Lingua Imperii

Ну, давайте я еще раз повторю: российский легальный политик, который считает себя действующим, будь он хоть каким оппозиционером, все равно пользуется российским политическим языком. Этот язык сформировался в последние полтора десятилетия и в нем на уровне прагматики зашиты авторитарные имперские смыслы.

Скажет кто-нибудь «права человека» − а публикой это будет распознано как «навязываемая врагами России через своих наймитов антигосударственная идеологи». Скажет «борьба с коррупцией» − будет понято как «призыв к свержению существующего строя». Скажет «признание интересов меньшинств» − прочитают «всех поголовно заставят вступать в гей-браки».

Но это восприятие на стороне аудитории. А есть еще восприятие на стороне самих ораторов. Говорить или нет на «имперском» языке − это для них не вопрос выбора, на самом деле. Они выбор сделали, когда признали себя легальными политиками и решили обратиться к широкой аудитории. Дома и в узком кругу они могут сколько угодно общаться друг с другом на русском языке либеральных интеллектуалов (хотя и тот уже насквозь пропитан реалиями имперской жизни), но с публикой-то это не пройдет. С массами ты или говоришь на их привычном языке, или не говоришь вообще. Поэтому любой российский оппозиционер, который считает себя действующим легальным политиком, в этот момент переходит на язык − и «вшитую» в него систему понятий − своего идейного противника. И почему-то не воспринимает это как полную и мгновенную капитуляцию.

Но это она и есть. Вы не можете оперировать понятиями, которых нет в языке или которые идеологически «заминированы» настолько, что меняют смысл сказанного вами на противоположный.

«Язык не только творит и мыслит за меня, он управляет также моими чувствами, он руководит всей моей душевной субстанцией, и тем сильнее, чем покорнее и бессознательнее я ему отдаюсь. Но если новообразованный язык образован из ядовитых элементов или служит переносчиком ядовитых веществ? Слова могут уподобляться мизерным дозам мышьяка: их незаметно для себя проглатывают, они вроде бы не оказывают никакого действия, но через некоторое время отравление налицо. Если человек достаточно долго использует слово «фанатически», вместо того чтобы сказать «героически» или «доблестно», то он в конечном счете уверует, что фанатик – это просто доблестный герой и что без фанатизма героем стать нельзя.»

Виктор Клемперер написал это в своих записных книжках более 70 лет назад. Он опирался на громадный опыт, накопленный человечеством в идеологическом минировании слов. Слово «буржуазный» из обозначения социальной респектабельности быстро превратилось при большевиках в обвинение, которое вполне могло закончиться смертным приговором, точно так же, как это произошло со словом «аристократ» во Франции во времена после взятия Бастилии. Слово «религия» слилось при тех же большевиках с марксовой метафорой «опиум народа» и большинством советских людей иначе и не воспринималось (кто бы сейчас что ни врал про сталинский «православный ренессанс»). Выражение «столыпинский вагон», которое обозначало вагон, сконструированный для бесплатной перевозки семей добровольных переселенцев-крестьян со всем их личным хозяйством (включая коров и лошадей) на свободные незанятые земли, всего через двадцать лет стал восприниматься исключительно как обозначение вагона для арестантских эшелонов. Да, это верно отражало советскую реальность (вагоны-то были те же), но отвечать за условия перевозки репрессированных благодаря такому словоупотреблению должен был покойный Столыпин.

Империи продлевают себе жизнь и закрепляют себя в реальности, искажая и отравляя язык. И я совершенно не сочувствую политикам, которые считают для себя возможным пользоваться этим «переносчиком ядовитых веществ» − даже ради борьбы с империями. Если они воспроизводят и распространяют отраву сознательно, они циничные негодяи. Если они делают это бессознательно, они некомпетентны и не ведают, что творят.

И в том, и в другом случае ничего хорошего они не добьются.

 

История вас не забудет, пусть даже она запомнит вас не так, как вы надеетесь

Вспыхнувшая между США и РФ «дипломатическая война» − идеальная тема для «пикейных жилетов». Они уже тут, и, конечно, их вечнозеленые тезисы при них. «Обама пукнул на выходе». «Трамп все восстановит». «С Россией это не пройдет». «Будем бить врага на чужой территории».

