«Сели-встали» с Максимом Бужанским, или нужна ли в Раде жидкая фракция

Речь пойдет о вещах довольно серьезных, но начну я с Максима Бужанского.

Вообще-то, я не считаю депутата Бужанского персонажем, достойным пристального наблюдения. Я обычно не уделяю избыточного внимания участникам медийно-политических перфомансов, которые старательно и бурно имитируют собственное влияние на текущую повестку, но дальше имитации так и не идут. Или идут, но до дела не доходят.

Бужанский как раз из таких — среди так и не развившихся до индивидуальной политической субъектности нардепов фракции «Слуга народа» он подчеркнуто заметен, но для ситуационного анализа точно так же неинтересен, как и они. Образно говоря, если парламентская фракция — это пусть не особо толковая, но все-таки голова, то Бужанский на этой голове — шишка. Внешне, признаю, весьма заметная, но на внутреннее движение мысли никак не влияющая. И для моего рассмотрения поэтому совершенно не интересная. То есть, в шишке, конечно, тоже могут идти какие-то процессы, но представляющие интерес для совершенно другой области медицины.

Однако для наглядного разбора некоторых занимательных тем пример Максима Бужанского может быть полезен, и даже весьма.

А занимающий меня тезис — это гипотеза о политической природе фракции «Слуга народа».

В ноябре прошлого года я уже имел случай отметить в колонке «Фракция на скорую руку», что «…партийный список «Слуги народа» составлялся крайне спешно и на беспрецедентно вольных принципах — учитывая то, что партия в тот момент существовала только на бумаге, ничего иного ожидать не приходилось. В итоге у фракции СН сегодня есть достаточно жесткое организационное ядро, которое должно обеспечивать ее работоспособность, и намотанный на это ядро аморфный конструкт из стразиков, веточек и тряпочек, которые держатся на соплях и пластилине и нужны для изображения количества мандатов, необходимых для голосования в Верховной Раде».

Процитированное наблюдение относилось к функциональной структуре «фракции монобольшинства», но не затрагивало ее политическую природу. Как раз на примере Максима Бужанского эту природу можно попытаться показать.

Вот случай, когда Бужанский демонстративно остался сидеть, в то время как все прочие «слуги народа» встали, чтобы почтить минутой молчания память Небесной Сотни. Не сомневаюсь, что Бужанский намеренно спровоцировал возмущение в свой адрес — он вовсе не дурак, а потому последствия своих действий предвидеть способен. Именно поэтому тема для демонстрации была им избрана крайне чувствительная, так что осечки не дала бы ни при каком раскладе.

Затея, действительно, сработала. Причем возмущение общественности рухнуло не только на самого Бужанского (что ему и требовалось, поскольку шишка не может позволить себе уменьшаться в размерах), но и на всю «фракцию монобольшинства» — и это был уже бонус, заранее просчитать который было несколько сложней, хотя тоже возможно.

То есть, в итоге получилось, что вся фракция, добросовестно почтившая память Небесной Сотни минутой молчания, оказалась под огнем общественного порицания из-за того, что у нее не встал один-единственный Бужанский. Запомним это.

Через какое-то время лидер фракции Давид Арахамия сообщил журналистам в кулуарах, что Бужанский под могучим общественным давлением теперь согласен правильно вставать и садиться. А на вопрос, приложила ли фракция к воздействию на Бужанского руку (или что там у нее есть на такой случай), Арахамия спокойно заметил, что для этого не было необходимости, так как общественность сама отлично справилась с набиванием Бужанского до нужного объема и ожидаемый результат уже достигнут, так зачем же фракции этим озадачиваться.

В описанной ситуации характерно именно спокойствие, с которым лидер фракции комментировал ситуацию. Арахамия определенно показал, что воспринимает скандальера Бужанского как нечто достаточно самостоятельное в смысле не только принятия решений, но и несения ответственности за них. Фракция тоже, как он дал понять, воспринимает Бужанского как вполне самостоятельную боевую единицу. Самостоятельную настолько, что она уже умеет сама при необходимости прибирать за собой всякое такое, не привлекая для этого прочий, извините, дивизион.

Такой расслабленный подход достаточно нетрадиционен и для постсоветского политикума, и для постсоветского избирателя. Электорат привык воспринимать типичную парламентскую фракцию как сущность достаточно цельную и пирамидально структурированную, то есть — авторитарную по природе. Избиратель знает, что если такой сущности наподдать снизу, то пендель, если он достаточно силен, с высокой вероятностью дойдет до верхушки пирамиды, и там что-нибудь или мигнет, или икнет, или даже посыплется.

«Слуга народа», напротив, демонстрирует достаточно выраженную либеральную природу, для которой пендель снизу конкретно Бужанскому остается пенделем снизу только для самого Бужанского. Претензии прилетели лично к нему, а вся фракция полученный лично им пендель на себя не принимает. Не видит для этого оснований. На верхушку импульс не пошел.

Для избирателей, привыкших к совершенно другой (авторитарной) природе политических группировок, принятый «монобольшинством» «инновационный» подход выглядит, я думаю, раздражающим и диким. Избиратели привыкли, что фракции и партии ходят пафосным строем, пусть даже постоянно не попадая в ногу и в ритм маршевых барабанов. В их представлении аморфный и даже жидкий «Слуга народа», который не марширует под барабаны, а откровенно плещется под шелест дождя, вообще не выглядит как фракция или партия.

Между тем, именно такая «либеральная» по природе политическая структура более приспособлена к выживанию в ситуации быстрых перемен. Она может быстро адаптироваться, обтекать препятствия, способные наглухо стопорить более «жесткие» политические сущности, и переваривать по частям те задачи, которые не удается переварить целиком. Бизнес-сообщество, кстати, уже давно знает силу и возможности подобных структур (вспомним хотя бы «бизнес в стиле фанк» Нордстрема и Риддерстрале). Так почему бы действительно не перенести их достоинства и в политику?

