Партии или сети?

Антикоррупционный форум, Киев, 23 декабря 2015Имитационные демократии потому и называются имитационными, что копируют внешние признаки настоящих, но не принимают их фундаментальных свойств.

Партии в Украине есть? Есть. Парламент в стране есть? Есть. Выборы есть? Раз есть подкуп избирателей и другие нарушения на выборах, значит, видимо, есть и сами выборы. Некоторые считают, что этого вполне достаточно, чтобы политическая система страны считалась демократической.

Но разве может быть демократической политическая система, в которой эффективно заблокированы штатные механизмы влияния избирателей на власть? Может ли считаться демократическим общество, судебная система которого громогласно объявляется с высоких трибун неэффективной, но при этом требования ее реформировать упираются в скорбную неспособность тех же высоких трибун эту задачу в осмысленные сроки решить? Может ли считаться демократическим государство, в котором заранее оговоренная смена крайне непопулярного и неэффективного правительства внезапно оказывается невозможной из-за того, что его якобы совершенно некем заменить? Много ли демократии в стране, если чуть ли не самой крупной победой громкой антикоррупционной кампании становится добровольное сложение депутатских полномчий одним из ее фигурантов?… [ Дальше ]

 

Кругом капканы

Яценюк и СаакашвилиПохоже, выступление Михаила Саакашвили с разоблачением коррупции в правительстве Яценюка ушло в гудок.

Заявление такого масштаба от вполне официального лица вызвало бы десятибалльное политическое землетрясение в любом демократическом государстве. Украина в этом отношении проявила себя как страна с удивительной сейсмоустойчивостью — по ощущению, отечественную публику событие даже не тряхнуло, лишь слегка развлекло. То, что в другой стране рвануло бы похлеще ядерного взрыва (шутка ли — главу правительства обвинили в крышевании хищений из бюджета!), у нас слегка пыхнуло медийным фейерверком, да ещё и не особо оригинальным. На сходное по направленности заявление Давида Жвании, например, реакция была уже куда менее пышной.

Никто ведь не ожидал, что из-за такой ерунды начнутся отставки? Заявления о следственных проверках — ну, так и быть, заявления сделаем  (заодно подтвердим, что новые антикоррупционные структуры существует не только для западных кредиторов), раз такова традиция. Но какие у нас основания ожидать более серьезных последствий? Украинские суды скоро совсем забудут, что такое приговор по громкому коррупционному делу, для них это пережиток совсем далекого прошлого. Публика благодаря этому привыкла считать даже самые звучные коррупционные разоблачения вполне безобидным дружеским троллингом — “а вы, батенька, однако, коррупционер! ха-ха-ха, спасибо за комплимент, заходите к нам на гуся”.

Заявления президента Порошенко о “запуске перезагрузки судебной власти” впечатляют теперь только его аппарат, но даже аппарат никак не подталкивают к практическим инициативам: судя по глухому бурчанию кулуаров, там до сих пор не определились с “дорожной картой” судебной реформы. Еще более глухо кулуары бурчат о причинах практической “неприкосновенности” Виктора Шокина на посту генерального прокурора.

И, конечно, нельзя обойти вниманием ключевую интригу второй половины 2015 года — судьбу правительства Арсения Яценюка. Ещё летом премьер производил впечатление растерявшего драйв и практически приговоренного к отставке, но к концу года, по мере приближения 11 декабря (даты, когда его правительство расстанется с так называемым иммунитетом) он чудесным образом воспрял духом, воспарил орлом и теперь, кажется, совершенно не настроен расставаться со своим кабинетом. И, что парадоксально, находит в этом смысле поддержку даже у руководства Верховной Рады. А ведь еще совсем недавно у многих депутатов его грядущая отставка вызывала только одну мысль — “почему не сегодня?”

Обвинения в потворствовании коррупции, выдвинутые против него, премьер игнорирует так же легко, как и все прочие адресаты подобных обвинений. “Слова, слова, слова”, как бы говорит он обвинителям вслед за принцем Гамлетом у Шекспира. “Слова, синьора, стоят мало”, пордхватывает тему циничный Теодоро у Лопе де Вега. Классики, как видим, стоят за Яценюка горой. А авторитетного суда, который мог бы брошенные «слова» подтвердить или опровергнуть, в стране по-прежнему нет.

Причиной демонстративной уверенности премьера в прочности своих позиций может быть то, что пристойной альтернативы для него большинство депутатов Верховной Рады пока не видят. Снять премьера они, может быть, и сняли бы, но при этом ни один кандидат на премьерское кресло нужного числа голосов в нынешнем парламенте набрать не сможет. И тогда Арсений Яценюк останется исполняющим обязанности премьера, а Украина потеряет значительную часть критически важной (по оценкам правительства) западной финансовой поддержки реформ — ведь одним из условий предоставления помощи было полноправное ответственное правительство без всяких “и.о.”

С другой стороны, вопрос репутации премьера, который запросто можно игнорировать в пределах государственных границ, вызывает все более тяжелую оторопь у зарубежных партнеров. Свежее исследование Transparency International оценивает коррупционный риск в Украине как очень высокий.  Среди тем, которые анонсирует к приезду в Украину Джозеф Байден, борьба коррупцией занимает одно из первых мест. Об украинской привластной коррупции охотно пишет в связи со скандалом вокруг Николая Мартыненко европейская пресса.

Чем дальше, тем более очевидным и для Запада становится то, что за два года после Революции Достоинства новые власти Украины к практическому решению проблемы коррупции так и не приступили. Ну разве что формально, для вида.

Но с какой стати, в таком случае, Запад будет поддерживать такое правительство — особенно если там не питают иллюзий о реальном положении дел и с его реформаторским потенциалом?