Мировосприятие, в которое вросла РФ за последнее десятилетие − это, возможно, самое восхитительное интегральное достижение сурковско-дугинского идеологического котла. В этом мировосприятии неудержимо процветающая Россия как суверенная и тандемная демократия находится в сердце мировых чакр и является объектом злобной зависти всех остальных стран, загнивающих под тайным игом финансово-масонского и либерально-фашистского рептилоидного и яро антироссийского псевдоктулхуизма. До 20 января воплощением этого сложносочиненного зла будет адский Обама, но небесный Путин его уже победил и переизбрал, поэтому после 20 января наступит новая мировая эра: Трамп признает Россию мировым лидером, попросит у Путина прощения за все зло, которое причинил России предыдущий американский император, и прикажет всем странам покупать российский газ по прежней цене. Адскому Обаме, в свою очередь, невыносима такая победа России, поэтому он решил перед уходом максимально осложнить Трампу отношения со светочем и истоком мировой духовности и начал с Путиным дипломатическую войну, хотя доказательств против России у него никаких нет и быть не может, потому что у России есть ядерное оружие.

Ребята, продолжайте в том же духе, я вас очень прошу. Каждый раз, когда вы приходите ко мне в фейсбук и излагаете отдельные элементы бегло описанной выше мировоззренческой панорамы, я не могу отказать себе в удовольствии и всячески настаиваю, чтобы вы с полным осознанием ответственности и правоты следовали вашим установкам. Не моему изложению (я-то стебусь), а вашему пониманию (оно-то всерьез). Ни в коем случае не отступайте от осознанно выбранного вами пути. Действуйте строго в соответствии с вашим планом. Чем четче вы будете придерживаться ваших принципов, тем сильнее будет итоговый эффект.

Да, я сознаю, что это бесчеловечно − смотреть, как лемминги с пылающими глазами мчатся к обрыву. Но, черт побери, вы же не лемминги. Вы личности, граждане своей страны, которые сознательно выбрали для себя и для нее цель и способ ее достижения. Вы многократно и ясно дали понять, что вас ничто не остановит. Вы уверены, что ваш путь верен, и что все прочие заблуждаются из-за того, что у них нет ваших главных достоинств − безгранично-духовной веры в свою правоту и газопроводов. Что лемминги не вы, а все прочие.

Поэтому говорю вам: вперед. История вас не забудет, пусть даже она запомнит вас не так, как вы надеетесь.

Осуществите свое предназначение и свой выбор. У меня все.

Лояльность авторитарным законам как грех российского либерализма

epa05183632 People participate with a banner 'Russia will be free' during a memorial march for Boris Nemtsov to mark the murder's first anniversary, in Moscow, Russia, 27 February 2016. Boris Nemtsov, liberal opposition leader and sharp critic of president Putin, was killed on 27 February 2015 by a group of Chechen military servicemen. Five were arrested, one was killed during detention, and one of organizers is still wanted.  EPA/YURI KOCHETKOV

Фото: Юрий Кочетков / EPA

Как современные операционные системы не могут работать на конвейерном центральном процессоре советской вычислительной машины БЭСМ-6, так и либеральная парадигма не может работать на платформе авторитарного государства.

Фейсбучный диалог лидера оппозиционной «Открытой России» Михаила Ходорковского и замгендиректора телеканала АТР Айдера Муждабаева о том, как видит проблему деоккупации Крыма российская либеральная оппозиция, интересен не только потому что этот обмен мнениями в очередной раз выявил расхождения во взглядах российского и украинского либерализма. Важно отметить, что именно специфически понимаемый либерализм гарантирует лояльность «антипутинской» оппозиции существующему в России режиму.
У любой социальной идеологии есть границы, в которых она применима. Для либерализма эти границы довольно четко определены. Одним из важнейших либеральных принципов является верховенство закона и равенство перед ним всех граждан. Только в том случае, если этот принцип уже реализован и защищен, либерализм можно считать по-настоящему внедренным в общественную практику. До тех пор, пока это условие не выполнено, либерализм существует в обществе лишь как более-менее абстрактная философская концепция. Он может вдохновлять, давать ориентир для общественного развития, но не может быть по-настоящему действенным инструментом общественного устройства. В авторитарных государствах даже либеральные перемены или вводятся привычным авторитарным путем (как это было с реформами Александра II в 1860-х годах), или случаются после того, как режим схлопывается и воодушевленные либералы успевают втянуться в вакуум, образовавшийся на месте прежней власти (как это ненадолго произошло в Петрограде в феврале 1917 года)… [ Дальше ]

Приднестровье: козырь десятилетней выдержки

Одна из главных проблем пропаганды в том, что в нее верят.

