
Джимми Моралес в одном из телевизионных скетчей
Джимми Моралес в одном из телевизионных скетчей

Повторять политические сценарии, уже отыгранные другими, совершенно не обязательно, но типичность ситуаций приводит примитивные руководящие умы к одним и тем же решениям.

О чем это я? Извините, я о Зеленском и о Гватемале.

В течение десятилетий в Гватемале выбирали президентами выдвиженцев нескольких коррупционных кланов, укоренившихся в национальной политике. У кланов было все куплено и все схвачено — суды, прокуратура, полиция, голоса в парламенте. Кланы бодались друг с другом, но влиянием на купленную вскладчину правоохранительную систему, в полном соответствии с заветами героев Марио Пьюзо, пользовались сообща.

К середине 2000-х гражданское общество Гватемалы вполне осознало, что «системными» инструментами внутри страны коррупцию не победить. Поэтому активисты воспользовались связями в дипломатических кругах (у приличных активистов такие связи обычно есть) и вышли аж на ООН с довольно необычной инициативой: предложили создать специально для Гватемалы международную консультативную группу юристов и специалистов по расследованию коррупционных дел.

И такая группа была создана, она получила название «Комиссия по предотвращению безнаказанности коррупционеров в Гватемале» (сокращенно CICIG) — и властям Гватемалы было предложено узаконить ее сотрудничество с правоохранительными структурами страны.

CICIG не имела ни функций следствия, ни, тем более, функций суда — комиссия лишь консультировала процесс расследования коррупционных дел, обеспечивала ему безупречную юридическую поддержку, и это в значительной степени (такова была идея) делало невозможным «слив» дел на этапе следствия и суда. Власть в Гватемале, однако, была настолько уверена в своем контроле над судебной системой, что этой опасности не увидела — и работу CICIG в стране санкционировала (хотя, понятно, и без большого восторга, но надо же хотя бы формальные приличия соблюдать).

Когда при участии CICIG начали отправляться под суд и в тюрьму министры, руководители спецслужб и даже, о ужас, президент страны Отто Перес Молина, и эффективность международной консультативной группы стала вполне очевидной, отзывать ее разрешение на работу (чего все национальные политические элиты страстно хотели) стало просто неприлично. И ни один президент из старых коррупционных кланов на такой шаг так и не решился.

Правда, политическую систему Гватемалы и традиционный уровень ее коррумпированности эти приговоры изменили не особо — кланы при власти оставались все те же, и незаконное обогащение от причастности к власти все так же было пределом их стремлений. И тщательная очистка судебной и правоохранительной систем от коррупции, по большому счету, оставались лишь политическим лозунгом. Единственное, что изменилось — коррупция благодаря приговорам (а даже коррумпированная система вынуждена под тщательным присмотром работать, как порядочная — хотя бы в отдельных случаях) перестала быть фигурой умолчания. И очередные кандидаты в президенты от этих кланов теперь шли на выборы с тяжелым, как говорится «антирейтингом».

А выборы, и мы в Украине это знаем, даже при коррумпированном политикуме дают избирателям возможность сказать кандидатам с таким «антирейтингом» что-то вроде «большого спасиба». Именно это и произошло Гватемале в 2015 году, когда на очередных президентских гонках все соискатели от «системных» кланов из-за «анирейтинга» пролетели вчистую, а победителем стал телевизионный комик Джимми Моралес, у которого не было никакого политического бэкграунда, но зато не было и проклятого «антирейтинга».

Ага, скажет в этом месте читатель. Ага, отвечу ему я. А что еще я могу ему ответить?

Так вот. Именно «внесистемный» Джимми Моралес в конце концов сделал то, что стеснялись сделать его «системные» предшественники. В 2019 году он выгнал из Гватемалы CICIG. После того, как было начато следствие о коррупции весьма близких к Джимми деятелей, он просто аннулировал соглашение, которое регламентировало работу комиссии в стране. Суверенитет национальной коррупции был полностью восстановлен. А на всякие «неудобно же» и «что скажут в ООН» «внесистемному» Джимми было, мягко говоря, наплевать. Репутация? Да пофиг. Кто на гватемальском телевидении пахал, тот в цирке не смеется.

Вы интересуетесь, к чему может привести «слив» дела Микитася/Татарова? Да ни к чему. У нас же в Украине нет никакого CICIG. Выгонять Зеленскому некого. У нас только НАБУ, САП и Антикоррупционный суд. А их можно, например, просто признать неконституционными. Внезапно. Ну, будет Еврокомиссия ныть, а МВФ обещанные деньги зажилит. Пофиг. На крайняк можно будет позвонить Джимми Морлесу и поговорить с ним как бывший президент с бывшим президентом. Обменяться опытом.

Как было сказано выше, повторять сценарии тик в тик совершенно не обязательно, но схожесть ситуаций диктует схожесть реакций. К тому же, show must go on, партер кипит и ложи блещут. Даже на фоне провала реформ, очередного краха надежд и всплеска эпидемии, а также такой привычной безнаказанности коррупционеров.

Аплодисменты, аплодисменты. Занавес пошел, актеры на поклон. Иииии снято.

Нагорное Приарменье, или Повторение старых уроков для особо тупых региональных политиков

Несколько лет назад полковник Глен Грант делал в Киеве доклад о стратегических узлах Черноморского региона. После доклада я спросил его, почему он упустил тему Нагорного Карабаха. Полковник ответил, что формально это не Черноморский регион, но, да, вопрос правильный.

И вот сейчас это уже не просто «правильный вопрос». Это уже наглядный ответ. Вспышка военных действий привела к тому, что Армения просто перестала быть региональным фактором. И привело ее к этому то, что она полагалась на Россию как на союзника и гаранта.

Видел (и не сейчас) много публичных вопросов к Пашиняну — как можно было быть таким слепым, не видеть, что Путину насрать на любых союзников, что он воспринимает их только как вассалов. Пашинян на такие вопросы не отвечал, вероятно, потому, что не видел для Армении другого выхода. То есть, фактически соглашался с тем, что стратегическая независимость и самостоятельность его государства уже сданы. И строил политику исходя из этого.

Привело это именно к тому, к чему должно было привести. Россия (даже не Азербайджан) исключила Армению из региона как влиятельный фактор. Поставила ее в полную зависимость от себя. Договор по миротворцам по формулировкам повторяет, обратите внимание, условия пребывания «временного российского контингента» в Приднестровье. Путин играет ровно тот же сценарий — «защита населения» в обмен на сдачу суверенитета. Население, правда, не русскоязычное, но и это скоро можно будет изменить. Потому что суверенитет Армении теперь становится формальным и податливым.

Кремль сделал ровно то, что делает каждый раз — использует региональную нестабильность, чтобы забить в возникающие щели российские клинья. И оставить их там навсегда. Для этого ему годятся любые щели — и те, которые он организует сам, и те, которые расшатывают другие. Его политика — как можно дольше сохранять любой региональный стратегический узел, любой перелом, в неприкосновенности. Без лечения. Чтобы болело. Чтобы нужны были лекарства. Постоянно. И все больше. Именно это рассматривается и используется Кремлем как возможность получить контроль. Точно так же, как пушер получает контроль над подсевшим на его товар наркоманом.

Минский процесс (не по Карабаху, а по Донбассу) Кремль сейчас строит ровно так же. И не видеть этого, особенно после наглядного подтверждения этого тезиса с Нагорным Карабахом, — это путь Пашиняна. Путь к сдаче и потере суверенитета.