Так намечается ситуационный тупик, цугцванг, в котором ни один доступный вариант действий не играет на продвижение к победе. С одной стороны, увольнять Арсения Яценюка из премьеров нельзя, потому что его уход может привести (из-за неспособности парламента утвердить ему полноценную замену) к потере существенной западно финансовой помощи, распаду коалиции и досрочным выборам в условиях российской агрессии. С другой стороны, сохранение за Арсением Яценюком премьерского поста без внятного и не вызывающего сомнений снятия с него всех обвинений в причастности к коррупции может привести к той же самой потере финансовой помощи. А снять эти обвинения нечем ровно так же, как нечем их и подтвердить: ведь юстиция Украины остаётся, извините, в большом долгу…

Можно сколько угодно утешать себя тем, что выход есть из любой ситуации, даже самой тяжелой. Но при этом все равно — и так некстати — вспоминается поговорка, что изворотливый политик может выпутаться из той ловушки, в которую мудрый политик предусмотрительно не попадет.

Давайте уже в следующий раз выбирать мудрых, что ли. Хотя бы для разнообразия.

Ловушка самообмана

House of Cards

Стратегия реформ, как и любая другая стратегия, должна основываться на трезвой и адекватной оценке ситуации. Замалчивать слабости и недостатки исполнителей, стеснительно преуменьшать нехватку ресурсов, переоценивать ради подъема энтузиазма ожидаемую со стороны помощь, делать вид, что на самом деле вот тут все хорошо, надо только чуть-чуть пыль смахнуть, когда все прекрасно видят, что для вывоза этой “пыли” нужно ассенизаторов вызывать — все это можно, конечно. Если автора стратегии не интересует конечный результат.

Потому что планы, выстроенные на благих пожеланиях и фантастических допущениях, в реальном мире не сработают. На бумаге, в воображении или в телевизоре — сколько угодно, а в реальности — извините, нет. И когда они не сработают, провал придется или признавать (а это больно), или прятать под новыми фантазиями — все хорошо, все идет нормально, жить стало лучше, жить стало веселей. Придется лгать, чтобы не так бросалась в глаза нахально лезущая наружу некомпетентность.

Есть правительства, которые так и поступают.

Правительство Греции в течение многих лет не могло привести национальный бюджет в соответствие с требованиями, обязательными для всех стран-членов ЕС. Ну вот не могло — и все, какой бы премьер-министр там ни рулил. Не находился компетентный специалист, всегда какая-нибудь шушера вместо него влезала. В итоге налоги в стране не собирались, коррупция не побеждалась, производительность труда и эффективность экономики не то что не росли, а местами даже падали, и ситуация держалась только на все возрастающих кредитных вливаниях из ЕС-овской “общей кассы”.

А чтобы эти вливания вместе с сопутствующими удобствами внезапно не прекратились, руководство Греции в какой-то момент начало фальсифицировать свою экономическую статистику. Оно годами предъявляло ее партнерам по ЕС (“у нас все неплохо, дайте еще денег!”), собственным гражданам (“у нас все хорошо, голосуйте за нас!”) — и в итоге намертво застряло в своей лжи. Правительство прекрасно понимало, что обслуживать растущий внешний долг при сдувающейся экономике скоро будет нечем, что нужны реформы, и лучше бы начать их поскорей. Но начать их оно не могло, потому что для реформ (помимо управленческой компетентности) нужна была поддержка избирателей. А избиратели были совершенно искренне убеждены, что у них и без реформ все хорошо. Их этим “все хорошо” надували несколько лет, и в итоге надули довольно-таки плотно. “Какие-такие реформы, зачем?” — удивлялись надутые избиратели, — “Жизнь и так прекрасна!”

Поэтому когда правительство начало робко спрашивать насчет желательности реформ, люди говорили решительное “нет”. И даже после того, как фальсификации экономических индикаторов вскрылись и реальность грубо постучалась в их банкоматы, избиратели все равно не хотели никаких реформ. Уже и правительству не нужно ничего стесняться, и гражданам, вроде, честно объяснили причины случившейся нескладухи — но предыдущее вранье так крепко в народные мозги вросло, что его уже и не выполоть было.

Вот так это и работает — хотели слегка обмануть других, а в итоге крупно обманули себя.

Другой пример. Для разнообразия — история успеха.

Китай вот уже три четверти века живет однопартийной жизнью, в высшей степени идейной. Руководство у страны при этом чрезвычайно умное и компетентное. Такое тоже бывает, кто бы что ни думал. И, что особенно важно, это руководство умеет учиться на своих и чужих ошибках.

В один не особо прекрасный, но вполне занятный момент (лет десять назад), это руководство обнаружило, что в управлении регионами появились необъяснимые сбои. Начали анализировать — что, откуда, кто виноват. Нашли. Запросили регионы: почему они публикуют неполную и искаженную информацию по наблюдающимся в экономике процессам. И получили честный ответ: так вы же, инь-ян, сами …дцать лет назад потребовали от нас смягчать при публикации в открытых источниках данные, которые могут неоднозначно восприниматься в свете идеологических установок и непогрешимости партийной линии. Вот мы и смягчаем. Инь-ян.

И тут руководство страны осознало, что уже …дцать лет его аналитики собирают и обобщают данные, целенаправленно искаженные в угоду партийной идеологии. И экспертные группы дают им рекомендации, которые по мере накопления недостоверных данных все менее соответствуют реальности. И решения на основе таких рекомендаций положение в экономике вовсе не улучшают, а ухудшают. То есть, настало время выбирать, что важнее для управления экономикой — идеологическая чистота или максимальная адекватность.

И что вы думаете? Эти прагматики решили, что выявленный в экономических индикаторах “идеологический пузырь” необходимо немедленно сдуть! И дали распоряжение на места: публиковать отныне только достоверные экономические показатели. А идеологию побоку. Иначе ответите по партийной линии.

Восточные люди хорошо понимают,что ложь часто куда опаснее для того, кто ее порождает и поддерживает на плаву, нежели для того, кто внимает ей. Хотя, конечно, всякое бывает.

Лжец лишь поначалу ощущает границы лжи, которую он вокруг себя выстроил. Но рано или поздно он сживается с ней, перестает отличать ее от реальности. И тогда уже не важно, выйдет он за границы своей лжи или нет — его ложь все равно пойдет за ним повсюду, навсегда отгораживая его от верных решений.

И тем самым с фатальной неизбежностью угробит все его начинания.

Поэтому как только власть начинает лгать избирателям — по любому поводу, из любых побуждений, пусть даже самых благородных, — избирателю полезно понимать, что тем самым власть начала лгать самой себе и встала на путь крушения своих начинаний.