Россия много лет и на полном серьезе сообщает внешнему миру о своем духовном, экономическом и политическом величии, о своем праве быть наследницей трагически умученного врагами СССР, о своих грандиозных природных богатствах, которым другим странам предлагается безнадежно завидовать и вожделеть их до потери связи с реальностью. Хотя внешний мир большей частью просто принимает это вещание к сведению, есть категория слушателей (часто это бывшие советские люди), которые в эту картинку верят.

Казалось бы, для пропагандистов это успех. Однако случается и так, что образ безоблачно могущественной Империи, созданный пропагандистами в удаленном массовом сознании, начинает жить собственной жизнью и наносит реальной России чувствительный урон. 

Люди, понимаете ли, ждут от Империи свершений, а она даже данное слово не держит.

Чем дальше выдумка от реальности, тем сложнее реальности этой выдумке соответствовать. Рано или поздно в их связке что-нибудь да треснет, и тогда могущественная иллюзия расточится, завеса падет и вместо поднебесного храма откроет изумленным взыскующим взглядам вполне бытовой вид пригородного общежития с хронически облупившимся фасадом и удобствами во дворе.

Десятилетиями некоторые верили, что идеальная Россия рано или поздно придет и принесет им долгожданное счастье. Но у реальной России, когда она все-таки приходила, в изобилии находились для страждущих только оружие, бесхозяйственность и прозябание. Это вполне наглядно видно на примерах Абхазии, Южной Осетии и Донбасса. Пример Крыма тоже пока не выглядит убедительным тому опровержением — впрочем, а вдруг?.. Люди же верят.

В то же самое до сих пор верят и в Приднестровье.

Почти ровно десять лет назад, 17 сентября 2006 года, в непризнанной Приднестровской Молдавской Республике (ПМР) был проведен референдум с двумя вопросами.

Первый вопрос звучал так: «Поддерживаете ли Вы курс на независимость Приднестровской Молдавской Республики и последующее свободное присоединение Приднестровья к Российской Федерации?» На этот вопрос около 98% участников голосования ответили «Да».

Формулировка второго вопроса предлагала ситуационную альтернативу первому: «Считаете ли Вы возможным отказ от независимости Приднестровской Молдавской Республики с последующим вхождением в состав Республики Молдова?» На второй вопрос около 97% голосовавших ответили «нет».

Несмотря на то, что 6 октября того же года результаты приднестровского референдума 2006 года были с триумфальным единогласием признаны российской Государственной Думой, никакие иные чаемые тираспольцами шаги со стороны России предприняты не были. Руководство РФ вполне устраивал подвешенный суверенитет непризнанного Приднестровья. Для сохранения эффективного российского влияния в ПМР более чем хватало присутствия оперативной группы российских войск и ежегодных финансовых дотаций (сопоставимых по объему со всей экономикой Приднестровья). Нет ничего удивительного и в том, что Россия так и не сочла нужным выполнить свои обязательства по итоговым документам Стамбульского совещания ОБСЕ 1999 года, согласно которым она обязалась еще до 2001 года вывести свои войска с территории ПМР.

Естественно, ни Молдова, ни Украина, ни страны ЕС результаты приднестровского референдума не признали. Это было ожидаемо. Позиция России тоже была традиционна: пока российское влияние в ПМР сохраняется, ничего менять не нужно, сойдет и так. При этом, естественно, считалось хорошим тоном постоянно приглашать всех к столу переговоров, но каждый раз подчеркивать, что сама Россия в этих переговорах готова участвовать не как одна из сторон, а как вроде бы старший брат Приднестровья, который младшенького ни за что молдавским фашистам на съедение все равно не отдаст, так что непонятно, о чем вообще там за столом говорить-то.

Во многом именно поэтому результаты референдума 2006 года так и не привели к серьезным политическим подвижкам. Все ограничилось публичной демонстрацией пророссийской ориентации Приднестровья. Принимать в себя еще один эксклав, с которым у нее не было общих границ, Россия не пожелала. Мало ли где какой референдум, действительно.