Именно тут дискурс перестает быть томным, поскольку ответ на это вопрос известен — «либеральные» структуры значительно сложнее в управлении «сверху», поскольку строятся они «снизу» и значительную часть инициативы (и ответственности) оставляют именно «внизу».

Но наш «Слуга народа», как все помнят, строился «сверху», «внизу» у него в тот момент не было вообще ничего. И управляется он, — и в части стратегии, и даже в части тактики, — по-прежнему «сверху». Это вступает в противоречие с его собственной аморфной природой, которая плохо передает любой жесткий управляющий сигнал — что «сверху», что «снизу». То есть, если Бужанский в этой системе находится внизу, то достать его снизу пенделем много проще, чем сверху подзатыльником. Это дефект конструкции номер раз.

Два: «Слуга народа» функционирует в вертикально отстроенной и вполне авторитарной по природе государственной системе. И его задачей является принципиальное реформирование этой государственной системы. Для этого государственная система должна получать управляющие сигналы, которые она способна воспринять и интерпретировать. То есть — авторитарные. Даже сверхлиберальный демон Саакашвили, когда речь заходила о реформах, мгновенно превращался в демона сверхавторитарного. И это не было парадоксом: целенаправленное реформирование государства действительно требует временного усиления централизации управления им, даже если конечной целью реформы является децентрализация. Жесткость структуры государства делает его удобным для реализации единой управляющей стратегии (в нашем случае это стратегия реформирования), в то время как либеральной аморфность политической среды дает возможность для реализации множества стратегий частных. Поэтому «Слуга народа» (в его нынешнем виде) для эффективного реформирования государства Украина (в его нынешнем виде) концептуально непригоден. Это дефект конструкции номер два.

И, наконец, дефект конструкции номер три. Украина атакована Россией и находится в состоянии войны, в скобках — гибридной, — но все равно войны. Для победы в войне необходимы те же жесткость и эффективность в реализации принятых военных стратегий. Поэтому я отчаянно надеюсь, что «Слуга народа» не вздумает распространять свою аморфность еще и на военную сферу. В 1917 году подобный эксперимент был уже поставлен «приказом №1» Петросовета, который упразднил вертикаль подчинения в бывшей царской армии и ввел в ней демократию с элементами анархии. И через неделю армии просто не стало.

Всякой инновации, в том числе политической, свое время. У «либеральной» политической структуры будет блестящее будущее, если для нее удастся создать адекватную политическую среду. Но эта среда еще далеко не создана, а поэтому «либерально-жидкостный» «Слуга народа» и выглядит настолько неуместным среди давно и бесповоротно «кристаллизовавшихся» политических оппонентов.

Поэтому для эффективного движения в сторону реформ в Верховной Раде категорически необходим «Слуга народа 2.0». Нынешняя аморфность может обеспечить пассивную выживаемость фракции, но не дает ей работать как надежному проводнику стратегий.

Этап, когда фракция позволяла Бужанскому сидеть или лежать по его усмотрению и реализовывать его персональные хотелки в ущерб общей единой стратегии, закончился, когда «монобольшинству» стало недоставать голосов для принятия ключевых реформаторских законопроектов. Если ничего в такой ситуации не предпринимать, «монобольшинству» грозит естественная для «либеральных» по природе систем диссоциация на «мономеньшинства» (вплоть до отдельно сидящего Бужанского).

Позволю себе резюме. Идея была забавна, спасибо, но ее время прошло и она больше не работает. Теперь «Слуге народа» необходим рефакторинг. Как будет выглядеть его результат, будет это очередная инновация или шаг назад, к большему консерватизму — не хочу гадать, потому что стране нужна не прикольно устроенная фракция в парламенте, а практическая имплементация системных реформ параллельно с успешным противостоянием агрессии России.

А когда это получится, новая задача не заставит себя ждать. Вызовов хватает.

Что же касается Бужанского и его игр в «сели-встали», то лично меня это, к моему облегчению, не касается.

[ Колонка опубликована в издании Слово і Діло ]

«Диджитализация»: реальная реформа или виртуальная показуха?

Идея «государства в смартфоне» и связанное с нею понятие «диджитализация государства» стали одним из главных публичных трендов пришедшей к власти в Украине «команды Зеленского». Но пока остается без ответа важнейший вопрос: о чем на самом деле идет речь? О глубокой системной реформе принятых у нас технологий государственного управления и народовластия — или же просто о косметической «оцифровке» отношений между требующим перемен обществом и государством, которое не может (а часто и не хочет) вылезти из привычной архаики?

«Быть демократией» или «казаться демократией»

Во многих постсоветских странах вопрос «быть или казаться» стал до отвращения государствообразующим.

«Казаться» — это строить демократический фасад, оставаясь по природе жесткой совковой автократией (как Беларусь) или даже клептократической клановой диктатурой (как Россия). На фасадах таких режимов вывешены напоказ чучела «демократических выборов» и «верховенства права», в то время как за фасадом госаппарат старательно обеспечивает полную управляемость и первым, и вторым в своих шкурных интересах (причем совершенно искренне не различает свой интерес и «интересы государства»). То есть, вместо собственно демократии создается карго-культ, дикарское подражание, имитирующее форму без понимания содержания.

«Быть» — это строить демократические институты по-настоящему, а не напоказ. Гнать карго-культ отовсюду, где он пытается застрять. Не давать государственному аппарату подменять своими интересами интересы избирателя. На деле обеспечить эффективность механизмов и народовластия, и общественного контроля за работой государства, и верховенство права, и принципиальное сочетание набора защищенных прав граждан в комплекте с гарантированной ответственностью за злоупотребление этими правами.