Россия, как и было сказано

Сбитый СУ-24МОчередное нарушение Россией воздушного пространства Турции, сбитый самолет и уничтоженный вертолет, а также последующее осеннее обострение российской внешнеполитической риторики вызывают  ассоциации не только драматические, но и куда менее уместные.

Есть такая старенькая комедия “Мышь, которая вдруг зарычала”, примечательная, в основном, тем, что половину ролей со словами в ней сыграл неподражаемый Питер Селлерс. Сюжет там простой, но наглядный. Великое княжество Фенвик, территориально совпадающее с одноимённой деревней с винодельней, живет только за счет поставок вина в Калифорнию. И вдруг в Вашингтоне по совершенно левому поводу меняют какой-то торговый регламент, который делает этот экспорт невозможным. Великое княжество оказывается перед угрозой экономического краха, потому что никто, кроме безалаберных калифорнийцев, пить фирменное фенвикское вино не готов. Выход находится такой: Фенвик объявляет войну США, чтобы сразу после начала военных действий сдаться. И затем безбедно существовать на правах территории, которую обязана содержать страна-победитель. Война объявляется телеграммой, а военные действия должен начать взвод ритуальной стражи, вооруженной арбалетами.

При том, что логика и развитие ситуации типично комедийные, “стратегия победы” строится на вполне трезвом понимании реалий: есть сверхдержава США, и есть “нанодержава” Фенвик. При такой разнице масштабов война между ними возможна только комедийная, карнавальная. Поскольку все заинтересованные стороны (по идее) это понимают, действовать они должны вполне адекватно ситуации.

Достаточно перевести взгляд с экрана в зрительный зал, чтобы убедиться, что за прошедшие после выхода фильма полвека адекватности в мире стало значительно меньше. Особенно наглядно это проявляется в путинской России. Ее руководители никак не могут смириться с тем, что их стараниями страна фактически покинула список мировых лидеров, и продолжают вести политику, которую, по их представлениям, обязана вести сверхдержава. Выглядит эта политика примерно так: мы самые большие, и поэтому заведомо правы и делаем, что хотим; мы не считаемся ни с кем, кого считаем слабее себя; никто нам не указ; мы запросто позволяем себе в отношении других, то, что никому не позволим в отношении нас; любые подписанные нами договора мы признаем только до тех пор, пока они не начинают противоречить предыдущим пунктам.

Россия, конечно, еще никак не «Великое княжество Фенвик» — ни по фактическим объемам экономики, ни по реальному влиянию на мировую политику. Но при этом Россия так же зависима от мирового рынка передовых технологий и цен на углеводороды, как Фенвик от жажды нетребовательных калифорнийских алкоголиков. И эта зависимость почти тотальна. Собственная производственная база в РФ застряла в лучшем случае на уровне 1980-х в то время, как весь мир за три десятилетия решительно ушел вперед. Превосходя любую другую страну по территории, Россия уступает по уровню развития информационно-коммуникационных технологий не только хоть как-то сравнимой с ней по размерам населения Японии, но даже Люксембургу и Монако (см. ICT Development Index 2014), причем вся материальная база этих технологий импортная. Занимая пятое место в мире по производству автомобилей, Россия как автопроизводитель практически неконкурентоспособна на мировом рынке, уступая по объемам экспорта не только лидерам, но даже Венгрии и Таиланду. По оценке общего объема экспорта огромная Россия занимает в мировом рейтинге почетное восьмое место — и, по иронии ситуации, делит его с отдельно взятым городом Гонконгом (экономические показатели которого традиционно считаются вне показателей материкового Китая) и пропускает вперед крошечные Нидерданды.

Сама для себя Россия, может, и хороша, но в остальном мире ее акции как участника мировых процессов падают с каждым годом все ниже. Это приводит к тому, что внутреннее восприятие все более рассинхронизируется с внешним: по своим собственным меркам, Россия безусловный мировой лидер (ибо ее «субъективный мир» самой Россией и ограничен), но за пределами России эти мерки, понятное дело, не используются, а потому предъявляемые Россией претензии на мировое лидерство практически никто не понимает и не принимает. Зато эти мерки и претензии остаются чуть ли главной доминантой внутри страны — и именно на их основе принимаются крупные решения вроде начала военного вмешательства в Сирии.

Россия ведет себя как полностью потерявший адекватное восприятие реальности шизофреник, для которого его собственное искаженное мировосприятие является единственно возможным. Для него хихикающая над ним лошадь всегда прячется за углом, весь мир участвует в заговоре и ежедневно травит его едой, которую куда полезнее уничтожить, чем съесть, а сверхценные жидкости тела из него еще не высосали только потому, что боятся боевого применения спрятанного под койкой ядерного веника.

На фоне этой клинической картины комедийное княжество Фенвик, объявившее войну США, выглядит эталоном здравого смысла.

Но какова бы Россия ни была, она существует именно в реальности, которая, кто бы что ни думал на этот счет, для человека трудноуправляема. Даже самые адекватные и проработанные планы регулярно срываются. В фильме война Фенвика с США разворачивается и заканчивается совсем не так, как планировалось. В реальности 1914 года продуманный до малейших нюансов победный план Шлиффена почти сразу с треском провалился и в итоге привел Германию к катастрофе. Совсем свежий пример: итоговая и очевидная неудача стран «антисаддамовской коалиции» в Ираке.

Модели для принятия решений, которые в РФ называются «геополитическими», правильнее было бы называть «психополитическими». Сегодняшняя Россия строит свои глобальные планы на основе классического “бреда воздействия со стороны внешних сил” по Шнайдеру, а потому шансы на успех ее начинаний стремятся к нулю. Зато шансы устроить глобальный шухер в том или ином варианте, включая ядерное возмездие воображаемым недругам, вполне реальны.

А надежд, что она, как нобелевский лауреат Джон Нэш, сумеет сама взять свою болезнь под контроль, видимо, нет совсем.

Донбасс на стратегическом леднике

( Колонка впервые опубликована на LIGA.net )

Разлом

Конфликт в Донбассе вовсе не уникален по своей природе — это типичный цивилизационный разлом. Об этом писали часто, много и подробно, поэтому возьму за основу тот аспект, который кажется исключительно важным, и который публицисты и аналитики пока не слишком «размяли».