Тогдашний президент ПМР Игорь Смирнов, правда, энергично заявил после референдума, что его команда будет приводить законодательство Приднестровья к высоким российским стандартам, но после выигранных перевыборов реформаторский спазм его несколько поотпустил и тема была надолго заброшена.

Внезапно накативший февраль 2014 года принес приднестровцам вдохновляющий образ Крыма, который стремительно аншлюссировал в состав Российской Федерации на основании референдума, подозрительно похожего на приднестровский 2006 года и по формулировкам вопросов, и по проценту правильно на них ответивших. Со всей серьезностью встал вопрос: почему Крыму можно за две недели, а Приднестровью нельзя даже за двадцать лет? 18 марта 2014 года спикер Верховного совета Приднестровья даже направил спикеру Госдумы письмо, в котором довольно прозрачно намекал, что кроме Крыма есть в мире и другие территориальные образования, которые хотят слиться с Россией в политическом экстазе, и что хорошо бы на основании крымского кейса прописать для такого слияния какую-никакую дорожную карту. А 16 апреля того же года официальное обращение к российским властям со сходными по смыслу намеками принял и Верховный совет ПМР.

Однако — вотще. Сияющая кремлевская утопия продолжала призывно манить к себе истинно верующих в нее через две границы, но решительно отказывалась становиться для приднестровцев явью.

Приднестровские власти два года с ревностью следили за потоком безоблачного счастья, которое захлестнуло крымчан, а потом решили взять инициативу в свои руки.

7 сентября президент ПМР Евгений Шевчук подписал указ о начале подготовки к присоединению Приднестровья к России (точнее, о приведении законодательства Приднестровья к высоким российским стандартам, на которое так и не сподвигся его предшественник Игорь Смирнов). При этом Шевчук обосновал свой указ результатами референдума 2006 года, которые все прошедшее десятилетие без особой пользы отлеживались в политических запасниках.

Если учесть, что влияние Кремля на политику Тирасполя было и остается решающим, естественно предположить, что появление этого указа инициировано или одобрено Москвой. Однако такое предположение довольно трудно вписать в какие бы то ни было осмысленные стратегические сценарии, — кроме, разве что, сценария намеренной и стремительной политической дестабилизации региона с перспективой развязывания уже не гибридной, а открытой войны, причем не только на Донбассе. Аннексия Приднестровья даст России возможность резко усилить военное давление на Украину на Юго-Западном направлении, но в то же время неизбежно втянет ее в прямое противостояние с Молдовой, а через нее — с Румынией, Евросоюзом и НАТО. При таком сценарии неизбежен выход России из множества международных соглашений, резкое усиление уже действующих в ее отношении санкций, а также введение новых, включая наиболее жесткие из ранее обсуждавшихся.

Учитывая проблемное, мягко говоря, состояние российской экономики, такой вариант больше похож на добровольное самоубийство режима. Россия по-прежнему остается критически зависима от внешнеэкономических связей, и каких бы военных успехов ей ни удалось поначалу достичь, прямая агрессия эти важные для нее связи практически полностью прекратит, отправит страну в глухую международную изоляцию и спустит ее почти буквально на подножный корм. При том, что некоторые близкие к руководству РФ идеологи давно и громко о такой изоляции мечтают, этой идее резко противоречит хотя бы размещение Россией значительных государственных средств в зарубежных ценных бумагах.

Другой сценарий предполагает эскалацию региональной политической напряженности (без открытой военной фазы) для усиления переговорных позиций РФ. Например, Россия «успокаивает» Приднестровье, а взамен требует у Запада снятия санкций. Для Запада такой сценарий означает полную политическую капитуляцию и согласие на дальнейший шантаж, все возможности для которого Россия в этом варианте сохраняет за собой. Однако Россия уже испробовала такой вариант в Донбассе и никакого успеха не добилась, а в случае Приднестровья успех выглядит еще менее вероятным.

Не выглядит обоснованным и предположение, что Москва может попытаться использовать тему Приднестровья в своей  внутренней политике — например, в компании «Единой России» на выборах в Госдуму 18 сентября. За несколько оставшихся дней тему, возможно, и удастся развернуть, но сразу после выборов Кремлю все равно придется решать задачу ослабления санкций, а еще одно ловко устроенное региональное политическое обострение международный портрет Путина вовсе не осветлит. Возможные тактические преимущества оказываются слишком малы, а весьма вероятные стратегические потери — чрезмерно велики.