Украинское государство на протяжении почти трех последних десятилетий оставалась убежденным приверженцем принципа «казаться». Даже после Революции Достоинства, к которой привело как раз нежелание общества мириться со все более откровенными потугами выдавать насквозь проеденную коррупцией имитацию за настоящую демократию, государственный аппарат так и не смог осознать необходимость и неизбежность перехода от «казаться» к «быть». Выдавать пиар реформы судебной системы за настоящую реформу некоторое время можно, но создать таким пиаром эффективную (в терминах демократических, а не коррупционных) систему правосудия нельзя. И то, что наша судебная власть после пяти лет «решительных реформ» так и осталась в состоянии прежнего полного убожества, ясно говорит, насколько «решительными» были эти «реформы».

Привычка к «потемкинским» реформам

Побочным (на самом деле — прямым) эффектом неспособности власти отойти от «имитационного» подхода стало то, что в украинском обществе еще более закрепилось отношение к институтам власти как к гнездилищу всяческого жульничества, пустопорожнего трепа, показухи и прочего арапства. Сделать иные выводы, более комплиментарные для правящих элит, практика не позволяет ну никак.

Как и следовало ожидать, когда Владимир Зеленский сменил в президентском офисе Петра Порошенко, он унаследовал от предшественника и этот самый общественный скептицизм — теперь уже обращенный на него как на первое лицо государства, которое (государство, не лицо) на деле и неоднократно доказало, что доверия не заслуживает.

Вернуть доверие к государству Зеленский может, видимо, единственным способом — проведением результативных (с точки зрения избирателей) реформ, способных изменить сложившее у общества отношение к госаппарату. Понятно, что это задача не на один президентский срок, но за свою первую и последнюю каденцию Зеленский может хотя бы запустить этот процесс. И даже если мы допустим, что его намерения именно таковы, то выбор в качестве одного из ключевых направлений именно «диджитализации» государства мгновенно возвращает нас к вопросу «быть или казаться».

Потому что «государство в смартфоне» — это концепция реформирования не государства ткак такового, а только интерфейса к нему.

Витрина без магазина

Тут нужен наглядный пример.

Вспомните Amazon.com. (Для тех немногих, кто сам не вспомнит — это один из первых в мире интернет-сервисов, который начал продавать реальные товары исключительно через интернет). Для абсолютного большинства пользователей Амазон — это в первую очередь web-сайт, на котором можно оформить покупку. Но для тех, кто знает, как устроена интернет-торговля, Амазон — это сочетание глобальной сети складских терминалов, транспортной, финансовой и информационной логистики, детально проработанных регламентов платежей миллионам партнеров и уплаты налогов, инструментов подготовки, упорядочивания и отображения данных, алгоритмов сбора, хранения и анализа информации о предпочтениях пользователей, сети проектных групп, которые разрабатывают перспективные направления (от «экологической среды» для электронных книг до собственной автоматической доставки товаров с использованием дронов) — и еще много чего. Web-сайт в этой системе, конечно, тоже есть — как интерфейс, через который пользователь получает доступ к предлагаемым товарам и сервисам.

Но много бы стоил «виртуальный» сайт, если бы за ним «в реале» не крутилась отлаженная, как часы, и каждым действием доказывающая свою эффективность коммерческая машина? Ничего бы не стоил. Он был бы просто витриной без магазина, не более. Пустышкой. Фейком. Имитацией.

И точно так же — для того, чтобы «государство в смартфоне» стало чем-то осмысленным, необходимо прежде всего государство вне смартфона, но работающее хотя бы просто эффективно. Качественно выполняющее функции, которые на него возложены. Оборона и дипломатия. Финансы и экономика. Налоговое и таможенное регулирование. Юстиция и обеспечение верховенства права. Содействие реализации инфраструктурных проектов национального масштаба. Госуправление как таковое, в конце концов, включая реформирование государством своих собственных институций.

У нас это уже есть? Нет, мы только собираемся превратить наше государство в нечто эффективное. И пока что наше государство ощутимому результату предпочитает бесконечный процесс, а практическим переменам к лучшему — имитацию таких перемен.

Но во что превращаются «государство в смартфоне» и «диджитализация» без государства, эффективно работающего «в реале»? Правильно, в «виртуальную витрину», за стеклами которой нет вообще ничего полезного для избирателя.

Зато такая «витрина» — прекрасная новая площадка именно для показухи и имитации бурной деятельности. И если учесть усвоенные за десятилетия привычки нашего госаппарата, то именно показуху и имитацию мы в этой «витрине» и будем наблюдать в первую очередь. Репутация нашей системы государственного управления такова, что иного подхода в принципе не предполагает.

Государство на расстоянии посыла

На официальном сайте каждого министерства и любого крупного учреждения есть форма обратной связи — для запросов граждан и организаций, заявлений, всякого разного. Пару лет назад я воспользовался такой формой для отправки редакционного запроса, и, не получив от министерства ответ в положенный по закону срок, позвонил в пресс-службу. Дозвонился с трудом, но зато без всякого труда выяснил, что все обращения, которые направляются министерству через официальный сайт, в лучшем случае фильтруются как спам, а в худшем — вообще исчезают в никуда, поскольку для их получения назначен несуществующий адрес. Или — или. Точнее мне никто сказать не мог. Но зато все были уверены, что раз запросы через сайт никому не приходят и нигде не регистрируются (ну, так получилось), значит, и отвечать на них по закону не нужно, и что предельных сроков ответа для пропавшего запроса закон не предусматривает.