Говорят, что Донбасс и Крым «застряли в советском прошлом». По-моему, дело обстоит несколько хуже. В «советском прошлом» застряли большинство бывших советских республик, и Украина до зимы 2013-14 годов тоже уверенно шла тем же курсом. А ледоколом этого каравана под лозунгом «вперёд, в прошлое» была, конечно, путинская Россия.

В последние десятилетия Россия шаг за шагом архаизировала собственные общественные институты, пока не превратила свои основные демократические механизмы в чистую фикцию. Путин и его окружение не знают и не понимают того, как работает реальная демократия, им крайне несимпатична сама идея действенного контроля общества за решениями и действиями правительства, их раздражают разговоры о необходимости перемен и невозможности остановить общественное развитие. Судя по всему, для них никакой «неизбежности» будущего просто нет, им откровенно чужда идея поступательного прогресса, а будущее для них мало чем отличается от прошлого. Как и всякие негодные менеджеры, они лишь имитируют понимание системы, которой поставлены управлять, и не задумываются над тем, что управленческая некомпетентность приводит любую систему сначала к деградации, а потом и к разрушению.

Не видеть, что России не удаётся восстановить конкурентоспособность даже в тех областях, где СССР был в числе мировых лидеров, Путин не может. Но на этот вызов он даёт классический ответ неудачника: раз Россия проигрывает в конкуренции, значит, ей незачем в эту конкуренцию и вступать. И если отсталость страны лишает её других стратегических преимуществ, а преодолеть её не получается, значит, главным стратегическим преимуществом нужно объявить именно отсталость.

То есть — сознательно сделать ставку не на будущее, а на прошлое.

Над этим подходом можно было бы и посмеяться, если он не пользовался такой массовой поддержкой — и не только в России, но и за её пределами. Пропаганда «русского мира» как воплощения мировоззренческой архаики легла на застарелые комплексы населения всего постсоветского пространства, как на старые дрожжи. Украина в этом смысле вовсе не была исключением — хотя бы потому, что к началу 2014 году она не слишком далеко отстала от «достижений» России в смысле опошления идеи развития свободного общества. Те же фантастические масштабы государственной коррупции (при гораздо более скромных оборотах экономики), тот же ползучий демонтаж демократических институтов и замена их формальными декорациями, та же откровенная и бесстыжая клановость в политике, такая же дивная некомпетентность первых лиц в вопросах управления, то же неумение и нежелание «элит» видеть и понимать перспективу. При президентстве Януковича сходство двух режимов бросалось в глаза, пусть даже его и маскировали постоянные «газовые тёрки» с Россией. Украина всё глубже увязала в прошлом — причём в прошлом российском.

Конечно, подобие социальных процессов в России и Украине вовсе не было случайным (закономерности общественного развития никто не отменял), но оно оказалась, к счастью, поверхностным. Потому что когда Россия ребром поставила перед Украиной вопрос, какой именно путь она предпочитает — в тихое прошлое или в неизвестное будущее, — она получила совсем не тот ответ, который ожидала.

Граждане Украины предпочли неизвестное будущее, оставив за Россией право наслаждаться её любимым прошлым без них.

Дальнейшее развитие событий показало, что выбор в пользу будущего и в Украине был радостно принят далеко не всеми. Некоторые приняли его в штыки. Цивилизационный разлом, вылившийся в аннексию Крыма и войну в Донбассе, лучше всего описывается, на мой взгляд, именно так: это вооруженный конфликт между стремлением остаться в идеализированном прошлом и желанием избавиться от этого прошлого навсегда.

Ситуация дополнительно усложняется тем, что «идеализированное прошлое» имеет название и место на карте. А вот будущее Украины пока остаётся набором разрозненных благих пожеланий — даже для большинства сторонников этой идеи. Каждый из них наполняет лозунг развития собственным пониманием, но мало кто видит это будущее как проект — или хотя бы как образ.

Это серьёзная проблема. Бытование в массовом сознании образа желательного будущего необходимо для того, чтобы такое будущее начало восприниматься обществом как реальная и достижимая цель развития страны. Пока такой образ не сформирован, процессы общественного обновления остаются без одного из главных мотиваторов.

Война

Вернёмся к вооруженному конфликту между прошлым и будущим.

Такая характеристика войны в Донбассе лишь на первый взгляд выглядит махровой банальщиной. Её анализ как эскалации противоречий разного отношения людей к общественному прогрессу даёт несколько важных подсказок о том, какие подходы помогут эту войну эффективно завершить.

Еще раз подчеркну: донбасские события и аннексия Крыма Россией — это прямое следствие государственного системного кризиса, в который Украина упорно вползала на протяжении последних двух десятилетий. В основном из-за неспособности её руководства соответствовать всё более явному запросу общества на структурные перемены.

Каждое новое правительство страны приходило к власти на волне очередного общественного запроса на развитие, но при этом ни у одного президента или премьера не хватило компетентности, чтобы перевести этот запрос в область практической реализации. Хуже того: тему развития сознательно забалтывали, низводили до чисто косметических доработок. После победы на выборах обсуждать стратегии развития страны лидеры старательно избегали, обычно ссылаясь при этом на особенности текущего момента и необходимость срочно разрешить очередную проблему взаимоотношений с Россией (эта тема была для украинских политиков вечной). Начав с раговора о необходимости реформ, каждое новое руководство Украины начинало на практике реализовывать противоположный по смыслу запрос — запрос на отсутствие перемен, «запрос на прошлое», у которого в стране тоже было много сторонников. «Запрос на будущее», однако, продолжал восприниматься обществом как основной — это видно хотя бы потому, что практически все предвыборные кампании, включая кампанию Януковича, базировались на обещаниях перемен, а не на заявлениях типа «мы хотим оставить всё как есть». «Запрос на будущее» со временем не затёрся, не стал менее острым. Наоборот — из-за разрыва между правительственными декларациями и отсутствием всякой практики, которая бы эти декларации поддерживала, запрос этот набрал силу и постепенно превратился в категорическое требование. Остановка Януковичем процесса экономической интеграции с ЕС была воспринята как несомненный отказ прислушаться к этому требованию. Это вылилось в протесты. Попытка подавить протесты силой привела ко второму Майдану.