Как ни парадоксально, вероятнее всего в случае с указом Шевчука мы имеем дело с артефактом не российской политики, а российской пропаганды. Возможно, президент ПМР вслед за своим народом банально устал ждать, когда непогрешимая, но, увы, непограничная Небесная Империя обратит на него внимание, и решил таким образом напомнить о себе. Основания нашлись в референдуме десятилетней давности. В самом деле, давно пора было что-нибудь с ним сделать, нельзя же вечно откладывать такой сильный козырь на потом. В Крыму же он сыграл, верно? К тому же, по российскому телевидению постоянно говорят про «русский мир», который страстно стремится к воссоединению, и который Россия непременно в себя примет, как сакральный Крым. Нужно только сделать решительный мужественный шаг в могучие материнские объятия, а потом все будет безоблачно и чисто, как в СССР. И как в Крыму. И хоть камни с неба, в самом деле, потом-то чего бояться…

Это очень смешная и очень художественная версия, конечно, но в последнее время мы имели счастье наблюдать и более выдающиеся глупости даже от политиков с репутацией серьезных — вспомните, например, референдум о Brexit. А в случае с Приднестровьем речь идет о депрессивном псевдогосударстве на содержании, которое за двадцать пять лет привыкло жить созданными российской пропагандой иллюзиями, и на уровне безусловных рефлексов исходить из того, что эти иллюзии правдивы. И то, что желание этих людей воссоединиться с «русским миром» может Россию в ее действительной ситуации просто доконать, банально ими не осознается.

Как было сказано в самом начале, одна из главных проблем пропаганды в том, что в нее верят.

[ Колонка опубликована на LIGA.net ]

Добро пожаловать в цугцванг

Высшим классом стратегии я считаю организацию для противника такого положения, в котором он начинает любыми своими действиями вредить сам себе. Цугцванг без возможности сдаться. Вот после этого можно сесть на берег реки — и далее по тексту.

Правда, большую часть удовольствия от достижения такого результата противник может подорвать, загнав себя в цугцванг самостоятельно. Сделать себе хуже таким образом, чтобы никто другой не мог бы записать это достижение на свой счет. И таким образом как бы победить, проиграв на своих условиях.

И тут для полноты стратегического результата важно клиента вовремя откачать и обрадовать: живи, родной, вот повестка, распишись.

Возможно, это выглядит для кого-то парадоксом, но санкции Запада против путинского кружка — это не только средство давления, но и отдушина, которая дает России возможность не влезть в такой стратегический мешок и не сорваться в спираль самоуничтожения. Санкции снижают скорость схлопывания режима. Чтобы дров не хватало на то, чтобы раскочегарить котел до предела и вхерачиться в стенку на полной скорости. Чтобы приходилось вынужденно экономить, снижать температуру, чтобы появилось время на то, чтобы оглядеться и понять, что там впереди. Включить мозги.

Это ничего не гарантирует, конечно, только дает возможность, которой нужно еще догадаться воспользоваться. И беда в том, что котел-то, может, и остывает, но мозги-то нет. Внутренний ресурс их саморазогрева уникален, и тут мало что можно сделать извне.

Чтобы вы не думали, что это только про Россию: обратите внимание, что описанная в начале стратагема превосходно описывает и поведение правительства Яценюка в последние недели.

(Из фейсбука)

Россия, как и было сказано

Сбитый СУ-24МОчередное нарушение Россией воздушного пространства Турции, сбитый самолет и уничтоженный вертолет, а также последующее осеннее обострение российской внешнеполитической риторики вызывают  ассоциации не только драматические, но и куда менее уместные.

Есть такая старенькая комедия “Мышь, которая вдруг зарычала”, примечательная, в основном, тем, что половину ролей со словами в ней сыграл неподражаемый Питер Селлерс. Сюжет там простой, но наглядный. Великое княжество Фенвик, территориально совпадающее с одноимённой деревней с винодельней, живет только за счет поставок вина в Калифорнию. И вдруг в Вашингтоне по совершенно левому поводу меняют какой-то торговый регламент, который делает этот экспорт невозможным. Великое княжество оказывается перед угрозой экономического краха, потому что никто, кроме безалаберных калифорнийцев, пить фирменное фенвикское вино не готов. Выход находится такой: Фенвик объявляет войну США, чтобы сразу после начала военных действий сдаться. И затем безбедно существовать на правах территории, которую обязана содержать страна-победитель. Война объявляется телеграммой, а военные действия должен начать взвод ритуальной стражи, вооруженной арбалетами.