С электронными декларациями госслужащих историю помните? Все декларации в сети. Все состояния, поместья, вся наличка и понты в ассортименте. Все видно. И при этом все громко заданные вопросы «а на какие доходы вы так шикуете» эффективно отфильтровались в спам. Или ушли на несуществующий адрес.

Уверен, что нынешний чиновничий аппарат вполне способен наладить точно такой же обмен информацией не только с «государством в интернете», но и с «государством в смартфоне». Опыт есть. Ответственность не наступает — проверено.

Точно так же и у украинского избирателя есть опыт (и еще какой) держать государство с его инициативами, показухой и пиаром на расстоянии прямого посыла. Просто на всякий случай. Просто потому, что ничего иного от государства избиратель давно уже не получал, и ничего хорошего от него не ожидает.

И такое отношение Зеленский и его команда не сможет изменить, ограничившись модернизацией одной только «виртуальной» витрины. Без синхронной модернизации и решительного поднятия эффективности «реального» госаппарата никакая новая витрина не будет иметь смысла.

То обстоятельство, что акцент «команда Зе» делает именно на «витрине», а не на том, что будет (и будет ли вообще) работать за ней, разворачивает меня к крайне пессимистическим ожиданиям.

Хорошо, что я тоже избиратель, и тоже привык держать государство на расстоянии прямого посыла. Всегда готов, только дайте повод.

А ведь так хочется оптимизма. Рационального. Предметного. Обоснованного. Вдруг государству (в лице его лучших представителей) действительно надоест «казаться» — и оно предпочтет «быть»?

Ждем пока.

[ Опубликовано в издании Слово і Діло ]

Второе гражданство и грех державной ревности

Паспорт Украины

Глава МИД Павел Климкин считает, что в Украине пора начать дискуссию по вопросу двойного гражданства.

Заявление примечательное, потому что в обществе такая дискуссия, по моим личным наблюдениям, идет уже очень давно, и не знать об этом министр не мог (и наверняка знал). Видимо, имелось в виду, что государство готово допустить для такой дискуссии то или иное «официальное» продолжение.

Этот оборот — «государство готово допустить» — я обычно использую со здоровой долей сарказма. Даже, я бы сказал, со здоровенной. Потому что в сегодняшней Украине государство на словах непримиримо и непрестанно борется с тем, что на практике оно же «готово допустить» — с безнаказанностью коррупционеров, с некомпетентностью правоохранителей и госслужащих, с откровенно пророссийской повесткой некоторых крупных медиа — и так далее. ЦИК великодушно регистрирует кандидатом в президенты Романа Насирова, наличие у которого британского гражданства подтверждено посольством Великобритании, но украинским судом отвергнуто как недоказанное. Это позорище наше государство тоже «готово допустить», потому что вынуждено постоянно ёрзать между формально очень приличными законами, по которым оно живет, и неприлично недоразвитыми институтами, которые не дают ему способности эти законы выполнять.

Паспорт Украины

С точки зрения законодательства Украины вопрос о двойном гражданстве не выглядит вопросом вообще. Формально там все четко и ясно — двойное гражданство запрещено, крапка. На практике же граждан Украины, коллекционирующих паспорта других стран, можно хорошо разглядеть даже просто включив телевизор. И если Труханов и Насиров свои коллекции лениво, но настойчиво отрицают (все-таки госслужащие, как это ни позорно для государства выглядит), то Игорь Коломойский о своих нескольких гражданствах спокойно говорит в интервью. Потому что хорошо понимает разницу между двойным и вторым (а также третьим) гражданством и больше не является госслужащим: в отличие от двойного гражданства, которое запрещено для всех граждан Украины, второе гражданство запрещено только для чиновников (да и то — запрещено, скажем так, «без фанатизма» — по закону типа нельзя, но на практике-то, если очень хочется, то очень даже можно).

Возможно, в заявлении Павла Климкина именно такое направление дискуссии и подразумевалось — давайте уж перестанем стесняться и прямо скажем, что чиновникам можно и двойное, раз уж оно для них все равно как бы есть, и повлиять на это государство не в состоянии? Нет, все-таки я предпочитаю думать о Павле Климкине существенно лучше. Человек он современный и понимает, что раз уж мы идем в Европу (хотя и не все — лица, обращенные к РФ, свободно могут идти в рифму, а это, понятное дело, совсем в другую сторону), то национальное законодательство о гражданстве действительно придется концептуально переосмысливать.

Концепция гражданства связана с концепцией государства, а в либеральных демократиях государство воспринимается в непривычных для пост-советских республик ракурсах. Оно не «владелец» страны, а часто даже не «управляющий» (для решения большинства задач хватает ресурсов самоуправления). В передовых странах оно выполянет сервисные функции, или же работает как платформа для реализации крупных общественных инициатив. Смотреть же на государство снизу вверх — это заплесневелый совковый атавизм, такой же живучий, как отвратительное административное чванство и «майбахи» у коллежских регистраторов. 

Так вот: либерально-европейский взгляд предполагает, что не гражданин является «собственностью» государства, а совсем наоборот — государство является «собственностью» его граждан. Именно из такого понимания удалось вывести принятую в Евросоюзе форму «комбинированного» гражданства, при котором национальный паспорт Франции, Германии и других стран ЕС дает также права гражданства над-национального, общеевропейского. И проблема с концепцией гражданства Украины (как я понимаю) в том, что эта концепция с общеевропейской пока не стыкуется.