Но для сторонников противоположного подхода выполнение требований Майдана означало крах привычного уклада и отстранение Украины от российского «идеализированного прошлого» — то есть, им предлагалось забыть их любимую патриархально-советскую утопию. Даже не «предлагалось». Их просто поставили перед фактом: возврата к прошлому, к которому они так привыкли, не будет. Ваш конформизм, сказали им, кончился.

Это было воспринято как прямое объявление войны.

Именно этим были порожден всплеск и распространение социальных фобий, ожидания «карательных акций правосеков», опасения «этнических чисток против русскоязычных» и прочих воображаемых ужасов сверхнового времени. Иррациональный страх перед неизвестным будущим требовал каких-то понятных образов — и такие образы тут же порождались коллективным бессознательным и подхватывались пропагандой. А начало вооруженного вторжения России перевело тему войны из области отвлечённых социальных фобий в сферу вещной реальности.

Итогом мировоззренческой эскалации стало то, что часть страны просто отказалась идти в будущее, которого она, во-первых, не понимала, и, во-вторых, понимать категорически не хотела.

Особенно пугала людей их собственная железобетонная уверенность, что в этом непонятном «мире будущего» для них места нет.
Идеология, либерализм, децентрализация

Такая уверенность — прямое следствие типичного для массового советского человека восприятия страны как единообразно построенной и унифицированной системы. При том, что СССР вовсе не был сплошным монолитом (хотя бы из-за множества региональных различий), для его граждан было характерно единое (разделявшееся огромным большинством) представление о «правильности» советского образа жизни. Отклонения от него, конечно, допускались в определённых пределах, но никак не приветствовались. И жить вне этой системы представлений обычный советский человек был просто не в состоянии, любое отчуждение от неё воспринималось как наказание. Помните шутку про самый страшный советский фильм ужасов «Потеря партбилета»? Она как раз об этом — о страхе отчуждения от системы.

Привычка к мировоззренческой монолитности, унаследованной от «единственно верной» коммунистической идеологии, сохранилась даже после того, как сама идеология показала себя нежизнеспособной. Многоукладность и равная применимость в общественной жизни различных подходов воспринимается многими (особенно в современной России) как признак крайней слабости государства, его неспособности сформировать рационально устроенную единую и жесткую структуру. В понимании сторонников этого подхода, «норма» может быть только одна. Допустить, что реальность может описываться разными моделями и с разных ракурсах, такие люди могут только с явным усилием. Если у них уже есть заведомо «правильное» миропонимание, то любое другое воспринимается ими как заведомо «неправильное». Идеологический оппонент при таком подходе неизбежно начинает восприниматься или как идиот (какой же вменяемый будет придерживаться «неправильной» идеологии, если все знают, какая «правильная»?) или как доказанный диверсант (знает ведь, как «правильно», но всё равно говорит наоборот — значит, или сознательный враг, или врагами подкуплен).

Между тем, сосуществование разных идеологий и сочетание разных способов организации жизни — естественная черта современного либерального социума. В свободном обществе ты не можешь навязывать другим свой образ жизни, и никто другой не может навязать образ жизни тебе. Человек принимает баланс прав, обязанностей и ответственности за нарушение законов, который общество ему предлагает, и с этого момента считается его полноправным членом независимо от того, какой идеологии он придерживается, какую религию проповедует и как обустраивает свою частную жизнь. Лишь бы гражданин законы соблюдал, а остальное — его и только его дело.

Это даже нельзя назвать «идеологической толерантностью», это обычное отношение свободного человека к индивидуальным особенностям равных ему сограждан. Остро реагируют на чужое мнение и чужое мировоззрение или те, кто не уверен в обоснованности и устойчивости своих собственных, или те, кто своей идее полностью подчинён. Если человек уверен в своих взглядах, ему, по большому счёту, всё равно, что по этому поводу думают другие. Его свобода никак не зависит от их мнения и не ограничивает свободы других.

Социум, который даёт своим гражданам множество вариантов выбора, обычно легко подхватывает новации и поэтому быстро развивается.

Напротив, идеологическая монолитность и структурная жесткость делают общество неповоротливым, неспособным адаптироваться к новым условиям и нетерпимым к альтернативным воззрениям.
Когда эти два подхода сталкиваются в рамках одного социума, конфликта можно избежать именно за счёт либеральной индифферентности и гибкости. Если некоторые из граждан хотят жить внутри «идеологического монолита», то никто, с точки зрения либеральной парадигмы, не вправе им это запретить — пусть обустраивают для себя комфортную среду за счёт доступных им ресурсов и живут в ней в своё удовольствие. Лишь бы они не требовали, чтобы и все остальные жили по их правилам и никак иначе.

По большому счёту, идея децентрализации «вертикали власти» и значительного усиления прав самоуправления заключается именно в этом — чтобы каждый регион, город, район мог сам, под свою ответственность, решать важные для его населения вопросы в пределах, которые напрямую не ущемляют интересы жителей других регионов, городов и районов и не противоречат общенациональным кодексам.

Оптимистический сценарий — пессимистичен

Если бы такой подход был реализован в Украине десять-пятнадцать лет назад, проблема донбасского сепаратизма вообще вряд ли бы возникла, и уж наверняка не привела бы к масштабному кровопролитию. Донбасс, если бы захотел, создал бы за счёт своего ресурса и только для себя тот образ жизни, о котором мечтал, реализовал свой «запрос на прошлое» и проверил бы на практике, насколько этот путь хорош.

Не сбылось. Время для безболезненных перемен было трагически упущено.

До весны 2014 года возможность сглаживания противоречий между запросами на «будущее» и «прошлое» путём дискуссии теоретически еще существовала, но начало военных действий возможность политического диалога сторон уничтожило. Когда начинают говорить пушки, замолкают не только музы. Война прекращает любой рациональный обмен мнениями. Спорщики могут сколько угодно сопоставлять аргументы, но при этом они прекрасно понимают, что слова весят мало, пока спор ведёт свинец.