При том, что логика и развитие ситуации типично комедийные, “стратегия победы” строится на вполне трезвом понимании реалий: есть сверхдержава США, и есть “нанодержава” Фенвик. При такой разнице масштабов война между ними возможна только комедийная, карнавальная. Поскольку все заинтересованные стороны (по идее) это понимают, действовать они должны вполне адекватно ситуации.

Достаточно перевести взгляд с экрана в зрительный зал, чтобы убедиться, что за прошедшие после выхода фильма полвека адекватности в мире стало значительно меньше. Особенно наглядно это проявляется в путинской России. Ее руководители никак не могут смириться с тем, что их стараниями страна фактически покинула список мировых лидеров, и продолжают вести политику, которую, по их представлениям, обязана вести сверхдержава. Выглядит эта политика примерно так: мы самые большие, и поэтому заведомо правы и делаем, что хотим; мы не считаемся ни с кем, кого считаем слабее себя; никто нам не указ; мы запросто позволяем себе в отношении других, то, что никому не позволим в отношении нас; любые подписанные нами договора мы признаем только до тех пор, пока они не начинают противоречить предыдущим пунктам.

Россия, конечно, еще никак не «Великое княжество Фенвик» — ни по фактическим объемам экономики, ни по реальному влиянию на мировую политику. Но при этом Россия так же зависима от мирового рынка передовых технологий и цен на углеводороды, как Фенвик от жажды нетребовательных калифорнийских алкоголиков. И эта зависимость почти тотальна. Собственная производственная база в РФ застряла в лучшем случае на уровне 1980-х в то время, как весь мир за три десятилетия решительно ушел вперед. Превосходя любую другую страну по территории, Россия уступает по уровню развития информационно-коммуникационных технологий не только хоть как-то сравнимой с ней по размерам населения Японии, но даже Люксембургу и Монако (см. ICT Development Index 2014), причем вся материальная база этих технологий импортная. Занимая пятое место в мире по производству автомобилей, Россия как автопроизводитель практически неконкурентоспособна на мировом рынке, уступая по объемам экспорта не только лидерам, но даже Венгрии и Таиланду. По оценке общего объема экспорта огромная Россия занимает в мировом рейтинге почетное восьмое место — и, по иронии ситуации, делит его с отдельно взятым городом Гонконгом (экономические показатели которого традиционно считаются вне показателей материкового Китая) и пропускает вперед крошечные Нидерданды.

Сама для себя Россия, может, и хороша, но в остальном мире ее акции как участника мировых процессов падают с каждым годом все ниже. Это приводит к тому, что внутреннее восприятие все более рассинхронизируется с внешним: по своим собственным меркам, Россия безусловный мировой лидер (ибо ее «субъективный мир» самой Россией и ограничен), но за пределами России эти мерки, понятное дело, не используются, а потому предъявляемые Россией претензии на мировое лидерство практически никто не понимает и не принимает. Зато эти мерки и претензии остаются чуть ли главной доминантой внутри страны — и именно на их основе принимаются крупные решения вроде начала военного вмешательства в Сирии.

Россия ведет себя как полностью потерявший адекватное восприятие реальности шизофреник, для которого его собственное искаженное мировосприятие является единственно возможным. Для него хихикающая над ним лошадь всегда прячется за углом, весь мир участвует в заговоре и ежедневно травит его едой, которую куда полезнее уничтожить, чем съесть, а сверхценные жидкости тела из него еще не высосали только потому, что боятся боевого применения спрятанного под койкой ядерного веника.

На фоне этой клинической картины комедийное княжество Фенвик, объявившее войну США, выглядит эталоном здравого смысла.

Но какова бы Россия ни была, она существует именно в реальности, которая, кто бы что ни думал на этот счет, для человека трудноуправляема. Даже самые адекватные и проработанные планы регулярно срываются. В фильме война Фенвика с США разворачивается и заканчивается совсем не так, как планировалось. В реальности 1914 года продуманный до малейших нюансов победный план Шлиффена почти сразу с треском провалился и в итоге привел Германию к катастрофе. Совсем свежий пример: итоговая и очевидная неудача стран «антисаддамовской коалиции» в Ираке.