Я впоне ясно осознаю, что на нынешнем этапе она и не должна с ней стыковаться — для столь решительных «стыковок» нам нужно, как минимум, сделать (попутно победив в войне) наше собственное государство дееспособным, эффективным, ответственным, хотя бы в общих чертах привести его к стандартам Европы — раз уж мы туда так уверенно идем. Попутно это отучит нас относиться к чванливой шелупени на «майбахах» как к должному и как к обыденности. Мы одна из самых крупных и при этом самая нищая на душу населения страна Европы, джентльмены и леди, и у нас самые распльцованные госслужащие и самые роскошные предвыборные партийные съезды. И граждане в большинстве почему-то не считают эти отвратительные понты чем-то из ряда вон выходящим. Сказывается многолетнаяя — с советских времен — привычка к униженности перед чванливым быдлом.

Из тех же времен — неприкрытая державная ревность, громкая обида на тех граждан, которые устали от недееспособности и неэффективности государства и отказываются от его гражданства в пользу более для них предпочтительного. Ровно такая же державная ревность была и во времена массовой эмиграции евреев из СССР — вот тебе документы сквозь зубы, да кто ты такой вообще, не нужен ты здесь никому, вали уже, пожалеешь сто раз, сдохнешь там под забором и никто тебе воды не подаст.

Государственный комплекс неполноценности и провинциальность как национальная идея выражаются и в этом тоже, и их нам также предстоит из себя вытравить.

Но прежде всего — для того, чтобы по-настоящему сделать шаг к Европе, нам придется сменить основной вектор отношения граждан с государством, поставить государство на место. А перед этим внятно сформулировать, что то за место и зачем оно вообще нужно.

Когда гражданин сможет с гордостью сказать — «Украина — это не только моя страна, но и мое государство», тогда можно будет и пересматривать концепцию гражданства. Естественно, в сторону снятия морально устаревших (до полной аморальности) ограничений для граждан и расширения доступных им степеней свободы.

И это будет уже совсем другая история.

Колонка опубликована на LIGA.net

Репутация против флогистона, или Весь плюрализм в отдельно взятой голове

Демократический плюрализм мнений подразумевает возможность получить трибуну для всех точек зрения, в том числе откровенно маргинальных и противоречащих действующим законам. В рамках этого общего принципа я не вижу возможности для исключений, для каких бы то ни было «но».

«Но» начинаются, когда общий принцип соотносится с реальной практикой. На практике конкретное СМИ совершенно не обязано предоставлять свою площадку, например, для высказываний авторов из многочисленной социальной группы «идиоты». Или для выступлений сторонников «теории заговора», группы не менее многочисленной и лишь частично пересекающейся с ранее упомянутой. Или для авторов, которые строят свои умозаключения на каких-то маргинальных парадигмах. Сторонников теории флогистона не будут публиковать в журнале современной термодинамики — разве что в разделе «физики шутят».

И эта «сегрегация» вовсе не будет означать отсутствия плюрализма в целом — потому что у сторонников «теории заговора», теории флогистона и прочих адептов есть свои СМИ, которые прекрасненько справляются с распространением любой сакральной истины, насколько бы горькой она ни была. Ограничение доступа будет означать лишь то, что для СМИ дорога его респектабельность и сохранение уважения его целевой аудитории. Мнения оно публикует разные, даже вполне противоположные, но все основанные, допустим, на минимально рациональных представлениях, а не на чьем-то коксианско-героиническом откровении насчет необщепринятого соотношения размеров банана и его кожуры. Извините.

Однако периодически подобные «откровения» посещают и редакции СМИ. Ах, внезапно понимают они, мы же отступаем от идеалов! Мы не даем слова вот этим конкретным отпетым маргиналам, и тем самым предаем свои принципы! Мы, конечно, не разделяем их убеждений, но мы же готовы помереть, чтобы они имели право эти убеждения сообщить — и именно с наших страниц!

И тогда в целом либеральный Project Syndicate публикует колонку, например, Караганова, посвященную глобальному величию России, каковое величие из ревности не хотят признать другие сверхдержавы, и что Россия пока что из милости такое унижение терпит, но этого терпения осталось уже чуть, а потом пришествие кузькиной матери станет неотвратимым, и поэтому мы требуем — оплатите наше такси. Или Deutsche Welle размещает колонку Миодрага Шорича, который сильно сокрушается о безмозглости Вселенского патриарха, подписавшего томос для Православной церкви Украины, не посоветовавшись предварительно со знающими людьми. Ну вот че он, старый дурак, ей-богу.

Не рискну говорить о суммарном впечатлении, которое производит такая «принципиальность» редакций на целевую аудиторию их СМИ, но свое личное впечатление изложу: джентльмены, если вы поддерживаете своим авторитетом то, что сами не считаете достойным поддержки, то это не принципиальность, а ее отсутствие. Принцип свободы мнений вовсе не подразумевает, что все эти мнения должны на равных существовать в одной голове, такая шизофрения совсем не равнозначна плюрализму. И, да, редакция может не разделять мнений авторов, но редакция эти мнения сочла приличным размещать, и это решение — факт, который читатель безусловно принимает к сведению.

Впрочем, это ваша репутация. Хотите ее расходовать — вольному воля. Я, ваш пока еще читатель, просто приму ее убыль к сведению.

А о моих решениях как редактора пусть судит мой пока еще читатель. Ко меня все сказанное выше тоже относится. В полной мере.

Всеобщие выборы и личный интерес

Публика так нервничает из-за наблюдаемого качества кандидатов в президенты, как будто кто-то может силой или обманом заставить избирателя голосовать за тухлую рыбу. Конечно, не может. Конечно, избиратель проголосует за нее добровольно. Гречку никто насильно в него с этой рыбой не впихнет, только по любви. И тяжелое отравление предвыборной рекламой тоже может быть только при полном непротивлении сторон.

Добровольно ж выбрали Януковича? Добровольно. Почему — не имеет значения, объяснения всегда находятся. Главное, что сами захотели себе патентованного вора в президенты — и выбрали. Для себя же, не для кого-то. Видят люди свой интерес.