Еще хуже то, что военная победа над сепаратистами вовсе не уничтожит сам сепаратизм — она загонит его в подполье, в «зелёнку» и в схроны, и это будет означать, что полноценного возвращения к политическому диалогу тоже не будет. Идею, какова бы она не была, нельзя победить силой оружия. История Украины, России и всего мира доказала это с полной наглядностью.

Даже поверхностное моделирование ситуации на Донбассе показывает, что и самый оптимистичный для Украины вариант разрешения военного конфликта не приведёт к мировоззренческой победе.

Допустим (сознавая полную произвольность этого допущения), у России внезапно пропадает желание поддерживать донбасский сепаратизм. Неважно, как и из-за чего — скажем, внутренние проблемы РФ настолько обостряются, что про внешние «шалости» приходится решительно забыть. Отпускники отзываются, техника вывозится или остаётся брошенной без обслуживания, российские погранцы предупредительным огнём намекают незаконным вооруженным формированиям, что их ждут, но вовсе не приветствуют. Местные бандюганы срочно завязывают с открытым сопротивлением и рассасываются. Колонны ВСУ без единого выстрела входят в Донецк и Луганск.

И на освобождённых территориях начинается именно то, чего оставшиеся в Донецке и Луганске так активно не хотят — плюс то, чего они сейчас, несомненно, очень боятся.

Для проведения реабилитации пострадавших от сепаратизма территорий Киев присылает начальников и управленцев — само собой, иногородних, потому что никто, естественно, не будет доверять ответственные должности склонным к сепаратизму местным. Самоуправление Донецкой и Луганской областей сейчас развалено или переформатировано, его нужно отстраивать фактически от фундамента, а структурам, которым удалось сохраниться, нужно будет возвращаться к работе по общенациональным регламентам. Это так или иначе означает новые инфраструктурные преобразования, тем более трудные для населения, что совсем недавно оно нечто подобное уже испытывало «благодаря» сепаратистам.

Далее: начинаются активные следственные действия по тысячам открытых уголовных дел, потому что преступлений за время оккупации на территориях «ЛНР» и «ДНР» было совершено множество и их, как и любые другие, необходимо расследовать в соответствии с действующими законами Украины.

Ещё: возвращаются беженцы, которые теперь уже как бы и «не совсем свои», потому что уехали чёрт знает куда, пока оставшиеся боролись, голодали и погибали — не то за социализм, не то за Россию, не то за компанию, не то вообще непонятно за что. Это ещё более усиливает социальную напряженность.

А по округе шарятся вооруженные банды, — причём не только из отморозков, которых не пустили обратно в Россию, но из местных «борцов за свободу», которых родные кормят и при необходимости прячут от СБУ — свои ведь, куда же их девать-то теперь, не сдавать же…

И всё это на фоне развалин местной промышленности, разрушенной логистики, неизбежной безработицы, хаоса с оформлением и переоформлением документов…

Понимаете? Даже без всякой внешней поддержки сепаратизма эти территории будет лихорадить ещё не меньше десятилетия. Слишком многие ощущают себя жертвами событий, чувствуют себя преданными Россией или Украиной, и из-за этого предательства — побеждёнными, со всеми сопутствующими этому психологическими проблемами. Отношение к России при этом наверняка ухудшится, но и отношение к Украине если и улучшится, то далеко не сразу. Социальные травмы лечатся долго и трудно, военные — ещё дольше и труднее. Комплекс поражения купируется за два-три поколения…

И это при том, что само по себе восстановление суверенитета Украины над всем регионом (которое, безусловно, совершенно необходимо) его тяжелейшие проблемы не решит. Оно лишь создаст предпосылки (но не гарантии) для того, чтобы регион можно было экономически и социально реабилитировать до уровня развития остальной Украины.

Но какой он будет в этот момент — уровень развития остальной Украины?

Реалистичный сценарий

Если Россия прекратит поддерживать сепаратистов уже завтра, то Донецк и Луганск вернутся в юрисдикцию страны с задыхающейся экономикой, бездеятельным правительством, которое больше года убеждало себя приступить к системным реформам (но так и не убедило), прокуратурой, которая не в состоянии отчитаться о ходе расследования даже самых громких дел (включая важнейшую для темы сепаратизма трагедию 2 мая в Одессе), с чередой коррупционных скандалов — и прочими прелестями нынешнего недопереходного этапа от «известно куда» к «мы не вполне понимаем чему».

Кстати, на полях: расхожее мнение, что «во всём виновата путинская пропаганда и российские спецслужбы», никакого конструктива нам не даёт — понятно же, что вопросы подъёма экономики Украины и её государственного переустройства вовсе не решатся сами собой после пресечения козней спецслужб и снижения интенсивности пропаганды. И до тех пор, пока в Украине не начнутся давно назревшие реальные преобразования, никуда не исчезнут ни сепаратизм, ни тянущая страну в прошлое экономическая и общественная архаика.

Важно зафиксировать этот момент: комплексное решение проблем экономики и социально-государственного устройства имеет для Украины значительно более высокий приоритет, чем изолированное решение проблемы донбасского сепаратизма.

Да, мне тоже хочется надеяться, что за полтора года Украина сделала и немало шагов в правильном направлении, только вот результаты этих шагов если и станут видны, то далеко не сразу. Более того: только по результатам можно будет судить, были эти шаги движением в правильном направлении или нет, а до результата ещё нужно дожить.

Но именно результаты структурных реформ и станут главным аргументом против сепаратизма. Если выход Украины на принципиально новый уровень развития и позитивные перемены в стране станут очевидными и бесспорными, перейдут из категории «мы этого хотим» в категорию «мы этого добились», у сепаратизма исчезнет его главный козырь. «Идеализированное прошлое» перестанет быть для его последователей более привлекательным, чем данное в непосредственных ощущениях настоящее.

В контексте этого понимания ситуации добиться такого результата проще всего через полную «заморозку» военной ситуации на Донбассе — например, размещением в зоне конфликта международного миротворческого контингента под эгидой ООН. Больные сепаратизмом территории, раз уж их пока нечем лечить, должны быть положены на сохранение, а к решению проблем по их полноценной реабилитации можно будет вернуться, когда у страны появятся необходимые для этого средства и компетенции. До тех пор им может быть прописан стратегический анабиоз.