Модели для принятия решений, которые в РФ называются «геополитическими», правильнее было бы называть «психополитическими». Сегодняшняя Россия строит свои глобальные планы на основе классического “бреда воздействия со стороны внешних сил” по Шнайдеру, а потому шансы на успех ее начинаний стремятся к нулю. Зато шансы устроить глобальный шухер в том или ином варианте, включая ядерное возмездие воображаемым недругам, вполне реальны.

А надежд, что она, как нобелевский лауреат Джон Нэш, сумеет сама взять свою болезнь под контроль, видимо, нет совсем.

Бомбить печеньки!

[Колонка опубликована на LIGA.net]

Согласие Совета Федерации РФ на использование в Сирии ВВС России было ожидаемым и логичным развитием событий. И дело здесь не только в том, что с режимом Асада связаны политические и экономические интересы России (хотя, в первую очередь, конечно, дело в них), но и в том представлении о современном мире, который выстроило для себя — а заодно и для россиян — нынешнее руководство России.

В этом представлении какое-то удивительно значимое место занимает вера в то, что устойчивый политический режим можно свергнуть извне за сравнительно небольшую денежку. Путин снова сказал об этом, выступая в ООН — «использовали недовольство значительной части населения действующей властью и извне спровоцировали вооруженный переворот».

Издеваться над убогими грешно, по совести, их надо бы лечить. Но даже при том, что чужим тараканам никто не воробей, понять их резоны все-таки стоит. Хотя бы попытаться.

Вот есть великая и могущественная Россия. У нее есть зарубежные друзья, очень приличные люди. Их немного, потому что остальные какие-то совершенно неприличные, которые против России злоумышляют. Хотят отнять ее природные богатства. Ничтожные, загнивающие и завистливые недруги. Из-за этой зависти они мучают друзей России и свергают им режимы буквально за печеньки и чуть ли не деревянными требушетами.

Неплохо на безусловно международной арене национальное могущество России  продемонстрировать. И сделать это теми средствами, которыми в Донбассе воспользоваться открыто ну никак нельзя — военной авиацией 

Тут неизбежно возникает вопрос: если враги задействуют в своих гнусных планах достойные насмешек печеньки и катапульты, то почему великая Россия, с ее красной икрой, самым передовым оружием и прочими межконтинентальными ракетами, ничего не может этим печенькам противопоставить? Почему не предотвращает этот враждебный цирк? Как это может быть? Ведь если можно свергнуть режим извне за сравнительно небольшую денежку, то его же можно и поддержать примерно так же, ну, может, чуть дороже, но не слишком? Так почему не поддерживаем?

Это противоречие нужно было как-то разрешить, потому что само оно (в рамках принятого в РФ мировосприятия) разрешаться отказывалось.

Разрешить его попытались в Донбассе, но там оно почему-то не разрешилось. И, вроде, не требушеты применяли, а кое-что посильнее, и не жалкие гривны тратили, а прям-таки полновесные рубли, и вместо кулька печенек целые «гуманитарные конвои» отправляли десятками фур, и народу поубивали не сто человек, а несколько тысяч — а предъявить безусловную победу российского могущества все равно не получается.

Напрашивается вывод (это мы все еще реконструируем ход мысли эффективного российского руководства, не забывайте), что Донбасс — это какие-то неправильные пчелы. Не тот масштаб. Королевство маловато, развернуться негде.

И тут в светлых головах возникает идея, что «украинский кейс» — он в мире такой не один. Что недруги уже давно пытаются колбасить  печеньками и катапультами братскую Сирию с ее абсолютно легитимным президентом Асадом. И что неплохо бы там, на безусловно международной арене, национальное могущество России и продемонстрировать.

И сделать это теми средствами, которыми на Донбассе воспользоваться открыто было ну никак нельзя — военной авиацией. Именно на ее боевое применение в Сирии было запрошено (и получено) согласие Совета Федерации.

Неизвестно, чем российская помощь режиму Асада закончится. И понятно, что обусловлена эта помощь давней историей политических и экономических связей Сирии и России. Но с какой стати снова — с трибуны ООН! — озвучивается детская вера во всемогущество госдеповских печенек, которые сначала вызвали «цветные революции» в арабских странах, затем насмерть подорвали любовь братских украинцев к российскому газу, а теперь всеми силами выжимают влияние России из ее естественного ближневосточного союзника?