Вот Одесса захотела в мэры Труханова — и выбрала. Что она, не знала, кто он и от кого? Отличненько знала. Потому одесситы за него и голосовали. Для себя же, не для дяди. За свои практически деньги. В большинстве.

То есть, они или искренне считали, что это круто, или им было все равно и гречка. Но все равно же добровольно. Что вы можете им поставить в вину — что они себе же сделали хуже? А если задача, сознательная или подсознательная, была именно такова?

«Вы хотите, чтобы ваш сердечный клапан оперировал сантехник? Удаление аппендикса — бонус!» — «Хотим!» — «Готовы за это заплатить как в Европе?» — «Готовы!» — «Федя, неси дюймовое колено, щаз оперировать будем. Да никелевое там подбери, не бронзу!»

Вы возьмете в свой магазин бухгалтера, которого с прежней работы выперли за воровство? Нет? А в парламент? Практика доказала, что да, и даже под фанфары.

Кто может людям запретить выбирать себе на голову? Да никто.

Другой вопрос — почему такая фигня.

Потому что никакого стимула для ответственного голосования у людей нет.

Раз уж государство всеми силами уклоняется от создания по-настоящему эффективной системы привлечения себя к ответственности, то этой ответственности не будет и у избирателей. Ей неоткуда взяться. Судебная реформа пыхтит, аж перегревается, но суды приговоров по ключевым делам все равно не выносят. Причин для этого находится много, но результата все равно не находится никакого. Никто никуда не спешит. Видимо, потому что никому эта ответственность не сдалась. Иначе бы давно уже систему отладили. А поскольку нет — или не хотим, или не можем. И в том, и в другом случае — голосуйте за нас снова. Обещаем и дальше, в общем, в том же духе. Взять на себя как и в прошлый год и с честью все это нести.

Я лично не собираюсь голосовать за тех, кто меня не устраивает. Никто не будет устраивать — ни за кого голосовать не буду. У меня-то ответственность есть — але тільки для себе. У вас она своя, ишшите, должна быть. Вы же тоже за демократию? А демократия — это не только права, но и ответственность. Иначе не бывает.

Вот и получается, что демократия заканчивается на ответственном избирателе, а для государства даже не начинается. Не, ну вот чучело демократии есть, сделанное из совка, но раскрашенное, вокруг которого госслужащие водят хороводы с ритуальной передачей друг другу бюджетных денег. Карго-культ. «Как это нет демократии? Вот же она» — и на чучело показывают. Смешныя.

В общем, не вопрос. Не хотите настоящую демократию вместо совковой имитации — ее и не будет. Не хотите демократию вообще, даже имитационную — ее и не будет вообще. Для себя же выбираете, не для кого-то, правда? У каждого, как было сказано вначале, свой осознанный интерес.

У меня тоже есть свой: чтобы вы думать сами начали и ответственные решения для себя принимать. Чтобы перестали у меня, у соседа, у телевизора и у рекламного стенда спрашивать, за кого вам голосовать, потому что сами решать и принимать на себя ответственность вы банально ссыте.

Не согласны? Вот и отлично.

Блокчейн для идиотов, или проблема действенности демократических заклинаний в пост-советских странах

Самый передововейший сервис и самый раз-наи-суперский блокчейн, подключенный к идиоту, не переведет его на новый интеллектуальный уровень. Все равно будет идиот с блокчейном.

Стою, жду такси. Машина выезжает со стоянки на проспект справа от меня в 20 метрах, поворачивает направо и ухерачивает в кругосветное путешествие вокруг квартала, чтобы подъехать к месту моей посадки. Из-за пробок я жду его на морозе лишние 15 минут. Но, конечно, не столько из-за пробок, сколько из-за интелектуальной мощи (500 лошадиных сил) водилы. У него был мой номер телефона, он знал, где я стою, но позвонить и попросить пройти 20 метров (10 секунд) он не догадался. У него же навигатор. Разве этого недостаточно? Там же технологии, зачем ему мозги.

У пост-советского государства те же самые проблемы. Оно заявляет о «приверженности европейским ценностям», но для того, чтобы эти ценности реально пошли кому-то на пользу, нужно перестать воровать и включить мозги. Но зачем? Они же уже заявили о приверженности всему, чему полагалось. Разве этого недостаточно? Разве нужно еще что-то делать? Какое еще «правосудие»? Мы же уже объявили о приверженности ценностям, и даже получили безвиз (оооооооо!!!!!), от размаха наших реформ все в экстазе (ааааааааа!!!!!), и блогосфера рассыпается от благоговения перед величием наших свершений. Какая судебная реформа? Это же неприятно и долго. Вы видели, что произошло с реформой прокуратуры? Она тупо не получилась, потому что для нее требовалось включить мозги. И не выключать. Поэтому после того, как выгнали этих надоедливых Сакварелидзе и Касько, все пришлось возвращать в прежнее состояние. Ну, кроме Шохина.

Причем — совершенно непонятно, почему не сработали заявления о приверженности ценностям. Должны же были, заклинания ведь проверенные, в Европе вон как работают. Почему же у нас нет? Неужели же в Европе они всерьез про «неотвратимость ответственности»? И судьи у них тоже настоящие, что ли, не такие, как у нас? И в парламенты там лезут не за долей в «потоках» и откатах, а чтобы работать с законами? И попадание во власть там не конечная цель, а лишь условие для реализации политических платформ, за которые голосовали избиратели? Да что это такое вообще — «политическая платформа»? Это, что ли, мозги нужны, чтобы это дело понять? А че делать тому, кто без мозгов, но про «верность ценностям» уже выучил? Ему же обидно чувствовать себя совковым идиотом при таком блокчейне.

Впрочем, может, и не обидно. Может, привычно уже.