Юридически эти территории будут по-прежнему иметь статус временно оккупированных. Государство сохранит за собой право регулировать режим перемещения людей и грузов через границы этих территорий, обязуется оказывать полноценную юридическую защиту прав граждан Украины и требовать от независимых международных институтов осуществления действенного контроля за положением в гуманитарной и социальной сферах на всей территории страны — включая, само собой, и территории самопровозглашенных и никем, кроме себя, не признанных ЛНР и ДНР.

Тем самым Украина развяжет себе руки для решения главной стратегической задачи — как можно более полной реализации «запроса на будущее», проведения глубоких реформ, которые должны привести общественную жизнь, структуру экономики и государственное управление в соответствие с ориентирами, которые разделяет большинство граждан страны.

Что делать

Описанный подход можно уложить в десять ключевых пунктов, в которых учтены сильные и слабые аспекты положения, в котором находятся Украина и её стратегические оппоненты, заложенные в ситуации возможности и, в некоторой степени, доступные для реализации плана ресурсы.

1. Украина должна настаивать на восстановлении своего суверенитета над временно оккупированными территориями Крыма и Донбасса на основании Конституции и действующих международных договоров. При этом Украине приходится признать, что для того, чтобы процесс восстановления суверенитета мог пройти максимально безболезненно и органично, может потребоваться довольно значительное время.

2. Следует зафиксировать понимание того, что военная победа может восстановить суверенитет Украины над оккупированными территориями, но при этом увеличит число погибших и не уничтожит сепаратистские настроения, которые и в будущем могут создавать для страны тяжелые региональные проблемы. Военное решение проблемы, таким образом, нужно признать крайне нежелательным.

3. Безусловно предпочтительный путь — восстановление суверенитета Украины над «блудными» территориями по инициативе самого населения этих территорий. Этот вариант практически исключает сохранение хоть сколько-нибудь значимого остаточного сепаратизма. Для того, чтобы такой вариант стал возможен, его следует стимулировать специальным пакетом законов для реабилитационного периода, которые будут регламентировать и стимулировать переходные процессы.

4. Долговременное и гарантированное прекращение военных действий (например, введением в зону конфликта миротворческих сил под эгидой ООН) не только предотвратит гибель людей, но и вернёт возможность для рациональной дискуссии между сторонниками «запроса на будущее» и «запроса на прошлое» (к которой готовы Украина и её союзники, но явно не готовы ни Россия, ни «военные администрации» территорий, подконтрольных боевикам).

5. Замораживание войны даст Украине свободу рук для проведения давно назревших структурно-государственных и общественных преобразований, отсутствие которых нынешнее правительство регулярно пытается обосновать «сложностями военного времени». Именно результативность этих преобразований должна стать решающим аргументом для восстановления суверенитета Украины над всеми временно оккупированными территориями.

6. Следует ясно понимать, что без результативных структурных реформ Украина проиграет свой «запрос на будущее», и это будет означать значительно более широкое распространение сепаратизма и отпадение от неё всё новых регионов.

7. В то же время сапопровозглашённые «ДНР» и «ЛНР» в условиях устойчивого мира получат возможность реализовать на пока подконтрольных им территориях «запрос на прошлое» в тех формах, которые окажутся им доступны — при условии допущения ими полноценной работы международных гуманитарных миссий для предотвращения выхода их «социального эксперимента» из-под контроля. Ни декларации о стремлении юридически присоединиться к России, ни попытки выстроить собственные властные и экономические структуры переходного времени их статуса в сложившейся сейчас ситуации не изменят, нового ущерба положению в Украине не нанесут и есть надежда, что положение населения «блудных» территорий существенно не ухудшат.

8. Для Украины одним из главных приоритетов должна стать полноценная защита прав её граждан, в том числе находящихся на временно оккупированных территориях. Это безусловная обязанность любого современного государства.

9. Для Украины одним из главных приоритетов должно стать преследование и привлечение к законной ответственности лиц, нарушивших законы Украины, в том числе на временно оккупированных территориях. Современное государство не может оставить без юридических последствий гибель нескольких тысяч граждан и массовое нарушение законных прав населения в пределах его юрисдикции.

10. Реализация перечисленных выше пунктов позволит Украине сосредоточиться ни решении главных задач — построения современного государства с эффективно работающими демократическими институтами, создание динамичной инновационной экономики на основе защищенной законом частной собственности и целенаправленное развитие общественной сферы на основе сочетания идей свободы личности и её ответственности перед социумом. Успешное решение этих задач создаст все необходимые предпосылки для безболезненного и гарантированного возвращения «блудных» территорий в её юрисдикцию — если это не произойдёт раньше в результате какого-то особо благоприятного, а потому не особенно вероятного стечения обстоятельств.

 

Детские шахматы

chess-smarter-e1442388440464Когда вы прищемили дверью палец, вам некоторое время совершенно наплевать на гепатит. Или на аллергию. Потому что палец, сволочь, болит зверски, синеет и пухнет, ноготь опять же надо спасать.

В такие моменты человеку кажется, что нет ничего важнее, чем этот несчастный палец. Добрался до аптечки, схватил первое попавшееся средство для снятия болевого синдрома при травмах. Применил. Ух ты, не болит. Победа.

А через двадцать минут морда покрывается пятнами и начинает опухать, а язык перестаёт помещаться во рту как раз в тот момент, когда диктуешь диспетчеру “скорой помощи” фамилию и адрес. Аллергический отёк, экстренная трахеотомия, госпитализация, антигистаминные препараты внутривенно.

Зато ноготь спас.

Всё это очень похоже на современную общественную жизнь: политики хватаются за больной палец (который, к слову, они же и прищемили) громко ноющего избирателя, начинают этим пальцем размахивать перед телекамерами и требовать друг от друга срочно принять меры. Принимают, причём так срочно, что не успевают оценить предупреждения экспертов о катастрофических побочных эффектах. Которые (побочные эффекты, а не эксперты) через месяц или два проявляются во всей красе и в полном соответствии с законом Мёрфи: всё, что может пойти не так, непременно идёт не так.