Как можно вылечить эту мировоззренческую инфантильность, кто-нибудь знает? Хотя бы для того, чтобы пациент сам себе ею не навредил, не говоря уж об окружающих. Я, честно говоря, пас.

О необходимости русско-русского словаря

Love-Hate

Язык — это не только толковый словарь плюс грамматика. Язык — это также семантика и прагматика. Даже если собеседники используют одно и то же слово, но решительно расходятся по мировоззрению или мировосприятию, они могут придавать этому слову совершенно разные смыслы. Вплоть до диаметрально противоположных.

Возьмём, например, слово “свобода”. Для одних это слово означает право и способность самостоятельно управлять своей жизнью и, как следствие, самому нести ответственность за неё. Свобода в таком понимании воспринимается как нечто желательное и привлекательное, упоминание о ней вызывает положительные эмоции.

Для других то же самое слово несет полностью противоположный смысл. Для них свобода — вынужденный отказ от привычки строить свою жизнь в соответствии с традиционным укладом, подчинение чуждым идеям, навязанным извне вместе с совершенно лишней ответственностью непонятно за что. Такая свобода человеку не нужна, он её отторгает, упоминание о ней вызывает отвращение и гнев.

Получается, что у нас теперь два русских языка

Не будем сейчас разбирать генезис каждого из этих двух представлений — это совершенно другая тема. Достаточно и того, что и то, и другое представление широко распространены и постоянно сталкиваются друг с другом.

Выглядит это, например, так.

— Люди вышли на Майдан, чтобы отстоять своё право на свободу!

— Ну вот, ты сам сказал, что бунт начался из-за навязанных людям бредовых идей!

Различия в понимании термина “свобода” (как и многих других терминов — “государство”, “юстиция”, “политическая деятельность”, “духовность” и т.д.) для участников диалога настолько фундаментальны, что говорить об их “общем языке” просто невозможно.

Лексика и грамматика пока осталась теми же, но семантика (закреплённые за словами смыслы) и прагматика (смысловая связь между понятием и тем, кто его использует) уже разошлись. Получается, что у нас теперь два русских языка, которые отличаются настолько, что впору составлять русско-русский словарь.

В этом словаре нужно будет учесть, например, то, что на одном из русских языков разговор об Украине как самостоятельном государстве возможен, а на другом — нет. Взамен в нём есть обширный смысловой инструментарий для обозначения сущностно неоформленного территориального феномена, который лишен всяких признаков государственности, но зато всем, что в нём есть хорошего, обязан русскому языку.

И такое понимание не просто временный артефакт пропаганды, который легко будет при необходимости отбросить. Оно органично связано со всем комплексом уже вполне устоявшихся воззрений на то, как “устроен” современный мир (он устроен как всеобщий многовековой заговор против России, но эту интересную тему мы пока оставим лишь как заметку на полях).

Еще одна новация, свойственная только одному из русских языков — расширение семантического пространства времён специфическим оценочным уточнением. Согласно этой новации, историческое событие может приобретать характеристику “настоящего” или “фальсифицированного”.

Скажем, победа Российской Империи над Наполеоном может признаваться “настоящим” событием, а поражение под Аустерлицем и союз Александра I и Наполеона против Англии — ”фальсифицированным”; полёт Гагарина в космос является событием “настоящим”, а высадка Армстронга на Луну “фальсифицирована”, и так далее. Практика употребления “настоящего” и “фальсифицированного” прошлого развивается прямо на наших глазах, можно предполагать также появление на семантическом уровне концепций “настоящего настоящего”, “фальсифицированного будущего” и так далее.

Для выявления и каталогизации таких различий и необходим формальный русско-русский словарь — он создаст начальную основу для взаимопонимания. Если вы действительно хотите, чтобы альтернативно-русскоязычный собеседник вас услышал, говорить с ним придётся на его языке. А поскольку различия в ваших с ним русских языках заключены не в лексике, а в понятийной базе, для результативного общения придётся осознать и понять систему взглядов собеседника наравне с собственной, в то же время не переходя на его точку зрения. Это не невозможно, конечно, но для неподготовленного человека затруднительно и, как минимум, некомфортно. Иногда даже травматично.

Но если не стремиться понять друг друга, зачем тогда вообще поддерживать диалог?


Статья опубликована 5.07.2015 на сайте еженедельника «Новое время» под названием «Новый русско-русский словарь»