Своя цензура ближе к телу

Например, каждый имеет право вводить цензуру. Любого градуса запретительства. Составлять «черные списки» книг, фильмов, дисков, картин, сайтов, салатов. По идеологическим, эстетическим, жанровым, религиозным, социологическим и анатомическим критериям. Строить пирамиды из verboten-объектов и плющить их асфальтовым катком (если есть каток, то почему бы не плющить). 

Человек имеет безусловное право изгонять из своей жизни все, что ему заблагорассудится из нее изгнать. 

Но только из своей. 

Другие к нему сами присоединятся, если захотят. А может, и не присоединятся. И тогда он отдельно от всех будет счастлив в обнимку со своими запретами.

Нельзя же запретить человеку быть счастливым на его собственных условиях, за его собственный счет и под его собственную ответственность перед самим собой.

Вторжение похитителей будущего

Михаил Златковский

Худ. Михаил Златковский

[Колонка впервые опубликована на LIGA.net]

Когда говорят что-нибудь вроде «им там наверху виднее», я чувствую, что все еще живу в Советском Союзе.

Причем когда о власти говорят «им виднее», это вовсе не признание ее компетентности и эффективности — ни того, ни другого «внизу» не чувствуется. Но это безусловное признание своего статуса в государственной иерархии. Власть «наверху», в позиции принятия решений, и «внизу» это воспринимается как данность — именно теми, кто говорит, что «власти виднее». Попытки повлиять на власть «снизу» такими гражданами (и властью, кстати) воспринимаются как покушение на иерархию, на основы государственного строя. И такое положение многие привычно называют «демократией».

Это и есть настоящий Советский Союз — автократия, для виду припудренная демократической мишурой. Вторжение прошлого, которое уничтожает наше будущее. Уничтожает прямо сейчас.

Есть такие понятия — объектность и субъектность. Субъектность (в общественной жизни и политике) — это способность активно влиять на ситуацию, принимать решения, воздействовать на общественные процессы. А объектность — это пассивная вовлеченность в эти процессы. Внутри автобуса, например, водитель субъектен, а пассажиры — объектны.

Фраза «власти виднее» — это словесный отказ гражданина от своей субъектности. Такой отказ совершенно нормален для автократий и авторитарных режимов, где гражданин именно объектен, воспринимает себя лишь в качестве одного из доступных власти ресурсов и не чувствует никакой ответственности за ее решения (как пассажир автобуса не чувствует никакой ответственности за решения водителя).

Работающая демократия устроена в принципе иначе: в первую очередь, в части распределения ответственности, — субъектность при демократии делегируется власти от избирателя. Здесь уже сравнение с автобусом не годится. Для современной либеральной демократии государство является ресурсом избирателя, но никак не наоборот. При демократии ракурс меняется кардинально — пассажир тут «больше» автобуса, он субъектен и имеет возможность влиять на ситуацию на уровне назначения генерального директора и определения бюджета всего автобусного парка, а ответственность каждого водителя — это ответственность, делегированная ему именно пассажирами (которые имеют возможность и инструменты его полномочия прекратить, если водитель даст им для этого повод).

Другое проявление привычной для столь многих избирателей «совковой» объектности — некритическая восторженность по отношению к политикам. Причем не только к представителям власти, но и к оппозиционным деятелям. «Фэн-клубы» Петра ПорошенкоЮлии Тимошенко или Михаила Саакашвили, в сущности, совершенно деструктивны, пока остаются пассивными расширениями своих лидеров и просто повторяют их тезисы, не слишком-то в эти тезисы вникая. Некритическое отношение к лидерам закономерно приводит к тому, что «фэн-клубы» поддерживают не только их удачные решения, но и явные ошибки, а сами политики достаточно редко расположены слышать критику, если рядом звучит высказанное на повышенной громкости одобрение любого их шага. Ошибочные решения из-за этого не анализируются и не исправляются, корректирующая обратная связь сначала ослабевает, а затем перестает работать вообще — и когда-то вменяемый (допустим) политик все более убеждается в своей непогрешимости, теряет связь с реальностью и становится из-за этого безнадежно самозабвенным и совершенно бесполезным для любых попыток общественных сил использовать его для какого бы то ни было конструктива.

А сохранившиеся в нынешней политике Украины авторитарные обычаи (и авторитарные же привычки большинства избирателей) гарантируют, что  никуда из политики этот испортившийся деятель не денется. Как бы он ни проваливался в прошлом, как бы ни была испорчена его репутация, «фэн-клуб» за него проголосует — как он голосует за ту же Юлию Тимошенко. Потому что именно в ней привычно видится то, чего остро не хватает причисляющим себя к этому «фэн-клубу» — субъектность как возможность и право влиять на ситуацию.

«Там наверху виднее», привычно повторяют лишенные субъектности избиратели. И снова голосуют за тех, кого потом тем же избирателям приходится вонючими тряпками гнать в Ростов-на-Дону, попутно осознавая свою политическую субъектность как необходимейшую часть своего гражданского достоинства.

Жаль, что это осознание непрочно, и что ему непросто зацепиться за реальность, отягощенную авторитарными атавизмами. «Совок непобедим», горько сетуют уже не раз победившие в себе «совок» граждане, глядя на то, как избранный на волне Майдана президент превращается в шоколадный батон, а будущее страны в очередной раз растворяется в метастазах политической демагогии.

Не нужно требовать от Петра Порошенко того, чего он не способен сделать. Если мы действительно хотим  модернизировать Украину и превратить ее в по-европейски демократическую страну, требовать нужно от субъекта демократии — то есть, от себя самих. А политики при демократии — это просто доступный ресурс, которым избиратель может пользоваться или нет по своему желанию. Если мы, избиратели, считаем, что этот ресурс годный, мы его продолжаем применять. Если считаем, что он протух, мы отправляем его в утиль.