Проблема тут не только в политиках, но и в состоянии общественного сознания в целом. Избиратель не привык и не умеет оценивать ситуацию за пределами сферы своей компетентности и ответственности, а сфера эта ограничивается его профессией и непосредственным окружением: быт, семья, хобби. Главные приоритеты избирателя всегда находятся рядом с ним. На этом обычно и выигрывают политики-популисты, которые предлагают ему одно за другим “короткие решения”. Читать дальше

Кризис компетентности

Тягнибок, Кличко и Яценюк на сцене Майдана - ukrafoto.com
Тягнибок, Кличко и Яценюк на сцене Майдана - ukrafoto.com

Тягнибок, Кличко и Яценюк на сцене Майдана — ukrafoto.com

В прошлом феврале я мог представить только три типа политиков, которые дрались бы за право войти в новое правительство Украины и взвалить на себя ответственность за страну.

Первый тип — политик-булыжник, не способный оценить масштаб и смысл востребованных перемен. Он пребывает в полной уверенности, что всё останется по-прежнему: коррумпированные группировки будут, как и раньше, паразитировать на предпринимателях, дерибанить бюджет и беспардонно врать избирателям (а при случае и убивать их) в полной уверенности, что им всё сойдёт с рук. Представить, что такой персонаж может получить правительственный пост — и в феврале 2014-го, да и теперь, совершенно невозможно — как и триумфальное возвращение в президенты “вечно легитимного” Януковича.

Второй тип — пламенный идеалист, который считает, что мечта о процветающей Украине воплотится в жизнь просто потому, что она для него свята и нерушима. Попав в правительство, он не стал бы вникать в скучные проблемы бюджета, кадровой политики, налогового регулирования — всё это, в его понимании, должно обустроиться само, по благоволению мироздания, которое с момента получения идеалистом портфеля само собой станет гармоничным. Про компетентность таких политиков говорить бесполезно, избирателей в подобных типах привлекает напористое обаяние “маниловщины” и фантастическая лёгкость, с которой картинка светлого будущего превращается в реальность — правда, всегда только на словах. Кстати, если вы думаете, что пламенные идеалисты не могут прорваться в правительство, потому что этого просто не может быть, посмотрите на Грецию и восхититесь её примером — и ее премьером.

И, наконец, третий тип: политический самоубийца. Человек, который согласен пожертвовать личными политическими перспективами ради того, чтобы вытащить Украину из системного кризиса. Профессионал, который чувствует в себе силы продавить и осуществить меры заведомо непопулярные, но жизненно необходимые для решения задач переходного периода. Начать на фоне промышленного спада структурные реформы в экономике, запустить механизмы обновления правоохранительных структур, перестроить бюджет, снять удавку с местного и регионального самоуправления — и так далее.

Даже в феврале 2014 года, когда аннексия Крыма еще не стала свершившимся фактом, а Донбасс лишь готовился впасть в безумие, было ясно, что у “третьего типа” будет в запасе в лучшем случае год. Никакие глубокие реформы, даже самые продуманные, не могут дать мгновенного эффекта. Весь этот воображаемый год кризис неизбежно продолжался бы, постоянно сокращая ресурсы страны и оптимизм её граждан. В лучшем случае удалось бы замедлить падение, но не превратить его в рост. Однако за этот год “политик-камикадзе” обязан был начать кардинальные преобразования и придать им такую инерцию, чтобы их невозможно было остановить. А потом перейти в оппозицию, проиграв очередные или внеочередные выборы, потому что раздражение даже самого верного его электората от несбывшихся чрезмерных ожиданий было бы слишком велико. Впрочем, при вменяемом устройстве власти контролировать уже начатые реформы из оппозиции даже удобнее.

Тогда, в феврале, мне представлялось, что именно на этот вариант стоит рассчитывать.

Даже начало гибридной войны не должно было серьёзно сломать этот сценарий. Скорее, наоборот — общая беда сплачивает людей, позволяет мобилизовать дополнительные ресурсы, продлевает мандат руководства, даёт шанс на терпение тех, кто попадёт под каток перемен.

Сценарий не сломался. Он просто не “взлетел”.

Почти все мои тогдашние прикидки оказались верными, кроме главной: пришедший в правительство коллективный “политический самоубийца” показал себя недостаточно компетентным.

Он оказался неспособен установить и выдержать стратегические приоритеты при запуске преобразований. Правительство за прошедшие полтора года не создало продуманной системы реформ, скорее, его действия похожи на подмалёвку эмалью по ржавчине. Законодательные инициативы о децентрализации и самоуправлении, одни из самых многообещающих начинаний кабинета Яценюка, бессильно заброшены, связанные с ними изменения в бюджетной и налоговой политике — тоже. Заявления об “очищении власти” чем дальше, тем больше выглядит профанацией.

Профессионалы, приглашенные в исполнительную власть, уходят, потому что не получают поддержки и не видят возможности добиться результата. Эффективность правоохранительных структур и юстиции теперь измеряются, похоже, числом обвиняемых, которых не удаётся добыть из-за рубежа, и числом уголовных дел, которые невозможно передать в суд из-за ненадлежащего их оформления. И Рада, и правительство месяц за месяцем пережевывают сиюминутные вопросы политической тактики, совершенно игнорируя так и не решенные фундаментальные проблемы долговременной стратегии. Энергия и время, необходимые для давно назревших структурных преобразований, растрачивается практически впустую. Решительность в реформах видна лишь на отдельных участках, и при этом нет никакой уверенности, что эти участки не окажутся в итоге лишь всплесками в океане безбрежного самоуспокоения.

Да, победа Майдана уберегла Украину и от правительства “политиков-булыжников”, и от правительства “пламенных идеалистов”. Но правительство “компетентных камикадзе” тоже не удержалось ни в одном из своих заявленных качеств — ни в части компетентности, ни как “камикадзе”.

И теперь медленно и печально превращаются — хорошо если в тыкву, а не в булыжник.


 

Статья была опубликована 3.07.2015 на сайте еженедельника «Новое время» под названием «Политический камикадзе» превращается в тыкву»