Когда у нас будет демократия, такой подход никому не будет представляться призывом к государственному перевороту. Потому что если выбранный мной подрядчик вместо результатов работы предъявляет многостраничные объяснения, почему он задание не выполнил, но полученные деньги не вернет (а потраченное время — тем более), то гнать такого в Ростов — моя гражданская обязанность, а никак не покушение на «подрыв устоев».

Пусть осознает свою объектность и соответствует. Потому что при демократии (когда мы ее все-таки построим) нам тут внизу будет виднее. 

 

Политики как ресурс избирателя

Есть смысл кратенько сформулировать мое отношение к политикам вообще.

Для меня, как для гражданина, политик — это доступный ресурс, которым я могу пользоваться или нет по своему желанию. Могу выбирать, могу игнорировать. Если политик уже во власти, он становится ресурсом, с которого не просто правомерно, а совершенно необходимо требовать результат его работы. Если результат меня не устраивает, я его больше не выберу. Он после избрания — мой наемный работник и обязан оправдывать мое доверие. До избрания он просто свободный ресурс, который я могу иметь в виду на будущее, если вообще увижу в этом смысл.

В демократических странах такой подход на больших массах избирателей воплощается во временный общественный компромисс, который почему-то принято называть консенсусом. Выбор большинства может лично меня не устраивать, но я его принимаю, поскольку уважаю волеизъявление всех прочих граждан точно так же, как они уважают мое собственное. При этом даже политик, за которого я не голосовал, все равно передо мной ответственен по результатам его работы.

Они для меня не вожди, они не думают за меня и они не «знают лучше». Они должны давать результат, и если они его не дают, я совершенно спокойно и индифферентно буду называть их некомпетентными и лично для меня бесполезными. Само собой, остальные избиратели могут со мной не соглашаться, но это не повод как-то подгонять мой подход под мнение большинства. Единомыслие вообще порочно, оно лишает общество возможности развития.

Потребность в такой формулировке возникла из-за темы Саакашвили, который полностью вписывается в эту модель как свободный политический ресурс. Буду я им пользоваться как избиратель в своих интересах или нет, а если буду, то как именно, покажет время. Зависит от того, насколько он будет соответствовать моим требованиям и актуальным для меня как избирателя задачам.

При этом я помню, что Украина пока не является демократическим государством, а значит, мой подход в значительной степени оторван от нынешней политической реальности. Однако граждане страны уже сформулировали задачу построения демократии европейского типа — реальной, а не имитационной, — и поэтому есть надежда, что по мере решения этой задачи такое восприятие политики будет становиться все более распространённым.

Dixi.

1917 — 2017. Реквием по сбывшейся мечте

Демонстрация по случаю провозглашения Третьего Универсала Центральной Рады. Киев, 7 ноября 1917 г.

(Колонка опубликована на LIGA.net)

За свою жизнь я тысячу раз слышал и читал фразу «сбылась вековая мечта народа». Народ при этом мог подразумеваться советский, русский, казахский, украинский, монгольский, китайский или еврейский — неважно. Какой бы он ни был, этой фразой он убивался весь. Вместе с уходящей в небытие сбывшейся мечтой. Как и многие другие выражения из советского лексикона, это выражение только выглядело бравурным, а по сути оно было формой смыслового геноцида. У народа была мечта, с которой он жил веками, которая формировала его именно как народ. А потом мечта сбывалась и все.

Те, кто такую фразу тогда употреблял, почему-то считали, что сбывшаяся всенародная мечта — это хорошо. Но они совершенно не принимали во внимание, что мечты и надежды, переходя из воображения в реальность, воплощаясь, становясь явью, превращаются в собственную противоположность. Потому что природа реальности противоположна природе мечты. И поэтому сбывшаяся мечта — это очень часто просто страшно. Как только она перестает быть воздушной и нереальной, бывшая мечта вместо того, чтобы из прежнего небытия гладить мечтателей по шерстке, ощутимо и резко бьет их по лицу. Иногда даже прикладом.

В 1917 году сбылась, как затем писали в юбилейных статьях советской эпохи, вековая мечта народов Российской империи — империя развалилась ко всем чертям. И события буквально сразу пошли совсем не так, как мечталось.

Февраль 1917 года создал уникальную возможность модернизировать закосневшую в архаике страну. Но эту возможность нужно было еще реализовать. Как? Чем? Кто? Большинство либералов и прогрессистов из Временного правительства оказались тогда трагически беспомощны: реальность требовала от них принятия компетентных решений в условиях внезапной и непривычной свободы, а такого умения в бывшей империи не было практически ни у кого. Кадеты привыкли требовать от царя создать «ответственное правительство», но когда такое правительство пришлось формировать им самим, нужной «ответственности» у них как-то не обнаружилось. Хуже того: обстоятельства повернулись так, что для торжества идеалов свободы оказалось необходимым этими же идеалами и поступиться: отменить разваливший армию «свободолюбивый» «приказ №1» Петросовета; исключить «самоорганизовавшееся» двоевластие, которое совершенно лишало правительство возможности не то что управлять ситуацией, но даже понимать ее; жестко пресекать пропаганду большевиков-экстремистов и для этого ограничить такую желанную прежде свободу слова.

Все это в корне противоречило воображаемым картинам прекрасного либерального будущего и выглядело предательством «соратников по борьбе с царизмом», а потому отвергалось до тех пор, пока не стало слишком поздно.

Отвергалось, в частности, еще и потому, что дело выглядело уже сделанным. Вот же она — свобода. Разве не она была целью полувековой борьбы? И разве эта цель не была достигнута? Читать дальше